На русском языке, последнем мне. (с) М. Генделев
Бродский ссылается на Цветаеву: "Объяснять стихотворение словами - мнить у своего слова силу большую, чем у поэта".
В этой фразе есть и кокетство, и снобизм, но и правота в ней есть тоже. Общее дилетантство рассуждений о стихах Михаила Генделева достаточно велико и без того, чтобы его я его приумножал, и оно, возможно, оправдано только и исключительно нашей по нему непроходящей тоской и нашей к нему неиссякаемой благодарностью. И в этом смысле ценность могут представлять (в том числе для будущего грамотного исследователя его творчества) только наши свидетельства, не комментарии, а сноски к его стихам.
Стихотворение "Бильярд в Яффо", которое я упоминал неделю назад и публиковал несколькими днями позже, нуждается, возможно, только в нескольких разъяснениях такого рода.
Стихотворение посвящается И.Р. -- Ирине Рейхваргер, подруге и возлюбленной Генделева в середине восьмидесятых годов. Ирина была бывшей женой художника Яна Рейхваргера, она погибла в 2001 году, через много лет после написания "Бильярда". Ей же посвящена эпиграмма из сборника "Обстановка в пустыне": "Есть женщины в русских селениях, которые трижды на дню коня на скаку остановят и выпить предложат коню", в какой-то момент настолько популярная в израильской русской диаспоре, что полностью выдавила из сознания оригинальные некрасовские строчки. Эта эпиграмма сама является сноской к тому месту "Бильярда" где "пьяную спать уводил подругу".
Вот так выглядела эта пара, когда было написано стихотворение.
Женщина называется в стихах "Марией", собственно, в его стихах встречаются только два женских имени -- Мария и Елена. Елена обычно европейское, греческое, православное женское начало, Мария -- еврейское.
Яфский период жизни Генделева известен мне только по его обрывочным рассказам. Для него это был "осенний" период, такое Болдино после Бородина. Война в Ливане закончена, дружба и общение с Анри Волохонским, чье влияние так очевидно в серебрянной книге "Послание к лемурам", постепенно сходит на нет, он полностью обретает собственную интонацию черной книги, отказывается от формальной карьеры врача, но новая волна алии еще не начинается, он еще не обретает статус "регионального классика" и, несмотря на большое количество написанных стихов, ясность сознания, полноту сил (он еще не был болен), его будущее кажется неопределенным. Советский Союз закрыт, казалось, навсегда, материальное положение трудное, Яффо -- это вторая эммиграция Генделева, бегство из Иерусалима.
Сам Генделев к "простодушным описаниям" яффской жизни относил, в частности, строчку "...пальмы, с них осыпались нетопыри". Один раз он даже показал мне это вживую. Была поздняя средиземноморская осень - холодная, серая, неорганичная постройкам и пейзажу. В такие дни может долго лить дождь, а может быть просто темно с утра, как в Ленинграде. И когда с первым рывком ветра ты, пригибаясь "осанкой опальных", бежишь в укрытие, краем глаза видно, как вторым порывом из крон деревьев выносит летучих мышей, просыпающихся на лету, поэтому первое их движение - вниз, "осыпаются нетопыри", и только через несколько секунд они начинают кружить над тобой, провожая до дома.
Бонус-треком публикую аудио-запись. Михаил Генделев читает "Бильярд в Яффо".
Чтобы не ломать формат, я опубликую сегодня стихотворение, сноски к которому с помощью остальных комментаторов дам в следующий раз.
Из книги
«Жизнеописание, составленное им самим: Черновики романа»
I
Михаэль бен Шмуэль
зихроно ле враха
родился в одна тысяча девятьсот пятидесятом году от Эр. Ха.
