«Детская Хатынь» Красного Берега
Как забыть то , что были во время Великой Отечественной войны на оккупированной территории Белоруссии, Украины, России десятки концентрационных лагерей и в том числе и детские лагеря смерти, где держали маленьких детей и у которых до смерти выцеживали кровь для раненых солдат Вермахта ?
Разве можно это забывать и те кто это делал в прошлом веке , сейчас из Европы нам несут ювенальный фашизм
О контрационно-донорском детском лагере смерти Красный берег в Белоруссии во время войны
К словам Президента Лукашенко можно относиться по-разному (в Варшаве, например, категорически отрицают, что имеют какие-нибудь территориальные претензии к Минску), но относительно Германии с ним нельзя не согласиться. О том, что немцы «натворили в Беларуси в прошлом веке», наглядно напоминает хотя бы недавно открытый в республике мемориальный комплекс «Детям - жертвам Великой Отечественной войны».
Расположен он в деревне с символичным названием Красный Берег, что в 21 километре на северо-запад от Жлобина (Гомельская область). В груди все холодеет, когда видишь этот печальный скульптурный ансамбль… Жгущее ощущение чужого, далекого горя захлестывает душу. Впрочем, словами это вряд ли передать. Больше эти чувства может понять тот, кто бывал в Хатыни - одной из 619 белорусских деревень, сожженных гитлеровцами вместе с жителями. Недаром мемориал в Красном Береге называют «детской Хатынью». Ныне это памятник, аналогов которому нет не только в России и Украине (не говоря уже о странах Балтии), но и вообще нигде в мире.......
Это только один класс, а ведь в годы своего хозяйничанья на чужой земле немцы уничтожили в Беларуси 13 тысяч школ - десятки тысяч подобных классов…
Говорят, что с высоты птичьего полета эти восемь лучей смотрятся еще выразительнее.
Экскурсовод, сам уроженец этих мест, Александр Манкевич рассказывает:
- В краснобережский лагерь смерти узников свозили из нескольких районов тогдашней Советской Белоруссии. Отбирали детей в возрасте от 8 до 14 лет. Фигурка девочки в начале мемориала неслучайна: большинство сюда попадавших были именно девочки. У них чаще всего встречались первая группа крови и положительный резус-фактор. Тети и дяди в белых халатах вели себя с жертвами без особой строгости, но кровь забирали у них до последней капли. Умирать было не больно - обескровленные дети просто засыпали. А тем, кто еще подавал признаки жизни, губы смазывали ядом - этакий своеобразный жест гуманизма со стороны бездушных палачей…
Здесь, в Красном Береге, был апробирован новый - «научный» - метод забора крови. Детей подвешивали под мышки, сжимали грудь. Для того чтобы кровь не сворачивалась, делали специальный укол. Кожа на ступнях отрезалась - или в них делались глубокие надрезы. Вся кровь стекала в герметичные ванночки. Тела ребятишек увозили и сжигали.
Иным детям «везло» больше - их отправляли донорами в Германию и там забирали у них кровь для раненых офицеров и солдат вермахта…
По данным архивов известно, что из этого лагеря фашисты вывезли 1.990 детей, в том числе 15 юных жертв были из Краснобережского сельского Совета. Это установила Чрезвычайная комиссия, работавшая тут еще в 1944 году. При этом фамилии местных детишек были выяснены, имен же других доискаться, увы, не удалось. Вообще же, по официальным данным, в годы Великой Отечественной узниками детских концлагерей стали более 35 тысяч только белорусских детей......
А россиянин Николай Згурский с тринадцати лет носит печать кровавой жажды рейха на запястье левой руки - это «памятное» клеймо ему поставили именно здесь, в Красном Береге.
- Брали кровь по-страшному, - вспоминает Николай Ильич. - Начинают брать - и радуга в глазах идет. Становится все такое оранжевое. И теряешь сознание… Прекращают, уносят. Как я остался жив - не понимаю. Наверное, лишь по счастливой случайности.
У черной школьной доски в «мертвом классе» экскурсовод Александр Манкевич проникновенно декламирует наизусть письмо 15‑летней Кати Сусаниной, которое на этой доске воспроизведено будто мелом. История этого документа более или менее известна, но есть смысл напомнить ее здесь, ибо новые поколения школьников и молодежи, увы, в большинстве своем мало интересуются родным военным прошлым, путают 9 мая 1945‑го с 22 июня 1941‑го (это в лучшем случае, в худшем - вообще знают ли эти даты…).
Письмо Кати Сусаниной было опубликовано в «Комсомольской правде» 27 мая 1944 года. А нашли его при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов в освобожденном райцентре Лиозно, что в Витебской области. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №… Сусанину Петру». В Лиозно белорусская школьница находилась в рабстве у одного из знатных оккупантов и 12 марта 1943 года, в день своего пятнадцатилетия, более не в силах терпеть издевательств, покончила жизнь самоубийством. Перед тем как повиснуть в петле, она написала письмо отцу, который был на фронте.
