БУЛГАКОВ И «БЕСЫ». ЧАСТЬ 5: 12 тысяч лун и тысяча лет
1. Дела арифметические
Булгакововеды не раз обращали внимание на арифметическую нестыковку в последней главе романа «Мастер и Маргарита»:
«Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница» [707].
«Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?» [707]
Нестыковка состоит в том, что 12 тысяч лун - это примерно одна, а не две тысячи лет.
Расхождения объясняли незавершенностью правки романа. Но едва ли М. Булгаков или его героиня не смогли подсчитать, сколько лун соответствуют какому количеству лет. А то, что М. Булгаков не устранил противоречие простым вычеркиванием 12 тысяч лун, скорее, говорит о важности для него именно этого словосочетания в связи с мотивом бессмертия и мук совести.
2. Двенадцать тысяч и швейцарский пейзаж
12 тысяч могут одновременно отсылать к миру с Богом (через Небесный Иерусалим из Апокалипсиса), и к миру без Бога (через роман «Бесы»).
В Апокалипсисе число «двенадцать тысяч» упоминается 13 раз, в т.ч. говорится, что 12 тысяч стадий - это длина каждой из стен Небесного Иерусалима, где люди будут жить вместе с Богом.
В романе «Бесы» 12 тысяч упоминает Николай Ставрогин:
«Прошлого года, я, как Герцен, записался в граждане кантона Ури, и этого никто не знает. Там я уже купил маленький дом. У меня ещё есть двенадцать тысяч рублей; мы поедем и будем там жить вечно. Я не хочу никогда никуда выезжать. Место очень скучно, ущелье; горы теснят зрение и мысль. Очень мрачное».
В романе «Мастер и Маргарита» эти мотивы (горы, мрачное место, вечное заточение, двенадцать тысяч) присутствуют при описании площадки в посмертии, где сидит Пилат: «Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны. Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине <…>».
Швейцария в «Мастере и Маргарите» прямо не названа, но, есть основания полагать, что площадка Пилата - это гора Пилат в швейцарских Альпах. При высокой степени интереса М. Булгакова к мотиву «однофамильцев» крайне вероятно, что и Пилата он отправил на одноименную гору. Выписки о горе Пилат (примета о снежной шапке из комментариев к драме К. Р. «Царь Иудейский») есть в бумагах Булгакова.
Что нам это даёт, если эти два места взаимосвязаны, если они оба: и площадка Пилата, и описанный Николаем Ставрогиным последний приют - находятся в Швейцарии? Что такое Швейцария для Достоевского?
Обратимся к работе Т. Касаткиной «Роль художественной детали и особенности функционирования слова в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»: «Что же за странная земля «породила» (во всяком случае - воспитала) и выпустила в Россию одновременно и князя Мышкина и «общество» «бесноватых»? Где та общая точка, которая могла бы объяснить эти, по видимости, столь разные «плоды» ее? В романе Достоевского «Подросток». Там Версилов, в ответ на вопрос Аркадия прямыми словами объясняет, что есть «Швейцария» и «Женева», какую реальность они в себе содержат: «<...> - Женевские идеи - это добродетель без Христа» [с. 78].
3. «Положим, вы жили на луне»: тысяча лет
Итак, 12 тысяч - отсылка к Швейцарии и «женевским идеям», добродетели без Бога. В то же время 12 тысяч лун - это примерно тысяча лет. Мотивы луны и тысячи лет отсылают к тому моменту в романе «Бесы», где Николай Ставрогин рассуждает о муках совести в связи с луной и наличием либо отсутствием бессмертия:
«- <...> если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и... смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячу лет, не так ли?
<...>
- Положим, вы жили на луне, <...> вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?»
Первая часть рассуждений Ставрогина - первый сценарий, как будут развиваться события, если бессмертия нет: человек умер, «и ничего не будет». Отметим и запомним упомянутый при этом «удар в висок».
Второй сценарий - если бессмертие есть, но Бога нет: человек и после смерти знает и помнит о своем поступке при жизни, и смотрит на луну, зная, что его отвергают. Кто отвергает? Люди, в мире без Бога больше некому отвергать.
Третьего варианта развития событий - прощения и принятия опыта - для Ставрогина не существует. По всей видимости, для прощения нужна вера в Бога. В мире без Бога прощения и интеграции опыта нет, вместо примирения с прошлым через исцеление боли есть только забвение и отмена/отрицание прошлого («казни не было», «исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть»). Когда память болезненна, её просто отсекают.