то есть от
рождения Чудовища из Вифлеема как сформулировал Йетс
между прочим тоже изрядный мастер стиха
таким образом
Михаил Генделев христианнейшую в живых не застал войну
в которой
зато
принял участие Генделева отец
которому
в честь войны оторвало обе ноги в длину
что не помешало дурацкому инвалиду жизнь положить труду
которой страны
которой и на карте-то больше нет
а так дымы
чего младенец Михаил не имел в виду
из
маточной красной тьмы рождаясь
на отчий свет
II
У
мальчика в детстве дайте ре минор
с хорошую кошку еврейчика
царского не хватало в сущности пустячка
каковой Эдипу презентовал Сигизмунд
комплекса
персонифицированного на женского рода нацию
унд
я же сказал ре минор мужского рода народ
от чего с младых когтей идиот был вынужден выказать способности
к
сочиненью пенью вранью
на
разные и прекрасные голоса
и он инстинктивно приняв то положение выи и челюсти что русский язык
как орган торчит наружу вылизывать иудейские небеса
зане
и понёс и носил язык на плече
сонно путал рассвет и закат и почём зря хлестал на дворе что есть такое слово заря
а потом семь городов спорили родился ли он вообще
собственно говоря
III
года в три
не позднее позднее исключено
в отличном в зимнем в адмиралтейском как
в колонном небе выше чем прожектора́
выше собора купола и города потолка
он
увидел пролом в тверди величиной
что в проёме роились ангелы как мошкара
ниже перелетая по поручениям или что-то чиня
а выше густел их рой золотой уже
или
строясь стояли столбы
лёгкого
нет дальше не разглядеть
огня
там на втором там
за коркою неба
головокружительном этаже
чего
не замечали папа мама сестра в санях
ах которой сестры никогда не было у меня
IV
наш активист в школе не успевал
исподтишка
к хору-девочек-и-балет в для девочек туалет
интерес к щёлкам одолевал так что гудела от хлора выпученная голова
смущена результатами самодельного зренья и восхищена
на злом ингерманландском закате гудела ну и строка
на ингерманландском закате ветра вон вам ещё строка
на ингерманландском на
ладно
в дельте реки ветру
в городе в котором я уже не умру
который город Петров о ту пору являл собой
дровяные являл дворы
на Охте гоняли плоты и речку было перебежать не финт
в рисовальных классах скрипел оскальзываясь графит
между рам полуподвалов бедные в вату клали ёлочные шары
но
витрины винных отделов отбрасывали на снег свет ярче чем вся жизнь потом твоя Михаил
снегоуборочные машины с линий снюхивали кокаин
крой выходной одежды был не форменный но уставной
жизнь состоит из детства и всей остальной
V
взял бы да и заспал сном гримасничая к стене
отрочество
в ночь с ноября на март
но что-то строк печальных не смывается им
как в испарине
проницал один лирический бакенбард
здесь
в эпицентре койки вертя башкой
сел
как-то слишком сел как-то слишком в срок как-то слишком вдруг
всё же не флакон с пробной Москвой с флажком демонстрация с петушком
а дошкольная бормашина браво в красном мозгу корунд
браво голубь мира на сквозняке словно мошонка нахохлившаяся к зиме
браво подлодка в говне мазута голая как утопленница напрыгнуть на парапет
бис пунктир первого из мотыльков полёта разваливающегося в уме
уже не мигая вслед
сейчас хорошо б риторически где же оно там совсем одичав
в каком таком коконе и вовне
как диагноз оно югенд-отрочество моё сидит
озираясь на персонал отделения и врача и на вообще дроча
с алым галстуком на груди верней на подрагивающей спине
VI
на переднике П. соски фальцет переводили в сап
вернее в сип
а П. уступила почти запустить в труса где волоса
в Большой советской энциклопедии на букву онанизм стояло слово аборт
хорошистки начали пропускать физкультуру не говоря про спорт
но от солнца наискосок в яблонях вышел однажды в сентябрьский сад
защищая глаза плечом
и от солнца наискосок в яблонях и
стал
как
над собою над
причём утираться не видя надобности потому что смертен и обречён
да смертен и обречён да
и с червивым сердцем и солнце голое в яблонях и умрёт и помочь ничем
а когда наконец дали звук он услышал страшный как вздох аккорд
сквозь помехи электрички которая шла на город
чем и отложило уши и раздёрнулся колокол воздуха балдахин
прямо в тамбуре выдал горлом чудовищные стихи
избегая глагольных рифм мир сдрейфовав и рим
придумал наречье невъебенно и сам полюбил за шик
в тот же день пырнули в парадной сча́стливо был зашит
