Блогер
enferne спрашивает: "А тем, кто до Сеула доехать не в состоянии, как прочесть доклад сей?" Правильный вопрос. Помещаю сильно сокращенную русскую версию своего доклада на Всемирном философском конгрессе "Пересматривая золотое правило".
Золотое правило составляет сердцевину традиционной нравственности. Оно независимо формулировалось и Конфуцием, и еврейским мудрецом Гиллелем, и Иисусом в Нагорной проповеди. "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки" (Матфей, 7:12). [1] Отсюда и заповедь "не делать другим того, чего себе не хотите" (Деяния апостолов, 15:29). Золотое правило основано на взаимности, оборачиваемости человеческих воль и нужд и, в конечном счете, на том, что объединяет людей, на их идеальном тождестве. Как я должен вести себя по отношению к другому, так и другой должен вести себя по отношению ко мне, и наоборот.
Следует, однако, заметить, что "золотым правилом" сумели вооружиться и человеконенавистнические системы, проповедники которых, духовно разрушая себя, преуспели и в разрушении других, следуя тому же закону морального равенства. На золотое правило ссылается в своей "Декларации прав человека" Робеспьер, казнивший тысячи своих соотечественников и затем сам казненный. Гракх Бабеф, устроитель "Заговора равных", доказывавший, что превосходство таланта и предприимчивости является лишь химерой и благовидным обманом, - тоже опирался на золотое правило. Конечно, нельзя возлагать вину на моральную максиму за злоупотребления ею, но, видимо, сама форма отождествления, "оборачиваемости" объекта и субъекта нравственного действия должна быть переосмыслена в свете революционных и тоталитарных движений 18-го-20-го веков, с их постулатом равенства. Этика тождества нравственного субъекта и объекта должна быть дополнена признанием их нетождественности.
В основе золотого правила, как и впоследствии кантовского категорического императива, лежит заменяемость нравственного субъекта: следует поставить себя на место кого-то другого, поступать так, как он поступил бы с тобой согласно твоим желаниям, или поступать так, чтобы другие могли принять в качестве образца максиму твоего поведения. В этом самая суть классического понимания нравственности: ты подлежишь как объект тем же самым действиям, которые производишь как субъект.
Но это лишь первая эпоха нравственного самосознания, продлившаяся тысячелетия. Все настоятельнее возникает новая потребность: исходить при определении нравственного закона из абсолютной единичности, незаменимости каждого нравственного субъекта. Высшую ценность представляет не только мое подобие другим, наша общая человечность, но и мое отличие от других и их отличие от меня.
Алмазное правило как дополнение к золотому
Возможна ли этика, которая учитывала бы именно разность людей, вступающих в нравственное отношение, их несводимость друг к другу? Здесь вспоминается новозаветное учение о различии духовных даров: одному дается слово мудрости, другому - слово знания, этому - вера, тому - чудотворение, иному - разные языки... (1 Посл. к Коринфянам, 12: 4-11). "Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией" (1 Петра, 4:10). [2] Именно это различие даров лежит в основании разностной, дифференциальной этики, которую можно выразить в следующем принципе:
Поступай так, чтобы твои наибольшие способности служили наибольшим потребностям других людей.
То, что могу я, никто в целом мире не может сделать вместо меня.
И если есть в мире люди, способные лучше меня играть на скрипке или писать поэмы, то уж точно никто лучше меня не сможет позаботиться о моей матери или моем ребенке, о моем друге или моем саде. Для подавляющего большинства людей фокус нравственного действия, сфера их незаменимости сосредотачивается в "ближнем", и этим ничуть не умаляется единственность их призвания. Высшую нравственную ценность представляет именно мое отличие от других людей и их отличие от меня. Задача в том, чтобы обобщить и вывести в качестве всеобщего закона именно это право и долг каждого отличаться от каждого.
Делай то, в чем нуждаются другие и чего на твоем месте не мог бы сделать никто другой.
Скрипач приносит наибольшую пользу людям не тогда, когда, мобилизованный на трудовой фронт, берет в руки лопату или топор, а когда берет в руки смычок. Конечно, рубя деревья на дрова или вскапывая грядки под картошку, он мог бы принести практическую пользу обществу, но в обычной ситуации рубить и копать может каждый. И только в редкой ситуации, - например, когда мужское население истреблено и способность копать или рубить становится уникальным даром, - скрипач обязан делать то, чего вместо него не может сделать никто другой. Обязан уже не социально, а именно этически - не для общества, а для замерзающих, голодающих, гибнущих. Уникальность, а не только универсальность есть мера нравственного действия.
