Раунд окончен
"Мне очень хорошо работается с таким характером на телевидении. Просто посылаю всех на фиг, и все", - говорит Татьяна lazareva_tatka Лазарева Светлане Ивановой. Вчера мы узнали, что процесс этот был двусторонний. Лазареву уволили с СТС. В обычной для медиа жлобской манере - без письма, без звонка, без голубиной почты, не смогли передать информацию через Шаца или Пушного, не настучали азбукой Морзе. Сейчас понятно: читатели Медведя должны были раньше всех заподозрить неладное; последняя глава интервью называется "Жопа". Верстку материала можно посмотреть здесь.
Татьяна Лазарева | Фото: Эльвира Галимова
ТАТЬЯНА ЛАЗАРЕВА: «НАШЛИ КОГО ПУГАТЬ»
Светлана Иванова
Представлять в журнале популярную телеведущую Татьяну Лазареву дело смешное и нелепое. Двадцать лет она зажигает у нас на лицах улыбки - это стало ее профессией, где ей нет равных, и хорошим источником дохода, что абсолютно заслуженно. И вот кажется, что про этого человека нам давно уже все понятно и известно: муж - симпатичный и остроумный телеведущий Михаил Шац, трое замечательных детей, гонорары и те можно найти в интернете... Но вдруг, зайдя на ее страничку в ЖЖ, читаешь «Письмо счастья», написанное 31 января 2011 года, и глазам не веришь: ужель та самая Татьяна? «Ребята, в 2014-м мне будет 48, через 12 лет - 60. Почти половину жизни я буду уже жить под этой бандопутиной. Не думаю, что внятно смогу сопротивляться к тому моменту. Но у меня есть немного детей, которые, пожалуй, будут в самом соку. Что они будут делать? С кем они будут делать? Где они будут делать? И кто виноват, конечно?» Опять шутит? Или йогуртов с беленой объелась? Об этом мы и решили поговорить с непредсказуемой Татьяной Лазаревой и заодно предложить ей боевой прикид, соответствующий теме.
- На самом деле, когда я начала вести свой блог позапрошлым летом, ничего серьезного там не было. Я сидела в отпуске, и мне делать было нечего. Просто писала какую-то фигню для себя. Но когда туда привалило несколько тысяч людей, стало ясно, что это уже слишком для того, чтобы он оставался личным дневником. И я стала использовать его в своих интересах. А они всегда у меня были достаточно общественными. Почему я вдруг стала такой серьезной? Просто, видимо, трое детей накладывают на тебя такую ответственность. И с какого-то момента начинаешь больше думать о том, в какой они будут жить стране. У любой нормальной матери есть такие мысли: что дальше-то? вывезти семью в Лондон? Ну хорошо, у меня такая возможность есть. А остальные, те, кто живет в Благовещенске и кому нечего обуть и жрать нечего иногда? И потом, мое детство прошло в Академгородке - достаточно диссидентском месте. Не скажу, что у меня родители были диссидентами, они просто учителя в физматшколе, но вот это умение думать, оно свойственно той обстановке, в которой я росла. Может, кому-то не очень нравится, что я пишу в своем блоге, но у меня такой вот характер - резкий, и мое мнение часто противоположно тому, что мне пытаются навязать разными способами.
Вот сейчас ходит в сети открытое письмо по поводу образования. Ну какими открытыми письмами Медведеву можно решить проблему образования? Сколько писем-то надо написать? Четыре? Или пять? Или все-таки надо заняться этим государству и понять, что мы уже одно поколение профукали - то, которое выходит на Манежную с фашистскими лозунгами? Потом следующее будет.
ХАРАКТЕР. Знаете, мне очень хорошо работается с таким характером на телевидении. Просто посылаю всех на фиг, и все. Если ты делаешь какое-то дело ответственно, то, наверное, в какой-то момент ты уже можешь спрашивать с других. Очень трудно в последнее время на телевидении стало работать, потому что, как и везде, люди перестали шевелиться, им кажется, что за них это должен делать кто-то другой. На ящике всегда такое было: все были такие вальяжные за исключением каких-то единиц, которые носились и делали за всех всю работу. На передаче «Это мой ребенок!» я столкнулась с такой странной картиной, которая очень мне не понравилась: все делалось как-то лениво, а что там выйдет в конечном итоге - неважно. Мне кажется, это от того, что все сильно завязано на рекламе. Если передача дает хорошую цифру рейтинга, то на нее претендуют очень хорошие спонсоры. Соответственно, она в эфире. Если у нее падает цифра, они говорят: «Нам такая передача не нужна», - и они ее закрывают. Никто не хочет вкладываться в развитие проекта. Вот этот жуткий распил почему-то присутствует теперь везде.
ПЕРВЫЙ. Я как-то и раньше не очень стремилась попасть на Первый. Не знаю, но у меня уже было достаточно популярности на всех других каналах. И тем не менее я действительно пришла на передачу «Две звезды» с мыслью о какой-то такой избранности канала, где все ходят в золотых черевичках и появляются на работе вовремя. Нет, бардак такой же. Но самое главное, что меня совершенно не устроило, - это отношение на Первом к людям.