VII
про всадников сокрытолицых приснился и стал навязчиво сниться сон
убитый как отдаёт до зубов коренных на рыси песок
пред пустынным рассветом света неба озноба потеющего виноградной росой
как с полоскающим клёкотом в ничего и сейчас будет рифма в горле
в верблюжьем высоком седле назад западая раскинувши рукава и визжа
он тяжёлый отряд ведёт на за ближайшим барханом
город
где как детей он скажет сонных вырезать горожан
рассказал
сон П. дежурно прижав к липкой клеёнке всё ж незабудчатого стола
к ошеломления Лидка как была чуть присела раздвинулась и дала
плохо воображаю сейчас фигурантку сегодня в виде каком и холм
но этот от
тот
почти огромный рунный рыжий кислый её хохол
а под
гарцевал опоённый под непроницательный взгляд отца
со временем выяснилось что цапнул трихомонеллёз
но стервец набитый надо же тугостию самца
лез тукал копытцами хоть
Лидка кобенилась новый раз
VIII
не
любил
изучал медицину как под утро морду любовницы впрок
а чего
позёмка да стрептоцид бинт цинк суицид травяной покров
никогда не любил Россию
пролетарка сама приходила в отгулы из слободы
Господи
что я знал тогда про железные
апельсиновые сады
а
любил
до
на́ тебе на
а
потом
отрави
тяжёлозвонкое скаканье по потрясённой два эн вот именно мостовой
и да
красотку со стаканом с морозцу потом обернувшуюся вдовой
и да высунуть в великоросса двойное жало своё с канавкою до крови
IX
А
любил
ещё регулярные парки на брегах чёрной воды
хотя что я знал тогда про прострельные апельсиновые сады
а ещё любил
сизое дворянство друзей
когда небессмертных бессонных
с чем
он
и считал душу чем-то вроде пара в пространстве и музыка дует в щель
то есть
в генетике дрозофилы главное что
а главное пустяки главное
чтобы крылышки из слюды
то есть
предметом для философии он гештальт полагал всерьёз
то есть
когда кончаются папиросы дым истончается папирос
впрочем
Господи
что я знал тогда про апельсиновые сады.
В этой фразе есть и кокетство, и снобизм, но и правота в ней есть тоже. Общее дилетантство рассуждений о стихах Михаила Генделева достаточно велико и без того, чтобы его я его приумножал, и оно, возможно, оправдано только и исключительно нашей по нему непроходящей тоской и нашей к нему неиссякаемой благодарностью. И в этом смысле ценность могут представлять (в том числе для будущего грамотного исследователя его творчества) только наши свидетельства, не комментарии, а сноски к его стихам.
Стихотворение "Бильярд в Яффо", которое я упоминал неделю назад и публиковал несколькими днями позже, нуждается, возможно, только в нескольких разъяснениях такого рода.
Стихотворение посвящается И.Р. -- Ирине Рейхваргер, подруге и возлюбленной Генделева в середине восьмидесятых годов. Ирина была бывшей женой художника Яна Рейхваргера, она погибла в 2001 году, через много лет после написания "Бильярда". Ей же посвящена эпиграмма из сборника "Обстановка в пустыне": "Есть женщины в русских селениях, которые трижды на дню коня на скаку остановят и выпить предложат коню", в какой-то момент настолько популярная в израильской русской диаспоре, что полностью выдавила из сознания оригинальные некрасовские строчки. Эта эпиграмма сама является сноской к тому месту "Бильярда" где "пьяную спать уводил подругу".
Вот так выглядела эта пара, когда было написано стихотворение.
Женщина называется в стихах "Марией", собственно, в его стихах встречаются только два женских имени -- Мария и Елена. Елена обычно европейское, греческое, православное женское начало, Мария -- еврейское.
Яфский период жизни Генделева известен мне только по его обрывочным рассказам. Для него это был "осенний" период, такое Болдино после Бородина. Война в Ливане закончена, дружба и общение с Анри Волохонским, чье влияние так очевидно в серебрянной книге "Послание к лемурам", постепенно сходит на нет, он полностью обретает собственную интонацию черной книги, отказывается от формальной карьеры врача, но новая волна алии еще не начинается, он еще не обретает статус "регионального классика" и, несмотря на большое количество написанных стихов, ясность сознания, полноту сил (он еще не был болен), его будущее кажется неопределенным. Советский Союз закрыт, казалось, навсегда, материальное положение трудное, Яффо -- это вторая эммиграция Генделева, бегство из Иерусалима.
