Зая
Пью на днях кофе на «Лукойле». За соседним столиком -- дошкольница с родителями. Типичные пролы, о которых Оруэлл писал так: «Они рождаются, растут в грязи, в двенадцать лет начинают работать, переживают короткий период физического расцвета и сексуальности, в двадцать лет женятся, в тридцать уже немолоды, к шестидесяти обычно умирают. Тяжёлый физический труд, заботы о доме и детях, мелкие свары с соседями, кино, футбол, пиво и, главное, азартные игры -- вот и всё, что вмещается в их кругозор».
«Лукойловские» пролы, когда им было по 12 лет, конечно, ещё не работали, а получали в школе «трояки», но сейчас от них воняло быдлом, которое смотрит «Дом 2» и покупает в кредит бытовую технику. Девочка пила «Спрайт», родители, разумеется, -- ничего. Пролы, как правило, кофе не пьют. Тем более, на заправках.
Хватило короткого взгляда, чтобы нарисовать комикс жизни этой семьи, и утратить к ней всяческий интерес. Я и вообразить не могла, что такие существа способны привлечь к себе моё внимание более, чем на секунду. Но у них получилось. Произошло это в тот момент, когда прола произнесла: «Зая, положи мне сто рублей на телефон».
Я была уверена, что фраза обращена к девочке, но в ответ услышала пусть и не самый мужественный, но мужской голос: «А у тебя уже кончились, что ли?»
Тут-то моя рука со стаканчиком кофе и зависла на полпути ко рту, а взор был вынужден вернуться к семейству пролов. Точнее, к тому, кого назвали заей. Это обращение перевернуло всё моё представление о взаимоотношениях между совокупляющимися пролами.
У меня же был зайчик, поэтому я про зайчиков всё знаю. Их главная особенность -- в умении вызвать приступы неконтролируемой нежности даже у поедателей младенцев:
Прол же, которого назвали заей, если и мог вызвать приступ чего-либо, то только презрения и отвращения. Во всей его фигуре, во всех чертах сквозил сеновальный промискуитет в 20 поколениях. Прол был белёс, узкоплеч, сутул. Штанцы висели на костлявой жопе сраным подгузником. Размытое лицо отвращало нечистой кожей. Апофеоз вырождения и ходячая агитация против инцеста.
Одного взгляда на то, как убогий суёт в слот сторублёвку, было достаточно для того, чтобы понять, как он суёт в постели. И несмотря на всю его омерзительность нашлась в мире баба -- пусть и с мясистой спиной, и хвостиком уборщицы -- которая не просто терпит двухминутки секса с этим чмом, но и называет его заей. По законам разума баба должна такого презирать, с трудом выносить, ненавидеть, давать ему через «не хочу», а уж никак не «зайкать».
Паззл сложился, когда из туалета вышел подросток, который назвал пролу мамой, а «заю» -- Серёжей. Сын женщины от первого брака.
Семейство погрузилось в машину и уехало. А я, допивая кофе, сидела и думала: как же сильно обрубает амбиции курицы в отошении мужиков наличие приплода.
Наверняка «лукойловская» прола лет в двадцать была ещё ничего: сисястая, смазливая, развратная. И первенца своего она понесла явно не от полудохлого цыплока, вроде нынешнего, а от альфа-птушника: громко ржущего, громко пердящего и жмущего «с грудака».
Альфа-птушник, которого прола на своём было-уровне любила, бросил её, когда стал владельцем маршрутки. Страдала ли она? Переживала? Выла? Бесспорно. Но надо было жить дальше, а жизнь без мужика для пролы -- это не жизнь.
Альфа-быдло, которое клевало на её сиськи лет десять назад, теперь стало ей недоступно. Пришлось «лукойловской» проле согласиться на двухминутного омегу.
Испытывала ли она отвращение к его слюнявым ласкам? К его маленькому члену? К мордочке хорька с мелкими зубами? Естественно. Но низкое происхождение -- на то и низкое, чтобы уметь преодолевать отвращение. Наша прола его и не просто преодолела, но и заставила себя полюбить то ничтожество, с которым ей приходится делить и быт, и постель.