И не только меня, кстати. Нонка Гришаева тоже убегала в слезах, потому что когда в четыре часа утра тебя там держат, а у тебя кроме этого еще достаточно много обязанностей: и основная работа, и спектакли, и семья, - ты должен воспринимать это просто как подарок судьбы. И не требовать за это денег, потому что тебе уже оказали большую честь, показав по Первому каналу. Когда мне перед съемками передачи «Две звезды» позвонила Тина счастливая и сказала, что мы будем вместе вести программу на Первом, я сразу спросила: «А ты сколько попросила денег?» - «Каких денег? Ты чего, с ума сошла?» - «Нет, это ты сошла с ума, дорогая». Не знаю, платили остальным ведущим или нет, мне платили.
Но после первых же съемок выяснилось, что мои шутки совершенно не подходят для Первого канала. Какие? Ну вот, например, кто-то из участников пел песню красивую-прекрасивую про прощание, и когда они уже отпели, на экране появилась картинка такая живописная: перрон, уходящий поезд, железная дорога, - я сказала артистам: «Ребят, давайте идите к нам скорее сюда, а девочки, Тина и Ксения, пусть остаются на вокзале». Вот и вся шутка. Очень невинная. А девочки очень обиделись и пожаловались начальству.
После этого мне было велено поубавить свой пыл, я где-то еще три-четыре передачи посидела так просто, молча, а потом опять не выдержала. Думаю, да ну их на фиг, чего я сижу тут, как бревно какое-то?! Нашли, кого пугать. Это я к вопросу про Первый канал - мне там не понравилось.
КОНКУРЕНТКИ. Слушайте, у меня такой опыт, я этим юмором занимаюсь сто лет - это действительно долго, это все профессиональные наработки. Просто ряд каких-то штампов, поведенческих форм: где-то выдержать паузу, где-то посмотреть сначала перед тем, как сказать, - вот и весь мой юмор. Просто так получилось, что сначала я принимала участие в капустниках, потом в КВН, потом была передача «Раз в неделю», потом «О.С.П.-студия», потом «Хорошие шутки». А КВН вообще самая передовая школа во всех отношениях: и телевизионная, и юмористическая, и дисциплинарная.
Мне вообще трудно судить о конкурентках, потому что телевизор я, честно говоря, не смотрю. Вообще. Так, фильмы какие-то, даже новости из интернета узнаю. Поэтому кто там со мной конкурирует - сие мне неведомо. Пусть конкурируют, не жалко. Не знаю, а кто еще?
Вопрос даже не в том, есть у тебя конкурентки или ты круче всех. Когда имя уже наработано, есть какой-то авторитет, известность, ты должен придумать, как этим распоряжаться. Вести юмористические передачи до конца жизни? Или как?
ФОНД «СОЗИДАНИЕ». Лет десять назад мы с Михаилом вели вечеринку в фонде «Созидание». В свое время он был организован одним бизнесменом и начинался с помощи конкретным людям, которые попали в трудную ситуацию, а попасть в нашей стране в трудную ситуацию очень просто. Я состою сейчас в попечительском совете, помогаю не столько своими пожертвованиями, сколько временем (мы проводим различные благотворительные мероприятия, где собираем деньги людям на операции) и нашими связями, потому что чиновники, которые обязаны решать эти проблемы, от них открещиваются. Еще одна проблема - обращается очень много жуликов и всяких аферистов. Например, люди берут кредит в банке, а потом придумывают всякие жуткие истории, чтобы вернуть деньги за счет фонда. Одна из функций фонда - проверка всех документов с тем, чтобы понимать, насколько данная операция необходима, или насколько нужны деньги семье, которая их просит. На самом деле, очень много людей, которые готовы помочь тем, кто действительно нуждается.
Мы несколько лет проводим новогодние «Елки» и устраиваем летние праздники для детей с синдромом Дауна, больных раком и ДЦП. Потому что у них нет праздников. И нет детства. Мы их собираем - 150-200 человек, а больше не получается - и вывозим на природу, где они общаются друг с другом, играют с клоунами, смеются... Это очень такой замкнутый, обособленный мир. Им, конечно, очень хотелось бы общаться и с обычными детьми, но родители почему-то оберегают своих здоровых детей от такого общения, как будто боятся заразиться чужим несчастьем. Поэтому инвалиды в основном сидят дома и не высовываются. У Чехова в рассказе «Крыжовник» есть такая фраза: «Каждый счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча». А мы хотим достучаться.