Сам Генделев к "простодушным описаниям" яффской жизни относил, в частности, строчку "...пальмы, с них осыпались нетопыри". Один раз он даже показал мне это вживую. Была поздняя средиземноморская осень - холодная, серая, неорганичная постройкам и пейзажу. В такие дни может долго лить дождь, а может быть просто темно с утра, как в Ленинграде. И когда с первым рывком ветра ты, пригибаясь "осанкой опальных", бежишь в укрытие, краем глаза видно, как вторым порывом из крон деревьев выносит летучих мышей, просыпающихся на лету, поэтому первое их движение - вниз, "осыпаются нетопыри", и только через несколько секунд они начинают кружить над тобой, провожая до дома.
Бонус-треком публикую аудио-запись. Михаил Генделев читает "Бильярд в Яффо".
Чтобы не ломать формат, я опубликую сегодня стихотворение, сноски к которому с помощью остальных комментаторов дам в следующий раз.
Из книги
«Жизнеописание, составленное им самим: Черновики романа»
I
Михаэль бен Шмуэль
зихроно ле враха
родился в одна тысяча девятьсот пятидесятом году от Эр. Ха.
то есть от
рождения Чудовища из Вифлеема как сформулировал Йетс
между прочим тоже изрядный мастер стиха
таким образом
Михаил Генделев христианнейшую в живых не застал войну
в которой
зато
принял участие Генделева отец
которому
в честь войны оторвало обе ноги в длину
что не помешало дурацкому инвалиду жизнь положить труду
которой страны
которой и на карте-то больше нет
а так дымы
чего младенец Михаил не имел в виду
из
маточной красной тьмы рождаясь
на отчий свет
II
У
мальчика в детстве дайте ре минор
с хорошую кошку еврейчика
царского не хватало в сущности пустячка
каковой Эдипу презентовал Сигизмунд
комплекса
персонифицированного на женского рода нацию
унд
я же сказал ре минор мужского рода народ
от чего с младых когтей идиот был вынужден выказать способности
к
сочиненью пенью вранью
на
разные и прекрасные голоса
и он инстинктивно приняв то положение выи и челюсти что русский язык
как орган торчит наружу вылизывать иудейские небеса
зане
и понёс и носил язык на плече
сонно путал рассвет и закат и почём зря хлестал на дворе что есть такое слово заря
а потом семь городов спорили родился ли он вообще
собственно говоря
III
года в три
не позднее позднее исключено
в отличном в зимнем в адмиралтейском как
в колонном небе выше чем прожектора́
выше собора купола и города потолка
он
увидел пролом в тверди величиной
что в проёме роились ангелы как мошкара
ниже перелетая по поручениям или что-то чиня
а выше густел их рой золотой уже
или
строясь стояли столбы
лёгкого
нет дальше не разглядеть
огня
там на втором там
за коркою неба
головокружительном этаже
чего
не замечали папа мама сестра в санях
ах которой сестры никогда не было у меня
IV
наш активист в школе не успевал
исподтишка
к хору-девочек-и-балет в для девочек туалет
интерес к щёлкам одолевал так что гудела от хлора выпученная голова
смущена результатами самодельного зренья и восхищена
на злом ингерманландском закате гудела ну и строка
на ингерманландском закате ветра вон вам ещё строка
на ингерманландском на
ладно
в дельте реки ветру
в городе в котором я уже не умру
который город Петров о ту пору являл собой
дровяные являл дворы
на Охте гоняли плоты и речку было перебежать не финт
в рисовальных классах скрипел оскальзываясь графит
между рам полуподвалов бедные в вату клали ёлочные шары
но
витрины винных отделов отбрасывали на снег свет ярче чем вся жизнь потом твоя Михаил
снегоуборочные машины с линий снюхивали кокаин
крой выходной одежды был не форменный но уставной
жизнь состоит из детства и всей остальной
V
взял бы да и заспал сном гримасничая к стене
отрочество
