Память -
yulkar Отец вошел в детскую и замер, ошарашено уставившись на клочки цветной материи, вперемешку с конским волосом покрывающие пол.
- Господи, Хана! Что ты сделала со своей новой куклой? Я так долго выбирал ее для тебя на Римском рынке! Как же ты..?
- Понимаешь, папа, я хотела узнать, где у нее память. У человека она должна быть в голове. Вот помнишь, ты говорил, что Иосиф-гладиатор потерял память, когда его по голове стукнули? Да? А кукла - это же почти человек.
- Почти… - отец горько усмехнулся, - почти! У кукол не бывает памяти, смешно не знать этого в твои годы. Ты хоть понимаешь, что теперь из-за твоей глупости у тебя не будет куклы?
- Почему - не будет, папа? Я ее сохраню. Ей ведь даже не больно теперь, у нее же теперь нет памяти.
Девочка бережно уложила обезглавленную куклу к себе в кровать. Отец вышел. Какая разница, одной куклой больше, одной куклой меньше… все это такая ерунда по сравнению с тем решением, которое ему сегодня пришлось принимать на Совете Старейшин.
***
Жена на кухне резкими движениями перемешивала похлебку. Ее раздражало, что муж подражает римлянам даже в еде. Ладно бы хоть те ели как люди, а то ведь варят мясо прямо с кровью. Спасибо, что хоть молоком не заливают. Она поставила перед мужем миску с ненавистным варевом.
- Ну, рассказывай. Уже весь город гудит об этих повстанцах.
Муж отодвинул похлебку и начал медленно и монотонно, как будто то была речь на Совете.
- Еврейские бунтовщики передали нам, что готовы завтра войти в город. Мы ответили им, что не поддержим их и, в случае необходимости, выступим против них на стороне римской власти. Как честные римляне мы сообщили в Городской Совет, что…
- Как честные кто? - не выдержала жена. - Послушай, тебе не надоела еще эта игра в Римлян? Все эти общественные туалеты и бани, все эти богопротивные театры и гладиаторские бои… Ты еще не наигрался?
- На гладиаторские бои я хожу только, когда борется Иосиф-гладиатор, чтобы держать за него палец вверх, - вдруг ни с того ни с сего начал оправдываться муж.
- Ну, раз ты такой примерный римлянин, так держал бы уже палец вниз, - съязвила жена.
Он осекся.
- К тому же, жизнь его и так потеряла всякий смысл после того, как он забыл человеческую речь. Бессловесная римская игрушка! - добила она свою жертву.
Муж пододвинул похлебку и молча принялся за еду. А ведь мясо с кровью действительно куда вкуснее! Как ей это объяснить? Она ведь и пробовать не хочет. Вот ведь упертая женщина! Он доел и отставил миску в сторону. Жена даже не шелохнулась, чтоб ее убрать.
- Как ты не понимаешь, римская культура - это прогресс человечества! Водопровод, фонтаны, дороги… Ты посмотри, какие совершенные дороги, с ливневыми стоками, ровные, как стрела. А архитектура? Даже не на храм, ты просто на свой, на свой дом посмотри! Это ли не культура? И мы - часть великой римской культуры. Городской Совет считается с нашим мнением.
- Ну и что ж вам ответил ваш Городской Совет?
- Городской Совет горячо одобрил наше решение и просил в знак верности римской власти на время беспорядков вывести всю еврейскую общину в соседнюю еврейскую деревню.
- В знак верности? Ха! Ну, вот теперь иди и объясняй своему истинно римскому ребенку, почему именно она должна сейчас встать и под покровом ночи убираться из города. Почему ей придется ютиться в погребе каких-нибудь еврейских крестьян, пока родная римская власть не позволит ей вернуться.
Дочь безмятежно спала. Отец осторожно взял ее на руки, взглянул на обрывки римской куклы, вспомнил об Иосифе-гладиаторе, проглотил комок в горле и вышел из дому. Он нес ее на руках до самой деревни.
***
Крики и плач стихли к полудню, но выйти из погреба они решились только вечером следующего дня, благо в погребе было немного овощей и воды.
Дождавшись, пока последний еврей покинет город, римские власти направили в деревню карательный отряд: не разумно оставлять на пути мятежников целую деревню потенциальных их союзников. Расчет был верным, повстанцы, оставшиеся без поддержки, обошли город стороной.
Отец открыл дверь погреба. Глаза долго привыкали к свету, хотя лучше б было им ослепнуть совсем.
- Не смотри туда, - сказал отец и прикрыл девочке глаза ладонью.
- Им уже не больно, - сказала мать.
Они вышли на улицу. Деревня была пуста.
- И куда теперь? - голос матери звучал как-то хрипло и незнакомо.
- Домой? - неуверенно произнес отец.
- Конечно, там же великая культура, водопровод и общественный туалет, - съязвила мать.
- И моя кукла! - радостно отозвалась дочь.
Они шли молча. На подходе к городу их нагнал Моше, хозяин обувной лавки.
- Домой?
- Домой.
-Ну, с другой стороны, их можно понять…
Они старались не смотреть друг другу в глаза.
Дома все было как прежде. Даже миска с присохшей за два дня мясной похлебкой так и стояла на столе.
***
Ангел вошел и замер, ошарашено глядя вниз.
- Господи! Что это за вонь? Что ты опять сделал со своим народом!
- Понимаешь, я хотел узнать, где у него память. Люди - они же почти боги?
- Почти..- ангел горько усмехнулся. - Почти!