ГЕНОЦИД. А еще я тут столкнулась с тем, что государству невыгодно иметь здоровых детей. Это государственная политика, называемая геноцидом. Когда, к примеру, ребенку, родившемуся с дефектом лица, за три тысячи рублей можно сделать операцию и все исправить, наши медсестры в роддоме отговаривают родителей забирать таких детей. Их отправляют в детский дом, и детский дом их никому уже не отдает, потому что на них государство выплачивает лишние 200 рублей в месяц. Вообще это удивительная история, действительно. Я сама с этим сталкивалась и говорила с парой мамашек, которых уговорили в роддоме оставить ребенка с синдромом Дауна. Одна через год, правда, забрала ребенка. Будина Ольга как раз занимается такими случаями, у нее фонд отказников, которых в роддоме оставляют по просьбам тетенек из роддомов. Не знаю, может, они откаты какие берут с этих младенцев? Отказники - это же жуткая совершенно история, потому что на них нет достаточно долго никаких документов. Они живут в этих роддомах месяцами, но на них не выделяется ни питания, ни памперсов, ничего. Была у меня бумажка одна очень смешная - справка на бюджет, выдаваемый государством на одежду детдомовскому ребенку в год. Эту бумажечку нам выдал подмосковный детский дом. Ее, правда, в интернете сильно оспаривали, но бумажечка лежит. На год на одежду, игрушки и обувь положено порядка 400 рублей.
«СУХАЯ ПОПА» ОЛИГАРХОВ. Я не готова все бросить и заниматься только благотворительностью. Потому что на самом деле это глупо. Моя работа помогает мне находить спонсоров, которые хотят кому-то помочь. Чего бросать? Наоборот, нужно не бросать.
Мы устраиваем акцию «Сухая попа»: собираем памперсы. Какие-то знакомые олигархи не берут подарки на день рождения, а говорят гостям: «Привозите мне памперсами», и потом с этого дня рождения «Газель» уходит в подмосковные детские дома. А почему мы это делаем, если разобраться? Почему этим не занимаются на более высоком и правильном уровне? Самое страшное, что ты начинаешь понимать, когда в это внедряешься: то, что ты делаешь, даже не капля в море, а песчинка на дне океана. Потому что невозможно объять необъятное. Нельзя при помощи одних благотворительных фондов решить проблемы, которые есть.
ОТЕЦ. Я почему так спокойно к инвалидам отношусь, - потому что у меня отец инвалид. Он с детства ничего не видит. Он проработал в школе всю жизнь, преподавал историю и обществоведение. Прекрасно себя чувствует, уважаемый человек, закончил пединститут, по всей стране у него ученики, которые его помнят и гордятся им. И я понимаю, что инвалиды - такие же люди, как и все, только больше и сильнее. Уже за то, что они сидят в этой инвалидной коляске и куда-то хотят поехать, окружающие к ним должны относиться с восторгом и восхищением и тем самым радушием, которое им очень хочется увидеть. Я говорю не только о своем отце, а обо всех инвалидах в нашей стране. Это - настоящие герои. Потому что у нас до сих пор к ним такое же отношение, как после войны, когда была эта позорная история с переселением инвалидов из Москвы, чтобы они не портили вид города-победителя. Я недавно разговаривала с одной женщиной в коляске, она сказала: «Понимаете, ужасно, что ты один даже не можешь остаться. Мало того, что у тебя все болит - это не просто ж сел в коляску по приколу и катаешься, реальные физические муки, моральные муки, так тебя еще везде ненавидят, тебе не рады нигде». Ты никогда не поймешь этого, если не испытаешь все сам. Поэтому я вместе с инвалидами и группой журналистов села в инвалидную коляску и проехала по московским улицам.
ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ. Этот город не для колясок. Везде поребрики, ступени, заехать никуда нельзя. Слава Богу, взяла с собой Степана, старшего сына. Потому что самой невозможно ехать. Очень смешно, кажется, на Воздвиженке есть светофор такой: мы все подъехали к нему, там пандус, можно съехать на дорогу, а на другой стороне тротуар - заехать нельзя. И мы так все остановились на этой дороге - вся группа - и корячились, пытались запрыгнуть в коляске на тротуар. А потом мы решили в храм Христа Спасителя заехать, так нас вообще поперли со скандалом, меня чуть до слез не довели. Там такая лестница огромная, чувствуешь себя букашкой. И рядом на стеночке подъемник для коляски - он накрыт кожухом, даже не сразу поймешь, что это, и замок такой амбарный висит, чтобы не прорвались инвалиды. Ни один. И табличка висит: если вы хотите воспользоваться подъемником, обратитесь к представителю охраны. А представитель охраны стоит где-то на высоте второго этажа, причем внутри. Мы кричали: «Охрана, охрана!» - никто не вышел, потом я предложила ребятам совершить что-то антиобщественное, чтобы охрана обратила наконец внимание и вышла к нам. Короче, я не выдержала, залезла в храм к этим охранникам, и мы пытались разобраться, что делать бедным инвалидам, пока не вышел какой-то мужчина и сказал: «Что вы здесь кощунство устраиваете?» Так мы и ушли не солоно хлебавши.
МОСКВА И МОСКВИЧИ. Я в Москве живу с 1994 года. Не так давно мы с Михаилом приобрели здесь квартиру. В Москве живут мои дети и частично уже родители. Мама здесь, а папа остался в Новосибирске, они расстались. Мне очень трудно было привыкнуть к Москве. Это город не для жизни и не для людей. Я бы, конечно, хотела жить в Марбелье моей любимой, в Испании, где каждое лето мы снимаем апартаменты и отдыхаем с детьми. Там много наших подружек, дружочков, туда приезжаешь и общаешься уже со своими абсолютно. А Москва сейчас и для работы не очень годится, потому что в ней невозможно передвигаться, невозможно как-то свободно существовать - во всех отношениях. Все как-то за забором, все как-то под вниманием. Потом вот эти перекрывания улиц тоже безумно раздражают, просто по-человечески. Когда ты поездил по миру и своими глазами видел, как в Италии машина Берлускони выезжает из дома правительства и вместе со всеми едет в одном ряду, и водитель так спокойно говорит: «О, Берлускони поехал», - и покатил себе дальше. Мы видим, как можно это все решать. Или уж делайте себе вертолетные площадки!
