Конкурсный текст №26
In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… - kroharat
«…Морской ветер вливался сквозь широко распахнутые окна густыми, тяжелыми волнами… Он приносил с собой дары - чаячьи крики, гагарочий пух, мелкие золотые песчинки и настойчивый, йодистый запах преющих водорослей. Он растекался по комнате, завихряясь маленькими водоворотами вокруг гнутых ножек старинных стульев, разбиваясь бурунчиками о разбросанные по полу книги, просачиваясь под клавесин и затекая в щели между каменными плитами пола. Кристина сидела, поджав ноги, в низком удобном кресле прямо напротив окна, и задумчиво смотрела на закат…»
На его плечо мягко опустилась нежная женская ладонь, и от неожиданности он вздрогнул. У левого уха прозвенел легкими колокольчиками негромкий смех.
- Что ты такое интересное пишешь, Карл? Я дважды звала тебя к ужину…
Он прикрыл рукой исписанный лист и улыбнулся.
- Да так, письмо… Ничего интересного, просто размышления для старого друга, - он сложил рукопись и спрятал ее в ящик стола, закрыв тот на два поворота ключа. - И что же у нас на ужин, Крис? - поднявшись, он обнял за талию прильнувшую к нему девушку и повлек ее к двери, за которой виднелась ведущая вниз лестница.
- Будем ужинать на кухне или в столовой?
- Давай на кухне - ведь мы не ждем сегодня гостей... Я приготовила твой любимый луковый суп, жареную картошку с грибами и сладкие ватрушки…
Присев на высокий трехногий табурет, он с улыбкой смотрел, как грациозно передвигается по кухне Кристина, расставляя на столе бокалы и тарелки, доставая из ящика столовые приборы и воюя со штопором.
- Дай-ка мне! - он быстро откупорил упрямую бутылку, и в тонконогие бокалы потекло густое, ароматное вино. Кристина закончила хлопотать и уселась напротив, сложив руки на коленях и с улыбкой глядя, как он пробует суп и причмокивает от удовольствия. Потом сложила ладошки в молитвенном жесте, и, прикрыв глаза, привычно зашептала:
- In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…
Карл поморщился и зачерпнул еще ложку супа.
Вечер решили провести в романтичной полутьме - и гостиная на первом этаже послушно обзавелась канделябрами и толстыми, витыми свечами. Карл устроился с толстым фолиантом в кресле у камина, а Кристина подошла к окну и нерешительно взялась за краешек тяжелой бархатной портьеры.
- Что ждет нас сегодня, Карл?
- А чего бы тебе хотелось?
- Не знаю… Быть может, моря?
Карл вздрогнул. Кристина, не заметив этого, решительно раздвинула портьеры и замерла на миг, восхищенная. Потом распахнула окно и с ногами забралась в стоящее неподалеку кресло. Морской ветер густыми, тяжелыми волнами устремился в комнату, неся с собой дары - чаячьи крики, гагарочий пух, мелкие золотые песчинки и настойчивый, йодистый запах преющих водорослей. Он растёкся по комнате, завихряясь маленькими водоворотами вокруг гнутых ножек старинных стульев, разбиваясь бурунчиками о разбросанные по полу книги, просачиваясь под клавесин и затекая в щели между каменными плитами пола. Крис заворожено следила за ветром, заплетающим серебристые узоры на стенах и играющим тенями на потолке. Увлеченная, околдованная его танцем, Кристина не заметила, как пристально смотрит на нее Карл со странным, почти болезненным выражением на лице. Она вздрогнула от стука захлопывающегося окна и обернулась недоуменно.
Карл наглухо закрыл окно и задергивал теперь плотные бархатные портьеры.
-Знаешь, поздно уже… Пойдем спать, Крис. Завтра долгий день…
***
«Кристина задумчиво брела по вымощенной древними булыжниками улочке. Босые ступни ластились к нагретым солнцем камням - и каждый раз, ставя ногу на теплую, словно выстланную шелком мостовую, девушка с удовольствием шевелила пальцами ног и улыбалась, прислушиваясь к чему-то внутри. Было очевидно, что Крис заблудилась, петляя по узким переулкам этого приморского городка где-то на побережье Средиземного моря - но казалось, ее ничуть не смущает этот факт. С интересом вертя головой по сторонам, бормоча что-то себе под нос и насвистывая какие-то легкомысленные мелодии, она плутала в лабиринте улиц, подворотен и проулков; здоровалась с местными кумушками в пестрых фартуках, развешивающими белье на длинных веревках, протянутых прямо поперек улицы; раскланивалась с почтенными отцами семейств и мудрыми патриархами, неторопливо дымящими в небо своими короткими трубками, набитыми ароматнейшим из местных сортов табака; улыбалась детям, занятым в уютных внутренних двориках и тесных переулках своими важными ребячьими делами… Кристина была счастлива, и чувство удивительной легкости не покидало ее тело, хотя плоть ее теперь становилась тяжелее день ото дня, оберегая и питая зародившуюся внутри хрупкую жизнь… Дух же ее и вовсе парил, как на крыльях…»
- Ты снова пишешь, мой серьезный, усталый муж? Пишешь и совсем не замечаешь, как хорошо сегодня на свете… - неслышно подошедшая со спины Кристина положила ладошки Карлу на плечи и доверчиво прижалась к нему - так котенок жмется к хозяйским ногам в поисках заботы и ласки.
