больше всего меня убил обряд опахивания
К опахиванию в селе прибегали в случаях эпидемий, падежа скота. Сохранилось много описаний этого древнего обряда.Этнографические источники, несколько отличаясь в деталях, схожи в передачи содержания ритуальных действий. Вот примерный сценарий происходившего. В глухую полночь выходили на улицу девушки и вдовы, заранее сговорившись между собой. Участницы были в белых рубахах, с распущенными волосами и с зажженными свечами. Они вооружались всем тем, что может издавать звук: косы, сковороды, печные заслонки и т.п. Впереди процессии несли иконы Пресвятой Богородицы, Николая Чудотворца, кадили ладаном. Далее находился главный предмет действия соха. В нее впрягали в одних местах бабу-неродицу, в других вдову, известную своей благочестивой жизнью. Сохой правила девушка,которая собиралась замуж. Другие, девки, помогали тащить соху вокруг деревни. Вдовы, шедшие вослед, набирали песок и рассеивали его по борозде. На Орловщине в борозду зарывали живыми черного щенка, черную курицу, черного петуха. В Тамбовской губернии во время опахивания процессия
останавливались на каждом переулке, распахивали сохой борозду в форме креста и зарывали здесь часть курившегося ладана, с целью отогнать нечистый дух. Обойдя вокруг села, участники замыкали символический круг, который, по их мнению, непреодолим для всякой нечисти. В Харьковской губернии для предотвращения падежа скота село с сохой обходили трехкратно, после чего на перекрестке разводили костер и прыгали через огонь с целью очищения. Языческие корни этого обряда проявлялись и в том, что участники его считали, что смерть можно отогнать или ввести в заблуждение. С этой целью во время шествия женщины скакали на палках, рогачах, помелах, ударяли в сковороды, при этом припевали:«Ух, ты смерть, смерть, Не ходи в наше село.В нашем селе 9 дев, 9 баб,
9 маленьких ребят,Три вдовы молоды».
Если процессия крестьянок встречала мужчину, то его считали «смертью», против которой совершался обряд, и поэтому его жестоко избивали, приговаривая «вот коровья смерть пришла». Этнограф Машкин, описывая обряд опахивания в деревнях Курской губернии, отмечал, что «бабы доходят до остервенения и бросаются на все, что попадается на пути, а случайных прохожих избивают до полусмерти».В тамбовских селах, по свидетельству очевидцев, этот обряд совершался в тайне от мужчин. Более того,
если бабы замечали постороннего, то они нападали на него и избивали. В харьковских селах опахивающие женщины считали своей священной обязанностью убить встречного. «Полудикая толпа баб с визгом бросалась на путника и разрывала его буквально в клочья, если ему не удавалось спастись бегством». Сочетание в данном обряде молитвы, икон, креста с языческим жертвоприношением, смиренного призыва к милости божьей с дикой, животной яростью может показаться парадоксальным. Но это противоречие лишь кажущееся, сродни извечной тяги мужика к «иконе и топору».
останавливались на каждом переулке, распахивали сохой борозду в форме креста и зарывали здесь часть курившегося ладана, с целью отогнать нечистый дух. Обойдя вокруг села, участники замыкали символический круг, который, по их мнению, непреодолим для всякой нечисти. В Харьковской губернии для предотвращения падежа скота село с сохой обходили трехкратно, после чего на перекрестке разводили костер и прыгали через огонь с целью очищения. Языческие корни этого обряда проявлялись и в том, что участники его считали, что смерть можно отогнать или ввести в заблуждение. С этой целью во время шествия женщины скакали на палках, рогачах, помелах, ударяли в сковороды, при этом припевали:«Ух, ты смерть, смерть, Не ходи в наше село.В нашем селе 9 дев, 9 баб,
9 маленьких ребят,Три вдовы молоды».
Если процессия крестьянок встречала мужчину, то его считали «смертью», против которой совершался обряд, и поэтому его жестоко избивали, приговаривая «вот коровья смерть пришла». Этнограф Машкин, описывая обряд опахивания в деревнях Курской губернии, отмечал, что «бабы доходят до остервенения и бросаются на все, что попадается на пути, а случайных прохожих избивают до полусмерти».В тамбовских селах, по свидетельству очевидцев, этот обряд совершался в тайне от мужчин. Более того,
если бабы замечали постороннего, то они нападали на него и избивали. В харьковских селах опахивающие женщины считали своей священной обязанностью убить встречного. «Полудикая толпа баб с визгом бросалась на путника и разрывала его буквально в клочья, если ему не удавалось спастись бегством». Сочетание в данном обряде молитвы, икон, креста с языческим жертвоприношением, смиренного призыва к милости божьей с дикой, животной яростью может показаться парадоксальным. Но это противоречие лишь кажущееся, сродни извечной тяги мужика к «иконе и топору».