Я заблуждалась в отношении куриц, считая, что те своих оладухов массово презирают и еле выносят. Я верила, что все курицы прагматичны и рациональны и, подписываясь на чмо, не мечтают о каких бы то ни было приятных чувствах.
Всё не так. Совершенно не так.
Курица, вступая в отношения с задротом, прекрасно видит, что он из себя представляет. Ей неловко показывать его подругам. Ей стыдно сидеть с ним в кафе -- вдруг увидят? Она понимает, что её бывший альфа-птушник -- намного более видный самец, чем этот омега. Первому бы дали все её подруги, а этому -- исключительно от безысходности.
Да и сама она дала ему от безысходности. Но это не отменяет того, что бабе тошно давать тому, кто ей противен. Вот и накручивает бедная прола в себе нежность к существу, которое лишь презрения достойно. Вытаскивает на поверхность. Разжигает. И такими словами как «зая», в том числе.
Помните анекдот про дохлого кота, которого женщина кинула в чан с самогоном, чтобы муж, испытав отвращение, перестал пить? Чем дело кончилось, помните? Мужик выжимал дохлого кота и приговаривал: «Ну, киса. Ну, ещё чуть-чуть. Ну, пожалуйста». И всё-таки выжал из мёртвого животного рюмочку.
Женщина, ласкающая некондиционного мужика, напоминает алкаша из анекдота. Только тот по капле выдавливает из дохлого кота самогон, а она из себя -- нежность. А иначе -- никак. А иначе -- единственное, что остаётся, -- это пойти и вздёрнуться, ибо ложиться под ленточного червя -- самый страшный кошмар в жизни любой бабы.
Оттого и «зайкает» несчастная. Лишь бы не запить. Лишь бы не залезть в петлю. Лишь бы, пусть и выжатой через отвращение, но нежностью заглушить невыносимое чувство брезгливости к тому, над которым она ещё лет 10 назад ржала бы в голос и издевалась, а теперь берёт у него в рот.
Ну, что, заи с писюнами, открылось вам небо в алмазах, или вы так и не поняли, что этот текст -- про вас? Нет? Правда, не поняли?
Тогда разденьтесь догола и встаньте перед зеркалом в полный рост. Посмотрите на свои чахлые или жирные плечи, на свои безвольные животы, на свои сухостойные или по-бабьи пухлые ляжки. Ну, как? Нравится? Вы всерьёз думаете, что это говно действительно можно хотеть? Если так, то вы, парни, крепко утратили связь с реальностью.
«Лукойловские» пролы, когда им было по 12 лет, конечно, ещё не работали, а получали в школе «трояки», но сейчас от них воняло быдлом, которое смотрит «Дом 2» и покупает в кредит бытовую технику. Девочка пила «Спрайт», родители, разумеется, -- ничего. Пролы, как правило, кофе не пьют. Тем более, на заправках.
Хватило короткого взгляда, чтобы нарисовать комикс жизни этой семьи, и утратить к ней всяческий интерес. Я и вообразить не могла, что такие существа способны привлечь к себе моё внимание более, чем на секунду. Но у них получилось. Произошло это в тот момент, когда прола произнесла: «Зая, положи мне сто рублей на телефон».
Я была уверена, что фраза обращена к девочке, но в ответ услышала пусть и не самый мужественный, но мужской голос: «А у тебя уже кончились, что ли?»
Тут-то моя рука со стаканчиком кофе и зависла на полпути ко рту, а взор был вынужден вернуться к семейству пролов. Точнее, к тому, кого назвали заей. Это обращение перевернуло всё моё представление о взаимоотношениях между совокупляющимися пролами.
У меня же был зайчик, поэтому я про зайчиков всё знаю. Их главная особенность -- в умении вызвать приступы неконтролируемой нежности даже у поедателей младенцев:
Прол же, которого назвали заей, если и мог вызвать приступ чего-либо, то только презрения и отвращения. Во всей его фигуре, во всех чертах сквозил сеновальный промискуитет в 20 поколениях. Прол был белёс, узкоплеч, сутул. Штанцы висели на костлявой жопе сраным подгузником. Размытое лицо отвращало нечистой кожей. Апофеоз вырождения и ходячая агитация против инцеста.