Захлопнув крышку ноутбука, он встал и, приобняв жену за плечи, повел ее к окну. Усадил в удобное, широкое кресло, устроился напротив. Улыбнулся, угадав нетерпение в ее лучистых, искрящихся счастьем глазах.
- Рассказывай, Крис.
Даже не пытаясь скрыть переполняющий ее восторг, Кристина, привычно забравшись в кресло с ногами, взахлеб принялась рассказывать:
- Доктор совершенно точно уверен, что это мальчик! Не знаю, как он это определил, ведь срок совсем маленький, пять недель - но он уверил меня, что у нас с тобой будет бойкий карапуз, - глаза Кристины смеялись. - А потом я, кажется, немного заблудилась в старом городе… Мне так понравилось бродить там… как будто большая, запутанная, сонная паутина улиц - и ты бредешь в ней, бредешь…
Карл вздрогнул - перед его мысленным взором соткалась вдруг липкая паутина, в центре которой барахталась и резвилась беспечная птаха, не подозревающая о том, что паук-птицеед уже совсем близко. Усилием воли отогнав неприятное видение, Карл обнаружил, что Кристина смотрит на него вопросительно, чуть нахмурив брови.
- Прости, малыш, задумался… Ты что-то спросила?
- Скажи мне честно, Карл - ты не рад? - задав столь пугавший ее вопрос, Кристина чуть прикусила нижнюю губу и насупилась, сделавшись похожей на обиженного воробья.
- Да что ты, солнышко! - порывисто поднявшись, он прижал ее к груди, зарывшись лицом в ее пахнущие солнцем и морем волосы. - Конечно, я рад, разумеется, рад! Просто устал немного… - чуть отстранившись, он заглянул ей в глаза. - Откуда эти страхи, Крис?
- Не знаю. Мне иногда кажется… Да ну, глупости. Говорят, беременные женщины глупеют. Как думаешь, правда? - она фыркнула и снова заулыбалась. Потом потянулась, как кошка, упрев руки в поясницу и глубоко выгнув спину.
- Поздно уже. Пойду спать - набродилась, устала, ноги аж гудят. Пойдем?
Карл оглянулся на свой заваленный бумагами и дисками стол и виновато пожал плечами. Кристина понимающе вздохнула.
- Ну хоть завтра погуляем вместе?
- Обязательно. Завтра - обязательно, малыш! - он чмокнул ее в макушку и проводил до дверей спальни. Уже сидя за рабочим столом и набивая на клавиатуре пароль для входа в систему, он услышал негромкое: «Credo in Deum Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…» Скептически покачав головой и чуть поморщившись, Карл снова принялся печатать.