МИТИНГИ. Я не назвала бы это точкой кипения, точка кипения - это когда люди идут уже не на митинг, а на улицы неорганизованно. Тем более сказать, что я хожу на митинги, - это слишком громкое заявление, я была всего на двух. Один был рядом с местом жительства по поводу строительства гостиницы Михалкова в Козихинском переулке, потому что я пару раз столкнулась с этими тетками несчастными и дядьками, которые стояли перед экскаваторами, и они потом позвонили, сказали, что будет митинг, и я пошла. Не скажу, что это произвело на меня и на окружающих какое-то сильное, решающее впечатление, но просто есть вещи, которые нужно делать. И если мне это нетрудно, то почему бы нет? На те же самые митинги, если я на даче с детьми, не хожу, потому что у меня есть приоритеты: я лучше проведу это время с детьми, чем пойду на митинг. Потом в один из воскресных дней мы сходили с Михаилом на митинг, который организовал Витя Шендерович. Я бы не сказала, что это был митинг в привычном понимании, просто собралось много спокойных и позитивных людей, частично они были на сцене, с достаточно умными разговорами и речами. Приятно, как в театр сходили, послушали умных людей.
МУЖСКИЕ ЧЕРТЫ. Мужчины всегда мне нравились больше, чем женщины. С детства так повелось. Я всегда в пацанских компаниях проводила время. Не знаю, может, потому что родители мальчика всегда хотели, и получилась смесь такая странная. Я как-то абсолютно, мне кажется, лишена вот этих бабских самых неприятных черт, которые у многих присутствуют. Я не люблю конкуренцию и вообще никогда не любила все эти конкурсы, соревнования, потому что абсолютно лишена какого-то азарта победы, и никогда не участвую, а если и участвую, то мне совершенно по фиг, какое я займу место. Отсюда, видно, нежелание с кем-то конкурировать из баб, доказывать, что я красивше. А с мужиками проще, че с ними конкурировать?
Единственное, чего я не понимаю, это чем занимаются все эти мужики в костюмах, которые работают в «Газпроме» каком-нибудь, получают какие-то совершенно космические зарплаты и ничего при этом не делают. У меня есть несколько приятелей топ-менеджеров - вот это не мужики. Мужик - это тот, кто работает. Для меня Боря Моисеев даже больше мужик в этом плане. Я вижу, как Боря работает с публикой, и когда он уходит, все кричат: «Боря, вернись!» - не только мужчины, но и женщины. Я вижу, что он получает деньги за свой труд. Абсолютный профессионал. Просто богиня.
АЛКОГОЛЬНЫЙ ЮМОР. На работе мы не пьем, так, может, одну рюмочку для настроения, чтобы глаз горел. На самом деле, смешить людей - это работа такая ответственная, не скажу, что тяжелая, но что-то около того. Необходимо просто тупо веселить, чтоб людям было весело и хорошо, хоть ты тресни. Бывает, люди выпивают, из них лезет всякая фигня. Иногда уходишь с вечеринки и говоришь: «Какие люди приятные», а иногда уходишь и думаешь: «Господи, мудак-то какой. Надо же, еще и женится».
А что я? Вот прям привязалась-то! Кто-то сказал: «Первой рюмке организм улыбается». Я вот из этих. Я выпиваю не с горя - спаси и сохрани, а так, чтобы чуть-чуть расслабиться и порадоваться. Когда я напиваюсь, я очень веселая и позитивная. А так не знаю, в последнее время мы с Мишей из алкоголя предпочитаем вино. Когда жили в Испании, ездили по всяким разным хозяйствам. Любопытно все, как-то интересно. А если не пьешь, если не ешь после шести, все говорят: «Че ты не ешь, давай!» Вообще, если человек выделяется из толпы, к нему в России относятся с подозрением. К этому надо быть готовым. У меня был период, когда я не пила целых три месяца. Нет, ну я вообще не пью, когда, например, беременная, и не курю, а так был у меня такой период, и я решила попробовать: как это? И ничего. Я в принципе и когда не пью тоже веселая.
ЖОПА. Я вообще не люблю, когда рассказывают анекдоты, я теряю интерес к человеку сразу. Это даже хуже, чем о погоде разговаривать. А так мы часто собираемся в хороших компаниях и очень даже сильно ржем. Нас очень легко можно рассмешить. У нас Антонина еще есть, четыре с половиной года ей - она вообще кладезь смеха. Мы все цитируем ее друг другу. Она пошутит что-то и смотрит, а мы, конечно, угораем, и ей кажется, что все, что она говорит, смешно. Особенно если она использует слово «жопа», запрещенное в семье. Я, честно говоря, боюсь даже в садик приходить и спрашивать, как там она себя ведет, что она говорит. Такая развлекуха у нас есть в семье. Как их в Англию отправлять? А мы что тут будем делать? Кто нас будет веселить?