Одного взгляда на то, как убогий суёт в слот сторублёвку, было достаточно для того, чтобы понять, как он суёт в постели. И несмотря на всю его омерзительность нашлась в мире баба -- пусть и с мясистой спиной, и хвостиком уборщицы -- которая не просто терпит двухминутки секса с этим чмом, но и называет его заей. По законам разума баба должна такого презирать, с трудом выносить, ненавидеть, давать ему через «не хочу», а уж никак не «зайкать».
Паззл сложился, когда из туалета вышел подросток, который назвал пролу мамой, а «заю» -- Серёжей. Сын женщины от первого брака.
Семейство погрузилось в машину и уехало. А я, допивая кофе, сидела и думала: как же сильно обрубает амбиции курицы в отошении мужиков наличие приплода.
Наверняка «лукойловская» прола лет в двадцать была ещё ничего: сисястая, смазливая, развратная. И первенца своего она понесла явно не от полудохлого цыплока, вроде нынешнего, а от альфа-птушника: громко ржущего, громко пердящего и жмущего «с грудака».
Альфа-птушник, которого прола на своём было-уровне любила, бросил её, когда стал владельцем маршрутки. Страдала ли она? Переживала? Выла? Бесспорно. Но надо было жить дальше, а жизнь без мужика для пролы -- это не жизнь.
Альфа-быдло, которое клевало на её сиськи лет десять назад, теперь стало ей недоступно. Пришлось «лукойловской» проле согласиться на двухминутного омегу.
Испытывала ли она отвращение к его слюнявым ласкам? К его маленькому члену? К мордочке хорька с мелкими зубами? Естественно. Но низкое происхождение -- на то и низкое, чтобы уметь преодолевать отвращение. Наша прола его и не просто преодолела, но и заставила себя полюбить то ничтожество, с которым ей приходится делить и быт, и постель.
Я заблуждалась в отношении куриц, считая, что те своих оладухов массово презирают и еле выносят. Я верила, что все курицы прагматичны и рациональны и, подписываясь на чмо, не мечтают о каких бы то ни было приятных чувствах.
Всё не так. Совершенно не так.
Курица, вступая в отношения с задротом, прекрасно видит, что он из себя представляет. Ей неловко показывать его подругам. Ей стыдно сидеть с ним в кафе -- вдруг увидят? Она понимает, что её бывший альфа-птушник -- намного более видный самец, чем этот омега. Первому бы дали все её подруги, а этому -- исключительно от безысходности.
Да и сама она дала ему от безысходности. Но это не отменяет того, что бабе тошно давать тому, кто ей противен. Вот и накручивает бедная прола в себе нежность к существу, которое лишь презрения достойно. Вытаскивает на поверхность. Разжигает. И такими словами как «зая», в том числе.
Помните анекдот про дохлого кота, которого женщина кинула в чан с самогоном, чтобы муж, испытав отвращение, перестал пить? Чем дело кончилось, помните? Мужик выжимал дохлого кота и приговаривал: «Ну, киса. Ну, ещё чуть-чуть. Ну, пожалуйста». И всё-таки выжал из мёртвого животного рюмочку.
Женщина, ласкающая некондиционного мужика, напоминает алкаша из анекдота. Только тот по капле выдавливает из дохлого кота самогон, а она из себя -- нежность. А иначе -- никак. А иначе -- единственное, что остаётся, -- это пойти и вздёрнуться, ибо ложиться под ленточного червя -- самый страшный кошмар в жизни любой бабы.
Оттого и «зайкает» несчастная. Лишь бы не запить. Лишь бы не залезть в петлю. Лишь бы, пусть и выжатой через отвращение, но нежностью заглушить невыносимое чувство брезгливости к тому, над которым она ещё лет 10 назад ржала бы в голос и издевалась, а теперь берёт у него в рот.
Ну, что, заи с писюнами, открылось вам небо в алмазах, или вы так и не поняли, что этот текст -- про вас? Нет? Правда, не поняли?
Тогда разденьтесь догола и встаньте перед зеркалом в полный рост. Посмотрите на свои чахлые или жирные плечи, на свои безвольные животы, на свои сухостойные или по-бабьи пухлые ляжки. Ну, как? Нравится? Вы всерьёз думаете, что это говно действительно можно хотеть? Если так, то вы, парни, крепко утратили связь с реальностью.