***
«Тяжелое, свинцовое небо словно оплакивало невосполнимую потерю холодными, тугими струями дождя. Свернувшись комочком под пледом на старой кушетке, Кристина смотрела сухими, воспаленными глазами, как за окном плачет ее слезами дождь. У нее не было сил, чтобы встать и задернуть шторы - и дождь, никем не потревоженный, заливал комнату своей осенней тоской. Кристине было все равно…»
Карл услышал как внизу хлопнула входная дверь - Кристина ушла. Мелькнула за окном ее заметно округлившаяся фигурка под ярко-красным зонтом. Проводив ее взглядом до поворота, Карл уставился в текст на мониторе и вздохнул. Слишком хорошо он знал, о чем напишет дальше. Да, он мог изменить детали и незначительные подробности, мог прибавить совпадений и волшебных историй, мог умолчать о чем-то грустном, мог стереть неприятные встречи до того, как они действительно произошли, мог написать побольше о море, небе и счастье - но в главном он был не властен. Ему, скриптору, не дано было изменить Божественный замысел - лишь повелевать деталями и мелочами…
Карл скрипнул зубами. Мог ли он представить тогда, полторы тысячи лет назад, что все обернется так? Мог ли он представить тогда, что и.о. Бога на Земле на самом деле ничего не решает? Первые три сотни лет он упивался своим могуществом, и лишь потом, постепенно стал замечать, что все многообразие его историй - лишь праздничная мишура, а самих историй на самом деле всего лишь три. «И жили они долго и счастливо…», «Жизнь - юдоль скорби и печали», «Все не так, как кажется»… Со временем он научился различать, кому какая история достанется. Со временем он стал получать удовольствие, выписывая замысловатые сюжетные ходы и переплетая судьбы, зная при этом, что итог все равно будет неизменным. Со временем он стал замечать, что люди, даже если предоставить им всю возможную свободу, сами неизменно выбирают одну из трех историй. Со временем он научился ценить то единственное, что неизменно примиряло его с собой и с миром - свое сострадание, не утраченное даже после стольких лет на должности Бога… Но даже со временем он не забыл, как написал тогда на салфетке: «В тот день Кристина, сидя в кафе за чашкой латте, вдруг подняла глаза - и встретилась взглядом со странным незнакомцем за крайним столиком…» И как, подняв глаза, он утонул в омуте ее зеленых глаз… и как застучало в груди его давно не существующее сердце…
Карл вздохнул и снова уставился в монитор. Потом набрал комбинацию Ctrl+A и, занеся палец над кнопкой Del, чуть помедлил. Он знал, какой будет расплата. Он знал, что нужно будет торопиться. Он знал, что должен успеть… Глубоко вздохнув, он решительно нажал клавишу DELETE, и, чуть помедлив, глядя на чистый белый лист на экране, принялся быстро печатать…
***
«Захлопнув входную дверь, Кристина прошла в дом и с недоумением прислушалась. В доме было необычно тихо и как-то… пусто. Прижав руки к животу, словно ища поддержки у своего еще не рожденного сына, Кристина прошлась по комнатам первого этажа - нигде никого. Девушка сбросила туфли и босиком, стараясь не скрипеть лестницей, стала подниматься на второй этаж.
- Карл? Ты занят? - собственный голос показался ей неуместно громким, словно вторгающимся в густую, колом стоящую тишину. Заглянула в спальню. Пусто. В кабинете - ни души. Уже собравшись уходить, она заметила ярко-желтый листик, прилепленный к мерцающему в сумерках осеннего вечера монитору. Всего два слова: «Люблю… Карл». Кристина почувствовала, как эти два слова словно бетонной плитой легли ей на сердце - и где-то там, под сердцем, заворочался недовольно ее сын. Она присела на стул и, сорвав бумажку, кинула взгляд на монитор. Текстовый файл - очень, очень длинный. Курсор мигал в конце последнего абзаца, совсем коротенького: «И жили они долго и умиротворенно - до самого конца своих дней. У них было пятеро детей, много внуков и еще больше правнуков… Они не знали уныния, тоски и печали. Они были довольны и счастливы всегда - в каждый день своего незамысловатого, наполненного простым и ясным смыслом бытия. И долго еще рассказывали потом, что вот бы каждому отмерил Бог такого счастья, как Кристине и Марку… In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… Amen.»
Захлопнув входную дверь, Кристина прошла в дом и с недоумением прислушалась. В доме было необычно тихо и как-то… пусто. Прижав руки к животу, словно ища поддержки у своего еще не рожденного сына, Кристина прошлась по комнатам первого этажа - нигде никого. Девушка сбросила туфли и босиком, стараясь не скрипеть лестницей, стала подниматься на второй этаж.
- Марк? Ты занят? - собственный голос показался ей неуместно громким, словно…
- Да нет, малыш, я уже почти закончил, - кучерявая голова Марка показалась в дверном проеме кабинета. - Ты чего кричишь? - он подошел и обнял ее за плечи.
- Мне показалось… Да ну, глупости. Говорят, беременные женщины глупеют. Как думаешь, правда? - она задорно улыбнулась и, запрокинув голову, заглянула ему в глаза. Он осторожно убрал непослушные прядки с ее лица и бережно чмокнул жену в нос.
- Разумеется, неправда. Пойдем ужинать, а?
Она согласно кивнула. Обнявшись, они пошли к лестнице - и оба не заметили, как, медленно истаивая в воздухе, пропал с мерцающего в сумерках осеннего вечера монитора ярко-желтый стикер, на котором простым черным маркером было выведено всего два слова: «Люблю… Карл»…