В романе «Идиот», где мир замыкается на людях, в рассказе о Швейцарии и Мари - то же забвение: «Через них, уверяю вас, она умерла почти счастливая. Через них она забыла свою черную беду, как бы прощение от них приняла, потому что до самого конца считала себя великою преступницею». Обратите внимание на «почти» и «как бы».
4. Пилат и «удар в висок»
Из двух сценариев, доступных человеку, который живёт в мире без Бога, булгаковскому Пилату в итоге досталось «переселение с луны на землю»: «к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие [вместо удара в висок по сценарию №1] и неслыханную славу [по Ф. Достоевскому - «плюют во всю луну»]».
Но в начале романа «Мастер и Маргарита» для Пилата события развиваются по сценарию № 1: удар в висок - небытие - отсутствие мук совести.
М. Булгаков трансформирует мотив, превращая разовое действие (удар в висок) в процесс (боль в виске). Время и пространство в романе - понятия растяжимые, и по тому же принципу (а возможно, и силами тех же инфернальных персонажей), что «праздничную полночь приятно немного и задержать» и «ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов», оказывается возможным растянуть удар в висок до боли в половине головы.
Как и удар в висок, боль в виске подразумевает отсутствие мук совести. Боль в виске - это символическая очистка совести, медицинское оправдание поступка, замена этики биологией. Но в сцене суда Иешуа избавляет Пилата от головной боли, тем самым лишая его оправдания и запуская сценарий № 2 (переселение с луны на землю и вечная ненависть жителей луны). Пилат остаётся беззащитным перед душевными мучениями, которые заменяют мучения физические: «Потирая висок, в котором от адской утренней боли осталось только тупое, немного ноющее воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений».
Этот мотив известен по роману «Идиот», где кн. Мышкин утверждает, что гильотина менее гуманна, т.к. лишает человека возможности отвлечься от душевных мук на муки телесные (поскольку в мире без Бога, по Достоевскому, духовные страдания не несут пользы, а только мучают): «Подумайте: если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, всё это от душевного страдания отвлекает, так что одними только ранами и мучаешься, вплоть пока умрешь».
Ирония состоит в том, что Иешуа сопровождает излечение головной боли словами: «Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет», в то время как душевные мучения Пилата только начинаются. И после исцеления от головной боли на лице Пилата «выразился ужас». В указанном отрывке из «Идиота» слово «ужас» упоминается несколько раз, а рассказ Мышкина о казни вводится мотивом суда: «Здесь про суды теперь много говорят».
5. Два финала
Итак, для Пилата в действие вступает сценарий № 2 - бессмертие и символическое бегство с Луны на Землю: «Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?»
Пилат символически сбежал с Луны на Землю и в результате только и делает, что смотрит на Луну: и при жизни («И ночью, и при луне мне нет покоя. <...> У вас тоже плохая должность, Марк»), и после смерти («Он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. <...> к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу»).
Поскольку оправдать свои действия головной болью уже невозможно, Пилат жалуется на плохую должность, перекладывая на неё ответственность, как карамазовский чёрт - на своё «социальное положение» и «довременное назначение»: «Я впрочем во все это не ввязываюсь, не я сотворял, не я и в ответе. <…> Вот и служу, скрепя сердце, <…> и творю неразумное по приказу».
У Пилата есть два финала. Первый - уход к луне вместе с Иешуа и возможность сменить сценарий совести на сценарий беспамятства [дальше я могу продолжить только с духовнопрактической точки зрения]: «казни не было» - то есть опыт не принят и не завершен, а это значит, что в следующем воплощении эта душа снова будет проживать то же самое, но в другое время и в другой обстановке, с другой «аппаратурой», и сценарий «самого страшного порока» будет тянуться всё дальше и дальше. Только благодаря связи с высшими силами и ресурсу, который эта связь даёт, старый сценарий можно переписать. Обрубая эту связь, человек обрекает себя на вечное его повторение.
Второй возможный для Пилата финал, описанный в романе, - это уход в «необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами поверх пышно разросшегося за много тысяч этих лун сада». Что это: Небесный Иерусалим или Ершалаим, мы не знаем, как не знаем о Пилате, «плачет ли он или смеется». Исследователей обычно смущают идолы: мол, не может их быть в Небесном Иерусалиме.
А меня смущает ситуация, описанная сразу после того, как Пилат убегает (кстати, к городу Пилат убегает, а не идет шагом, как к луне в другом финале):
«- Мне туда, за ним? - спросил беспокойно мастер, тронув поводья».
Последняя попытка вырваться и не попасть в покой?