Татьяна Лазарева | Фото: Эльвира Галимова
ТАТЬЯНА ЛАЗАРЕВА: «НАШЛИ КОГО ПУГАТЬ»
Светлана Иванова
Представлять в журнале популярную телеведущую Татьяну Лазареву дело смешное и нелепое. Двадцать лет она зажигает у нас на лицах улыбки - это стало ее профессией, где ей нет равных, и хорошим источником дохода, что абсолютно заслуженно. И вот кажется, что про этого человека нам давно уже все понятно и известно: муж - симпатичный и остроумный телеведущий Михаил Шац, трое замечательных детей, гонорары и те можно найти в интернете... Но вдруг, зайдя на ее страничку в ЖЖ, читаешь «Письмо счастья», написанное 31 января 2011 года, и глазам не веришь: ужель та самая Татьяна? «Ребята, в 2014-м мне будет 48, через 12 лет - 60. Почти половину жизни я буду уже жить под этой бандопутиной. Не думаю, что внятно смогу сопротивляться к тому моменту. Но у меня есть немного детей, которые, пожалуй, будут в самом соку. Что они будут делать? С кем они будут делать? Где они будут делать? И кто виноват, конечно?» Опять шутит? Или йогуртов с беленой объелась? Об этом мы и решили поговорить с непредсказуемой Татьяной Лазаревой и заодно предложить ей боевой прикид, соответствующий теме.
- На самом деле, когда я начала вести свой блог позапрошлым летом, ничего серьезного там не было. Я сидела в отпуске, и мне делать было нечего. Просто писала какую-то фигню для себя. Но когда туда привалило несколько тысяч людей, стало ясно, что это уже слишком для того, чтобы он оставался личным дневником. И я стала использовать его в своих интересах. А они всегда у меня были достаточно общественными. Почему я вдруг стала такой серьезной? Просто, видимо, трое детей накладывают на тебя такую ответственность. И с какого-то момента начинаешь больше думать о том, в какой они будут жить стране. У любой нормальной матери есть такие мысли: что дальше-то? вывезти семью в Лондон? Ну хорошо, у меня такая возможность есть. А остальные, те, кто живет в Благовещенске и кому нечего обуть и жрать нечего иногда? И потом, мое детство прошло в Академгородке - достаточно диссидентском месте. Не скажу, что у меня родители были диссидентами, они просто учителя в физматшколе, но вот это умение думать, оно свойственно той обстановке, в которой я росла. Может, кому-то не очень нравится, что я пишу в своем блоге, но у меня такой вот характер - резкий, и мое мнение часто противоположно тому, что мне пытаются навязать разными способами.
Вот сейчас ходит в сети открытое письмо по поводу образования. Ну какими открытыми письмами Медведеву можно решить проблему образования? Сколько писем-то надо написать? Четыре? Или пять? Или все-таки надо заняться этим государству и понять, что мы уже одно поколение профукали - то, которое выходит на Манежную с фашистскими лозунгами? Потом следующее будет.
ХАРАКТЕР. Знаете, мне очень хорошо работается с таким характером на телевидении. Просто посылаю всех на фиг, и все. Если ты делаешь какое-то дело ответственно, то, наверное, в какой-то момент ты уже можешь спрашивать с других. Очень трудно в последнее время на телевидении стало работать, потому что, как и везде, люди перестали шевелиться, им кажется, что за них это должен делать кто-то другой. На ящике всегда такое было: все были такие вальяжные за исключением каких-то единиц, которые носились и делали за всех всю работу. На передаче «Это мой ребенок!» я столкнулась с такой странной картиной, которая очень мне не понравилась: все делалось как-то лениво, а что там выйдет в конечном итоге - неважно. Мне кажется, это от того, что все сильно завязано на рекламе. Если передача дает хорошую цифру рейтинга, то на нее претендуют очень хорошие спонсоры. Соответственно, она в эфире. Если у нее падает цифра, они говорят: «Нам такая передача не нужна», - и они ее закрывают. Никто не хочет вкладываться в развитие проекта. Вот этот жуткий распил почему-то присутствует теперь везде.
ПЕРВЫЙ. Я как-то и раньше не очень стремилась попасть на Первый. Не знаю, но у меня уже было достаточно популярности на всех других каналах. И тем не менее я действительно пришла на передачу «Две звезды» с мыслью о какой-то такой избранности канала, где все ходят в золотых черевичках и появляются на работе вовремя. Нет, бардак такой же. Но самое главное, что меня совершенно не устроило, - это отношение на Первом к людям.