В "осевую эпоху" (8-2 вв. до н. э.), когда, согласно Карлу Ясперсу, закладывались основы универсальной, сверхплеменной, общечеловеческой морали, установка на различия могла расшатать и разрушить эти основы. Однако теперь очевидно, что только этика всеразличия может спасти от релятивизма как чисто отрицательной реакции против традиционной морали, ее универсальных норм и канонов. Человеку не удается до конца поставить себя на чье-то место, обобществить свое "я" - и поэтому он начинает осмыслять свою субъективность как вне- или антинравственную, как право на вседозволенность.
Между тем именно эта несводимость единичного к всеобщему и может стать источником новой нравственной энергии, изливающейся в мир не по старым, пересохшим руслам. На эту тему много размышляли русские философы - Н. Бердяев, Л. Шестов, М. Бахтин, который в своей "Философии поступка" строит этику "долженствующей единственности": "То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Единственность наличного бытия - нудительно обязательна. Этот факт моего не-алиби в бытии, лежащий в основе самого конкретного и единственного долженствования поступка..." [3] Нравственно - делать для других то, чего не мог бы сделать никто другой вместо меня, быть для других , но не как другие.
У Марины Цветаевой, вынужденной в эмиграции зарабатывать литературной поденщиной, есть такая запись: "Я не паразит, потому что я работаю и ничего другого не хочу кроме как работать: но - свою работу, не чужую. Заставлять меня работать чужую работу бессмысленно, ибо ни на какую кроме своей и черной (таскать тяжести, прочее) неспособна" (1932). [4] Здесь возникает важное понятие: своя работа, т.е. та, которая поручена именно мне и которую никто не исполнит лучше меня. Переводить чужие стихи или писать рецензии, тем более таскать тяжести могут и другие, и даже лучше, чем М. Цветаева, но писать стихи для нее - это своя работа, своя обязанность, свой долг: долг-призвание. Нравственность не изолирована от "своего", от области индивидуальных даров и талантов. Среди множества долженствований каждого человека есть такие, которые совпадают с его призванием; более того, верность своему призванию, своей исключительной способности - едва ли не главное из долженствований.
Отсюда такие формулировки, отнюдь не отменяющие всеобщности золотого правила, но вставляющие в его "золотую оправу" драгоценный камень индивидуального дара, алмазный критерий единственности:
Делай то, чего могли бы желать все, включая тебя, и чего не мог бы сделать никто, за исключением тебя.
Лучший поступок тот, в котором наибольшая способность одного отзывается на наибольшую потребность других.
Два вопроса образуют критерий нравственности:
1. Хотел бы ты сам стать объектом своих действий?
2. Может ли кто-то другой стать субъектом твоих действий?
Лучшее действие то, которое согласуется с потребностями наибольшего и возможностями наименьшего числа людей; действие, объектом которого хотел бы стать сам деятель, но субъектом которого не мог бы стать никто, кроме него самого. Первый критерий - универсальность морального действия, второй - уникальность. Мораль невозможна без того и другого. Следовательно:
Действуй так, чтобы ты сам желал стать объектом данного действия, но никто другой не мог стать его субъектом.
Мораль - подвижное равновесие всеобщего и индивидуального, причем в алмазном правиле именно индивидуальное различие оказывается нравственным императивом, именно непохожесть людей, единственность их даров и оказывается основанием их общности и необходимости друг для друга.
Примечания
1. Соответствующие предписания есть в индуизме, буддизме, джайнизме, исламе... См. World Scripture: A Comparative Anthology of Sacred Texts, ed. by Andrew Wilson. New York: Paragon House, 1995, pp. 114-115.
2. Вообще теория даров представляет сравнительно мало разработанное направление христианской этики, хотя на этот счет, помимо евангельской притчи о талантах, имеется немало увещеваний, в том числе и такое: "И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, - в учении; увещеватель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием" (Римл., 12:6-8).
3. М. М. Бахтин. К философии поступка, в кн. Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984-1985. Отв. ред. И. Т. Фролов. М., Наука, 1986, с. 112.
4. Марина Цветаева. Записные книжки и дневниковая проза. М., Захаров, 2002, С. 241.