«- Нет, - ответил Воланд, - зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?»
Последнее и окончательное уловление?
Булгакововеды не раз обращали внимание на арифметическую нестыковку в последней главе романа «Мастер и Маргарита»:
«Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница» [707].
«Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?» [707]
Нестыковка состоит в том, что 12 тысяч лун - это примерно одна, а не две тысячи лет.
Расхождения объясняли незавершенностью правки романа. Но едва ли М. Булгаков или его героиня не смогли подсчитать, сколько лун соответствуют какому количеству лет. А то, что М. Булгаков не устранил противоречие простым вычеркиванием 12 тысяч лун, скорее, говорит о важности для него именно этого словосочетания в связи с мотивом бессмертия и мук совести.
2. Двенадцать тысяч и швейцарский пейзаж
12 тысяч могут одновременно отсылать к миру с Богом (через Небесный Иерусалим из Апокалипсиса), и к миру без Бога (через роман «Бесы»).
В Апокалипсисе число «двенадцать тысяч» упоминается 13 раз, в т.ч. говорится, что 12 тысяч стадий - это длина каждой из стен Небесного Иерусалима, где люди будут жить вместе с Богом.
В романе «Бесы» 12 тысяч упоминает Николай Ставрогин:
«Прошлого года, я, как Герцен, записался в граждане кантона Ури, и этого никто не знает. Там я уже купил маленький дом. У меня ещё есть двенадцать тысяч рублей; мы поедем и будем там жить вечно. Я не хочу никогда никуда выезжать. Место очень скучно, ущелье; горы теснят зрение и мысль. Очень мрачное».
В романе «Мастер и Маргарита» эти мотивы (горы, мрачное место, вечное заточение, двенадцать тысяч) присутствуют при описании площадки в посмертии, где сидит Пилат: «Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны. Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине <…>».
Швейцария в «Мастере и Маргарите» прямо не названа, но, есть основания полагать, что площадка Пилата - это гора Пилат в швейцарских Альпах. При высокой степени интереса М. Булгакова к мотиву «однофамильцев» крайне вероятно, что и Пилата он отправил на одноименную гору. Выписки о горе Пилат (примета о снежной шапке из комментариев к драме К. Р. «Царь Иудейский») есть в бумагах Булгакова.
Что нам это даёт, если эти два места взаимосвязаны, если они оба: и площадка Пилата, и описанный Николаем Ставрогиным последний приют - находятся в Швейцарии? Что такое Швейцария для Достоевского?
Обратимся к работе Т. Касаткиной «Роль художественной детали и особенности функционирования слова в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»: «Что же за странная земля «породила» (во всяком случае - воспитала) и выпустила в Россию одновременно и князя Мышкина и «общество» «бесноватых»? Где та общая точка, которая могла бы объяснить эти, по видимости, столь разные «плоды» ее? В романе Достоевского «Подросток». Там Версилов, в ответ на вопрос Аркадия прямыми словами объясняет, что есть «Швейцария» и «Женева», какую реальность они в себе содержат: «<...> - Женевские идеи - это добродетель без Христа» [с. 78].
3. «Положим, вы жили на луне»: тысяча лет
Итак, 12 тысяч - отсылка к Швейцарии и «женевским идеям», добродетели без Бога. В то же время 12 тысяч лун - это примерно тысяча лет. Мотивы луны и тысячи лет отсылают к тому моменту в романе «Бесы», где Николай Ставрогин рассуждает о муках совести в связи с луной и наличием либо отсутствием бессмертия:
«- <...> если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и... смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячу лет, не так ли?
<...>
- Положим, вы жили на луне, <...> вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?»
Первая часть рассуждений Ставрогина - первый сценарий, как будут развиваться события, если бессмертия нет: человек умер, «и ничего не будет». Отметим и запомним упомянутый при этом «удар в висок».
Второй сценарий - если бессмертие есть, но Бога нет: человек и после смерти знает и помнит о своем поступке при жизни, и смотрит на луну, зная, что его отвергают. Кто отвергает? Люди, в мире без Бога больше некому отвергать.
Третьего варианта развития событий - прощения и принятия опыта - для Ставрогина не существует. По всей видимости, для прощения нужна вера в Бога. В мире без Бога прощения и интеграции опыта нет, вместо примирения с прошлым через исцеление боли есть только забвение и отмена/отрицание прошлого («казни не было», «исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть»). Когда память болезненна, её просто отсекают.