И не только меня, кстати. Нонка Гришаева тоже убегала в слезах, потому что когда в четыре часа утра тебя там держат, а у тебя кроме этого еще достаточно много обязанностей: и основная работа, и спектакли, и семья, - ты должен воспринимать это просто как подарок судьбы. И не требовать за это денег, потому что тебе уже оказали большую честь, показав по Первому каналу. Когда мне перед съемками передачи «Две звезды» позвонила Тина счастливая и сказала, что мы будем вместе вести программу на Первом, я сразу спросила: «А ты сколько попросила денег?» - «Каких денег? Ты чего, с ума сошла?» - «Нет, это ты сошла с ума, дорогая». Не знаю, платили остальным ведущим или нет, мне платили.
Но после первых же съемок выяснилось, что мои шутки совершенно не подходят для Первого канала. Какие? Ну вот, например, кто-то из участников пел песню красивую-прекрасивую про прощание, и когда они уже отпели, на экране появилась картинка такая живописная: перрон, уходящий поезд, железная дорога, - я сказала артистам: «Ребят, давайте идите к нам скорее сюда, а девочки, Тина и Ксения, пусть остаются на вокзале». Вот и вся шутка. Очень невинная. А девочки очень обиделись и пожаловались начальству.
После этого мне было велено поубавить свой пыл, я где-то еще три-четыре передачи посидела так просто, молча, а потом опять не выдержала. Думаю, да ну их на фиг, чего я сижу тут, как бревно какое-то?! Нашли, кого пугать. Это я к вопросу про Первый канал - мне там не понравилось.
КОНКУРЕНТКИ. Слушайте, у меня такой опыт, я этим юмором занимаюсь сто лет - это действительно долго, это все профессиональные наработки. Просто ряд каких-то штампов, поведенческих форм: где-то выдержать паузу, где-то посмотреть сначала перед тем, как сказать, - вот и весь мой юмор. Просто так получилось, что сначала я принимала участие в капустниках, потом в КВН, потом была передача «Раз в неделю», потом «О.С.П.-студия», потом «Хорошие шутки». А КВН вообще самая передовая школа во всех отношениях: и телевизионная, и юмористическая, и дисциплинарная.
Мне вообще трудно судить о конкурентках, потому что телевизор я, честно говоря, не смотрю. Вообще. Так, фильмы какие-то, даже новости из интернета узнаю. Поэтому кто там со мной конкурирует - сие мне неведомо. Пусть конкурируют, не жалко. Не знаю, а кто еще?
Вопрос даже не в том, есть у тебя конкурентки или ты круче всех. Когда имя уже наработано, есть какой-то авторитет, известность, ты должен придумать, как этим распоряжаться. Вести юмористические передачи до конца жизни? Или как?
ФОНД «СОЗИДАНИЕ». Лет десять назад мы с Михаилом вели вечеринку в фонде «Созидание». В свое время он был организован одним бизнесменом и начинался с помощи конкретным людям, которые попали в трудную ситуацию, а попасть в нашей стране в трудную ситуацию очень просто. Я состою сейчас в попечительском совете, помогаю не столько своими пожертвованиями, сколько временем (мы проводим различные благотворительные мероприятия, где собираем деньги людям на операции) и нашими связями, потому что чиновники, которые обязаны решать эти проблемы, от них открещиваются. Еще одна проблема - обращается очень много жуликов и всяких аферистов. Например, люди берут кредит в банке, а потом придумывают всякие жуткие истории, чтобы вернуть деньги за счет фонда. Одна из функций фонда - проверка всех документов с тем, чтобы понимать, насколько данная операция необходима, или насколько нужны деньги семье, которая их просит. На самом деле, очень много людей, которые готовы помочь тем, кто действительно нуждается.
Мы несколько лет проводим новогодние «Елки» и устраиваем летние праздники для детей с синдромом Дауна, больных раком и ДЦП. Потому что у них нет праздников. И нет детства. Мы их собираем - 150-200 человек, а больше не получается - и вывозим на природу, где они общаются друг с другом, играют с клоунами, смеются... Это очень такой замкнутый, обособленный мир. Им, конечно, очень хотелось бы общаться и с обычными детьми, но родители почему-то оберегают своих здоровых детей от такого общения, как будто боятся заразиться чужим несчастьем. Поэтому инвалиды в основном сидят дома и не высовываются. У Чехова в рассказе «Крыжовник» есть такая фраза: «Каждый счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча». А мы хотим достучаться.
ГЕНОЦИД. А еще я тут столкнулась с тем, что государству невыгодно иметь здоровых детей. Это государственная политика, называемая геноцидом. Когда, к примеру, ребенку, родившемуся с дефектом лица, за три тысячи рублей можно сделать операцию и все исправить, наши медсестры в роддоме отговаривают родителей забирать таких детей. Их отправляют в детский дом, и детский дом их никому уже не отдает, потому что на них государство выплачивает лишние 200 рублей в месяц. Вообще это удивительная история, действительно. Я сама с этим сталкивалась и говорила с парой мамашек, которых уговорили в роддоме оставить ребенка с синдромом Дауна. Одна через год, правда, забрала ребенка. Будина Ольга как раз занимается такими случаями, у нее фонд отказников, которых в роддоме оставляют по просьбам тетенек из роддомов. Не знаю, может, они откаты какие берут с этих младенцев? Отказники - это же жуткая совершенно история, потому что на них нет достаточно долго никаких документов. Они живут в этих роддомах месяцами, но на них не выделяется ни питания, ни памперсов, ничего. Была у меня бумажка одна очень смешная - справка на бюджет, выдаваемый государством на одежду детдомовскому ребенку в год. Эту бумажечку нам выдал подмосковный детский дом. Ее, правда, в интернете сильно оспаривали, но бумажечка лежит. На год на одежду, игрушки и обувь положено порядка 400 рублей.
