Часть вторая и последняя.
Решетка затворилась, и Рада осталась в темной сырой комнате наедине с молитвенником и свечкой. Вскоре из соседней «камеры» потянуло дымом.
- Можно сигарету? Спасибо, - Рада глубоко затянулась и закашлялась. - Слушай... Ты извини, ладно? Я хотела тебя вытащить и сказала первое, что пришло в голову. Я не знала о посвящении.
- Я ждал чего-то подобного, - меланхолично отозвался брат Иоанн. - Чуяло мое сердце, что не нужно было браться за это дело. Не переживай. У меня тут знакомый - хороший человек, правда, с пунктиком. Может, он поможет, а может, сами договоримся, но выберемся обязательно. В конце концов, пятый этаж это высоко, но - как там говорил наш барашек? - не будем терять веры в чудо.
Спустя пять сигарет в коридоре послышались чеканные шаги отца Матеуша.
- Молитесь, грешники? У нас новость - священный огонь погас. Знамение, не иначе. Теперь это затянется дня на три. Мать Агнесса настаивает на том, чтобы сегодня вы прошли хотя бы первую ступень посвящения. Боится, как бы вы не передумали: были случаи. Вы готовы?
- Мэтти, что там у нас на первой ступени?
- Жидкое пламя. Не бойся, Янек, это не больно.
В небольшом святилище в здании краснокирпичного заводского общежития горели свечи. Настоятельница говорила негромко и умиротворенно.
- Подобно святой Азре, вам предстоит покинуть город в видениях, а вскоре - совершенно освободиться от него, раствориться в горниле и выйти из пламени обновленными. Пейте до дна во славу Хшатры Ваирьи.
Раде первой подали сосуд. Руки ее дрогнули под тяжестью. Бальзам пах финиками и корицей. После первого глотка у Рады перехватило дух, после второго пол поплыл под ногами, а после третьего Янек осторожно забрал чашу.
Нахлынули полузнакомые запахи и звуки: ржание лошадей, дым костра, негромкое пение дядьки, который чинил колесо. Ей захотелось тишины, и она пошла в степь. В экуменополисе Рада никогда не видела таких красивых звезд и такой мягкой ночи. Стрекотали сверчки. Ветер ласкал плечи, бронзовые, горящие после жаркого дня, ветер нес ароматы полыни и трав, имена которых Рада забыла. Она села на склоне холма. В траве пестрели мелкие цветы и белые ракушки виноградных улиток. Земля была теплой, нагретой яростным летним солнцем. Рада знала, что в земле лежали ее предки, в землю ляжет она сама, и от этого не было страшно. Спокойно было.
- Малыш, не уходи далеко! - Рада встала и нехотя побрела к костру.
Янек стиснул ее предплечье над витыми браслетами. «Почему у него такие холодные руки, - подумала Рада. - Жарко ведь - так, что трудно дышать». Она ощутила прилив нежности - к глубокому небу и темным курганам, к тающим искрам, алому жару и белому золоту, к мальчику, который здесь, у костра, казался до странного красивым. Рада положила голову на его плечо. Глаза слипались. Огонь за ресницами распался на сотни костров на склонах, они мерцали и тонули во тьме, пока не превратились в огоньки гаснувших свечей.
Кроме нее, в святилище остался только Янек. Похоже, ему виделось что-то свое. «Как же мы все одиноки», - подумала Рада. Она поднялась с мата, пошатываясь, добрела до окна и распахнула ставни. В комнату хлынули лунный свет и октябрьский холод. Стало немного легче, и тогда Рада вспомнила, что на ночь в святилище оставляли реликварий. А вот и он - фарвахар, сиявший, словно за окном светило полуденное солнце. Рада без труда открыла крышку. На дне лежала механическая десница святой Азры.
«Алё, Томаш. Ты внизу? Лови руку и уходи. Все в порядке, завтра буду дома».
Десница была раскалена добела, от нее шел жар, и Рада подумала, как бы ее ухватить…
- Бери, не обожжешься, - ласково сказал отец Матеуш, белым ангелом являясь из тьмы; в руках его был автомат. - Говорите, Томаш - последний праведник? Посмотрим, берет ли он краденое.
- Ты о чем? - спросила Рада.
- Я не тебе. Делай, что задумала.
- Не буду.
- Ну, как знаешь, - пожал плечами отец Матеуш.
- Не бойся, кидай, - послышался голос Янека. - И скажи этому Томашу, чтобы поймал, если хочет жить.
- Не лезь не в свое дело, - сказал отец Матеуш.
- Мой товар тырят, а я, по-твоему, должен молчать. Тырь, малыш. Ну!
Раде показалось, что в его глазах полыхнул отблеск степного костра, и тогда ей почему-то стало спокойно. Она кивнула и кинула десницу.
Отец Матеуш выглянул в окно, а затем всем корпусом повернулся к Янеку.
- Ты ее давно знаешь?
- По большому счету, с утра.
- Вы уверены? - спросил отец Матеуш пустоту под потолком. - Итак, Янек, ценой своей души ты согласился помочь мне с выкупом сестры Габриелы.
- Я собирался получить свою долю от продажи, - бледнея, напомнил Янек.
- Теперь ты решил пожертвовать ладно бы моими - своими деньгами, из-за которых рисковал душой и телом, ради малознакомого человека.
- Не трогай мальчика, - вмешалась Рада. - Мы вернем деньги... Он правда хороший.
- Заткнись, малыш!
- Чем дальше, тем удивительнее, - хмыкнул отец Матеуш. - Нет, братья и сестры, как ни старайтесь, а на праведников вы, уж извините, не тянете. Второе пришествие откладывается. Идемте, онтокентавры, напою вас травками, может, к утру и отпустит.
- ...В полицию идти было бесполезно, и я обратилось к Оракулу, - сказала Рада. - Выяснилось, что наш с тобой маньяк по доброте душевной хочет избавить Господа от мук. Он считает, что мир безнадежно погряз в скверне, но Господь не может уничтожить экуменополис, покуда в нем живут праведники. Голоса сказали ему, что праведник остался один. Наш маньяк и рад бы, да не может вывести его из города, поэтому просто хочет его прикончить, чтобы никто больше не мучился. Я думаю, что если эта теория работает, за экуменополис можно не волноваться, но хотя бы ради собственного спасения тебе стоит разыграть небольшой спектакль, - Рада улыбнулась.
- Святых тут, может, и нет, - улыбнулась в ответ Карине, - но чудеса еще случаются.