В романе «Идиот», где мир замыкается на людях, в рассказе о Швейцарии и Мари - то же забвение: «Через них, уверяю вас, она умерла почти счастливая. Через них она забыла свою черную беду, как бы прощение от них приняла, потому что до самого конца считала себя великою преступницею». Обратите внимание на «почти» и «как бы».
4. Пилат и «удар в висок»
Из двух сценариев, доступных человеку, который живёт в мире без Бога, булгаковскому Пилату в итоге досталось «переселение с луны на землю»: «к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие [вместо удара в висок по сценарию №1] и неслыханную славу [по Ф. Достоевскому - «плюют во всю луну»]».
Но в начале романа «Мастер и Маргарита» для Пилата события развиваются по сценарию № 1: удар в висок - небытие - отсутствие мук совести.
М. Булгаков трансформирует мотив, превращая разовое действие (удар в висок) в процесс (боль в виске). Время и пространство в романе - понятия растяжимые, и по тому же принципу (а возможно, и силами тех же инфернальных персонажей), что «праздничную полночь приятно немного и задержать» и «ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов», оказывается возможным растянуть удар в висок до боли в половине головы.
Как и удар в висок, боль в виске подразумевает отсутствие мук совести. Боль в виске - это символическая очистка совести, медицинское оправдание поступка, замена этики биологией. Но в сцене суда Иешуа избавляет Пилата от головной боли, тем самым лишая его оправдания и запуская сценарий № 2 (переселение с луны на землю и вечная ненависть жителей луны). Пилат остаётся беззащитным перед душевными мучениями, которые заменяют мучения физические: «Потирая висок, в котором от адской утренней боли осталось только тупое, немного ноющее воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений».
Этот мотив известен по роману «Идиот», где кн. Мышкин утверждает, что гильотина менее гуманна, т.к. лишает человека возможности отвлечься от душевных мук на муки телесные (поскольку в мире без Бога, по Достоевскому, духовные страдания не несут пользы, а только мучают): «Подумайте: если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, всё это от душевного страдания отвлекает, так что одними только ранами и мучаешься, вплоть пока умрешь».
Ирония состоит в том, что Иешуа сопровождает излечение головной боли словами: «Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет», в то время как душевные мучения Пилата только начинаются. И после исцеления от головной боли на лице Пилата «выразился ужас». В указанном отрывке из «Идиота» слово «ужас» упоминается несколько раз, а рассказ Мышкина о казни вводится мотивом суда: «Здесь про суды теперь много говорят».
5. Два финала
Итак, для Пилата в действие вступает сценарий № 2 - бессмертие и символическое бегство с Луны на Землю: «Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?»
Пилат символически сбежал с Луны на Землю и в результате только и делает, что смотрит на Луну: и при жизни («И ночью, и при луне мне нет покоя. <...> У вас тоже плохая должность, Марк»), и после смерти («Он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. <...> к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу»).
Поскольку оправдать свои действия головной болью уже невозможно, Пилат жалуется на плохую должность, перекладывая на неё ответственность, как карамазовский чёрт - на своё «социальное положение» и «довременное назначение»: «Я впрочем во все это не ввязываюсь, не я сотворял, не я и в ответе. <…> Вот и служу, скрепя сердце, <…> и творю неразумное по приказу».
У Пилата есть два финала. Первый - уход к луне вместе с Иешуа и возможность сменить сценарий совести на сценарий беспамятства [дальше я могу продолжить только с духовнопрактической точки зрения]: «казни не было» - то есть опыт не принят и не завершен, а это значит, что в следующем воплощении эта душа снова будет проживать то же самое, но в другое время и в другой обстановке, с другой «аппаратурой», и сценарий «самого страшного порока» будет тянуться всё дальше и дальше. Только благодаря связи с высшими силами и ресурсу, который эта связь даёт, старый сценарий можно переписать. Обрубая эту связь, человек обрекает себя на вечное его повторение.
Второй возможный для Пилата финал, описанный в романе, - это уход в «необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами поверх пышно разросшегося за много тысяч этих лун сада». Что это: Небесный Иерусалим или Ершалаим, мы не знаем, как не знаем о Пилате, «плачет ли он или смеется». Исследователей обычно смущают идолы: мол, не может их быть в Небесном Иерусалиме.
А меня смущает ситуация, описанная сразу после того, как Пилат убегает (кстати, к городу Пилат убегает, а не идет шагом, как к луне в другом финале):
«- Мне туда, за ним? - спросил беспокойно мастер, тронув поводья».
Последняя попытка вырваться и не попасть в покой?
«- Нет, - ответил Воланд, - зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?»
Последнее и окончательное уловление?