«СУХАЯ ПОПА» ОЛИГАРХОВ. Я не готова все бросить и заниматься только благотворительностью. Потому что на самом деле это глупо. Моя работа помогает мне находить спонсоров, которые хотят кому-то помочь. Чего бросать? Наоборот, нужно не бросать.
Мы устраиваем акцию «Сухая попа»: собираем памперсы. Какие-то знакомые олигархи не берут подарки на день рождения, а говорят гостям: «Привозите мне памперсами», и потом с этого дня рождения «Газель» уходит в подмосковные детские дома. А почему мы это делаем, если разобраться? Почему этим не занимаются на более высоком и правильном уровне? Самое страшное, что ты начинаешь понимать, когда в это внедряешься: то, что ты делаешь, даже не капля в море, а песчинка на дне океана. Потому что невозможно объять необъятное. Нельзя при помощи одних благотворительных фондов решить проблемы, которые есть.
ОТЕЦ. Я почему так спокойно к инвалидам отношусь, - потому что у меня отец инвалид. Он с детства ничего не видит. Он проработал в школе всю жизнь, преподавал историю и обществоведение. Прекрасно себя чувствует, уважаемый человек, закончил пединститут, по всей стране у него ученики, которые его помнят и гордятся им. И я понимаю, что инвалиды - такие же люди, как и все, только больше и сильнее. Уже за то, что они сидят в этой инвалидной коляске и куда-то хотят поехать, окружающие к ним должны относиться с восторгом и восхищением и тем самым радушием, которое им очень хочется увидеть. Я говорю не только о своем отце, а обо всех инвалидах в нашей стране. Это - настоящие герои. Потому что у нас до сих пор к ним такое же отношение, как после войны, когда была эта позорная история с переселением инвалидов из Москвы, чтобы они не портили вид города-победителя. Я недавно разговаривала с одной женщиной в коляске, она сказала: «Понимаете, ужасно, что ты один даже не можешь остаться. Мало того, что у тебя все болит - это не просто ж сел в коляску по приколу и катаешься, реальные физические муки, моральные муки, так тебя еще везде ненавидят, тебе не рады нигде». Ты никогда не поймешь этого, если не испытаешь все сам. Поэтому я вместе с инвалидами и группой журналистов села в инвалидную коляску и проехала по московским улицам.
ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ. Этот город не для колясок. Везде поребрики, ступени, заехать никуда нельзя. Слава Богу, взяла с собой Степана, старшего сына. Потому что самой невозможно ехать. Очень смешно, кажется, на Воздвиженке есть светофор такой: мы все подъехали к нему, там пандус, можно съехать на дорогу, а на другой стороне тротуар - заехать нельзя. И мы так все остановились на этой дороге - вся группа - и корячились, пытались запрыгнуть в коляске на тротуар. А потом мы решили в храм Христа Спасителя заехать, так нас вообще поперли со скандалом, меня чуть до слез не довели. Там такая лестница огромная, чувствуешь себя букашкой. И рядом на стеночке подъемник для коляски - он накрыт кожухом, даже не сразу поймешь, что это, и замок такой амбарный висит, чтобы не прорвались инвалиды. Ни один. И табличка висит: если вы хотите воспользоваться подъемником, обратитесь к представителю охраны. А представитель охраны стоит где-то на высоте второго этажа, причем внутри. Мы кричали: «Охрана, охрана!» - никто не вышел, потом я предложила ребятам совершить что-то антиобщественное, чтобы охрана обратила наконец внимание и вышла к нам. Короче, я не выдержала, залезла в храм к этим охранникам, и мы пытались разобраться, что делать бедным инвалидам, пока не вышел какой-то мужчина и сказал: «Что вы здесь кощунство устраиваете?» Так мы и ушли не солоно хлебавши.
МОСКВА И МОСКВИЧИ. Я в Москве живу с 1994 года. Не так давно мы с Михаилом приобрели здесь квартиру. В Москве живут мои дети и частично уже родители. Мама здесь, а папа остался в Новосибирске, они расстались. Мне очень трудно было привыкнуть к Москве. Это город не для жизни и не для людей. Я бы, конечно, хотела жить в Марбелье моей любимой, в Испании, где каждое лето мы снимаем апартаменты и отдыхаем с детьми. Там много наших подружек, дружочков, туда приезжаешь и общаешься уже со своими абсолютно. А Москва сейчас и для работы не очень годится, потому что в ней невозможно передвигаться, невозможно как-то свободно существовать - во всех отношениях. Все как-то за забором, все как-то под вниманием. Потом вот эти перекрывания улиц тоже безумно раздражают, просто по-человечески. Когда ты поездил по миру и своими глазами видел, как в Италии машина Берлускони выезжает из дома правительства и вместе со всеми едет в одном ряду, и водитель так спокойно говорит: «О, Берлускони поехал», - и покатил себе дальше. Мы видим, как можно это все решать. Или уж делайте себе вертолетные площадки!