в ночь с ноября на март
но что-то строк печальных не смывается им
как в испарине
проницал один лирический бакенбард
здесь
в эпицентре койки вертя башкой
сел
как-то слишком сел как-то слишком в срок как-то слишком вдруг
всё же не флакон с пробной Москвой с флажком демонстрация с петушком
а дошкольная бормашина браво в красном мозгу корунд
браво голубь мира на сквозняке словно мошонка нахохлившаяся к зиме
браво подлодка в говне мазута голая как утопленница напрыгнуть на парапет
бис пунктир первого из мотыльков полёта разваливающегося в уме
уже не мигая вслед
сейчас хорошо б риторически где же оно там совсем одичав
в каком таком коконе и вовне
как диагноз оно югенд-отрочество моё сидит
озираясь на персонал отделения и врача и на вообще дроча
с алым галстуком на груди верней на подрагивающей спине
VI
на переднике П. соски фальцет переводили в сап
вернее в сип
а П. уступила почти запустить в труса где волоса
в Большой советской энциклопедии на букву онанизм стояло слово аборт
хорошистки начали пропускать физкультуру не говоря про спорт
но от солнца наискосок в яблонях вышел однажды в сентябрьский сад
защищая глаза плечом
и от солнца наискосок в яблонях и
стал
как
над собою над
причём утираться не видя надобности потому что смертен и обречён
да смертен и обречён да
и с червивым сердцем и солнце голое в яблонях и умрёт и помочь ничем
а когда наконец дали звук он услышал страшный как вздох аккорд
сквозь помехи электрички которая шла на город
чем и отложило уши и раздёрнулся колокол воздуха балдахин
прямо в тамбуре выдал горлом чудовищные стихи
избегая глагольных рифм мир сдрейфовав и рим
придумал наречье невъебенно и сам полюбил за шик
в тот же день пырнули в парадной сча́стливо был зашит
VII
про всадников сокрытолицых приснился и стал навязчиво сниться сон
убитый как отдаёт до зубов коренных на рыси песок
пред пустынным рассветом света неба озноба потеющего виноградной росой
как с полоскающим клёкотом в ничего и сейчас будет рифма в горле
в верблюжьем высоком седле назад западая раскинувши рукава и визжа
он тяжёлый отряд ведёт на за ближайшим барханом
город
где как детей он скажет сонных вырезать горожан
рассказал
сон П. дежурно прижав к липкой клеёнке всё ж незабудчатого стола
к ошеломления Лидка как была чуть присела раздвинулась и дала
плохо воображаю сейчас фигурантку сегодня в виде каком и холм
но этот от
тот
почти огромный рунный рыжий кислый её хохол
а под
гарцевал опоённый под непроницательный взгляд отца
со временем выяснилось что цапнул трихомонеллёз
но стервец набитый надо же тугостию самца
лез тукал копытцами хоть
Лидка кобенилась новый раз
VIII
не
любил
изучал медицину как под утро морду любовницы впрок
а чего
позёмка да стрептоцид бинт цинк суицид травяной покров
никогда не любил Россию
пролетарка сама приходила в отгулы из слободы
Господи
что я знал тогда про железные
апельсиновые сады
а
любил
до
на́ тебе на
а
потом
отрави
тяжёлозвонкое скаканье по потрясённой два эн вот именно мостовой
и да
красотку со стаканом с морозцу потом обернувшуюся вдовой
и да высунуть в великоросса двойное жало своё с канавкою до крови
IX
А
любил
ещё регулярные парки на брегах чёрной воды
хотя что я знал тогда про прострельные апельсиновые сады
а ещё любил
сизое дворянство друзей
когда небессмертных бессонных
с чем
он
и считал душу чем-то вроде пара в пространстве и музыка дует в щель
то есть
в генетике дрозофилы главное что
а главное пустяки главное
чтобы крылышки из слюды
то есть
предметом для философии он гештальт полагал всерьёз
то есть
когда кончаются папиросы дым истончается папирос
впрочем
Господи
что я знал тогда про апельсиновые сады.