Вот этот текст:
«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон!». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало - платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, - и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» - так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», - сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник, тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучаться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!.. Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина.
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
P. S. Мое сердце верит: письмо дойдет»
отсюда
Разве можно это забывать и те кто это делал в прошлом веке , сейчас из Европы нам несут ювенальный фашизм
О контрационно-донорском детском лагере смерти Красный берег в Белоруссии во время войны
К словам Президента Лукашенко можно относиться по-разному (в Варшаве, например, категорически отрицают, что имеют какие-нибудь территориальные претензии к Минску), но относительно Германии с ним нельзя не согласиться. О том, что немцы «натворили в Беларуси в прошлом веке», наглядно напоминает хотя бы недавно открытый в республике мемориальный комплекс «Детям - жертвам Великой Отечественной войны».
Расположен он в деревне с символичным названием Красный Берег, что в 21 километре на северо-запад от Жлобина (Гомельская область). В груди все холодеет, когда видишь этот печальный скульптурный ансамбль… Жгущее ощущение чужого, далекого горя захлестывает душу. Впрочем, словами это вряд ли передать. Больше эти чувства может понять тот, кто бывал в Хатыни - одной из 619 белорусских деревень, сожженных гитлеровцами вместе с жителями. Недаром мемориал в Красном Береге называют «детской Хатынью». Ныне это памятник, аналогов которому нет не только в России и Украине (не говоря уже о странах Балтии), но и вообще нигде в мире.......
Это только один класс, а ведь в годы своего хозяйничанья на чужой земле немцы уничтожили в Беларуси 13 тысяч школ - десятки тысяч подобных классов…
Говорят, что с высоты птичьего полета эти восемь лучей смотрятся еще выразительнее.
Экскурсовод, сам уроженец этих мест, Александр Манкевич рассказывает:
- В краснобережский лагерь смерти узников свозили из нескольких районов тогдашней Советской Белоруссии. Отбирали детей в возрасте от 8 до 14 лет. Фигурка девочки в начале мемориала неслучайна: большинство сюда попадавших были именно девочки. У них чаще всего встречались первая группа крови и положительный резус-фактор. Тети и дяди в белых халатах вели себя с жертвами без особой строгости, но кровь забирали у них до последней капли. Умирать было не больно - обескровленные дети просто засыпали. А тем, кто еще подавал признаки жизни, губы смазывали ядом - этакий своеобразный жест гуманизма со стороны бездушных палачей…
Здесь, в Красном Береге, был апробирован новый - «научный» - метод забора крови. Детей подвешивали под мышки, сжимали грудь. Для того чтобы кровь не сворачивалась, делали специальный укол. Кожа на ступнях отрезалась - или в них делались глубокие надрезы. Вся кровь стекала в герметичные ванночки. Тела ребятишек увозили и сжигали.
Иным детям «везло» больше - их отправляли донорами в Германию и там забирали у них кровь для раненых офицеров и солдат вермахта…
По данным архивов известно, что из этого лагеря фашисты вывезли 1.990 детей, в том числе 15 юных жертв были из Краснобережского сельского Совета. Это установила Чрезвычайная комиссия, работавшая тут еще в 1944 году. При этом фамилии местных детишек были выяснены, имен же других доискаться, увы, не удалось. Вообще же, по официальным данным, в годы Великой Отечественной узниками детских концлагерей стали более 35 тысяч только белорусских детей......
А россиянин Николай Згурский с тринадцати лет носит печать кровавой жажды рейха на запястье левой руки - это «памятное» клеймо ему поставили именно здесь, в Красном Береге.
- Брали кровь по-страшному, - вспоминает Николай Ильич. - Начинают брать - и радуга в глазах идет. Становится все такое оранжевое. И теряешь сознание… Прекращают, уносят. Как я остался жив - не понимаю. Наверное, лишь по счастливой случайности.
У черной школьной доски в «мертвом классе» экскурсовод Александр Манкевич проникновенно декламирует наизусть письмо 15‑летней Кати Сусаниной, которое на этой доске воспроизведено будто мелом. История этого документа более или менее известна, но есть смысл напомнить ее здесь, ибо новые поколения школьников и молодежи, увы, в большинстве своем мало интересуются родным военным прошлым, путают 9 мая 1945‑го с 22 июня 1941‑го (это в лучшем случае, в худшем - вообще знают ли эти даты…).
Письмо Кати Сусаниной было опубликовано в «Комсомольской правде» 27 мая 1944 года. А нашли его при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов в освобожденном райцентре Лиозно, что в Витебской области. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №… Сусанину Петру». В Лиозно белорусская школьница находилась в рабстве у одного из знатных оккупантов и 12 марта 1943 года, в день своего пятнадцатилетия, более не в силах терпеть издевательств, покончила жизнь самоубийством. Перед тем как повиснуть в петле, она написала письмо отцу, который был на фронте.
Вот этот текст:
«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон!». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало - платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, - и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» - так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», - сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник, тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучаться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!.. Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина.
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
P. S. Мое сердце верит: письмо дойдет»
отсюда