МИТИНГИ. Я не назвала бы это точкой кипения, точка кипения - это когда люди идут уже не на митинг, а на улицы неорганизованно. Тем более сказать, что я хожу на митинги, - это слишком громкое заявление, я была всего на двух. Один был рядом с местом жительства по поводу строительства гостиницы Михалкова в Козихинском переулке, потому что я пару раз столкнулась с этими тетками несчастными и дядьками, которые стояли перед экскаваторами, и они потом позвонили, сказали, что будет митинг, и я пошла. Не скажу, что это произвело на меня и на окружающих какое-то сильное, решающее впечатление, но просто есть вещи, которые нужно делать. И если мне это нетрудно, то почему бы нет? На те же самые митинги, если я на даче с детьми, не хожу, потому что у меня есть приоритеты: я лучше проведу это время с детьми, чем пойду на митинг. Потом в один из воскресных дней мы сходили с Михаилом на митинг, который организовал Витя Шендерович. Я бы не сказала, что это был митинг в привычном понимании, просто собралось много спокойных и позитивных людей, частично они были на сцене, с достаточно умными разговорами и речами. Приятно, как в театр сходили, послушали умных людей.
МУЖСКИЕ ЧЕРТЫ. Мужчины всегда мне нравились больше, чем женщины. С детства так повелось. Я всегда в пацанских компаниях проводила время. Не знаю, может, потому что родители мальчика всегда хотели, и получилась смесь такая странная. Я как-то абсолютно, мне кажется, лишена вот этих бабских самых неприятных черт, которые у многих присутствуют. Я не люблю конкуренцию и вообще никогда не любила все эти конкурсы, соревнования, потому что абсолютно лишена какого-то азарта победы, и никогда не участвую, а если и участвую, то мне совершенно по фиг, какое я займу место. Отсюда, видно, нежелание с кем-то конкурировать из баб, доказывать, что я красивше. А с мужиками проще, че с ними конкурировать?
Единственное, чего я не понимаю, это чем занимаются все эти мужики в костюмах, которые работают в «Газпроме» каком-нибудь, получают какие-то совершенно космические зарплаты и ничего при этом не делают. У меня есть несколько приятелей топ-менеджеров - вот это не мужики. Мужик - это тот, кто работает. Для меня Боря Моисеев даже больше мужик в этом плане. Я вижу, как Боря работает с публикой, и когда он уходит, все кричат: «Боря, вернись!» - не только мужчины, но и женщины. Я вижу, что он получает деньги за свой труд. Абсолютный профессионал. Просто богиня.
АЛКОГОЛЬНЫЙ ЮМОР. На работе мы не пьем, так, может, одну рюмочку для настроения, чтобы глаз горел. На самом деле, смешить людей - это работа такая ответственная, не скажу, что тяжелая, но что-то около того. Необходимо просто тупо веселить, чтоб людям было весело и хорошо, хоть ты тресни. Бывает, люди выпивают, из них лезет всякая фигня. Иногда уходишь с вечеринки и говоришь: «Какие люди приятные», а иногда уходишь и думаешь: «Господи, мудак-то какой. Надо же, еще и женится».
А что я? Вот прям привязалась-то! Кто-то сказал: «Первой рюмке организм улыбается». Я вот из этих. Я выпиваю не с горя - спаси и сохрани, а так, чтобы чуть-чуть расслабиться и порадоваться. Когда я напиваюсь, я очень веселая и позитивная. А так не знаю, в последнее время мы с Мишей из алкоголя предпочитаем вино. Когда жили в Испании, ездили по всяким разным хозяйствам. Любопытно все, как-то интересно. А если не пьешь, если не ешь после шести, все говорят: «Че ты не ешь, давай!» Вообще, если человек выделяется из толпы, к нему в России относятся с подозрением. К этому надо быть готовым. У меня был период, когда я не пила целых три месяца. Нет, ну я вообще не пью, когда, например, беременная, и не курю, а так был у меня такой период, и я решила попробовать: как это? И ничего. Я в принципе и когда не пью тоже веселая.
ЖОПА. Я вообще не люблю, когда рассказывают анекдоты, я теряю интерес к человеку сразу. Это даже хуже, чем о погоде разговаривать. А так мы часто собираемся в хороших компаниях и очень даже сильно ржем. Нас очень легко можно рассмешить. У нас Антонина еще есть, четыре с половиной года ей - она вообще кладезь смеха. Мы все цитируем ее друг другу. Она пошутит что-то и смотрит, а мы, конечно, угораем, и ей кажется, что все, что она говорит, смешно. Особенно если она использует слово «жопа», запрещенное в семье. Я, честно говоря, боюсь даже в садик приходить и спрашивать, как там она себя ведет, что она говорит. Такая развлекуха у нас есть в семье. Как их в Англию отправлять? А мы что тут будем делать? Кто нас будет веселить?