Пути, которые мы выбираем
Один из моих недостатков - отсутствие склонности к рефлексии. Надо бы сначала подумать, а потом уже трясти свое дерево жизни в расчете на вкусный банан. А я все трясу так, что подумать получается некогда. Особенно это мое свойство очевидно, если оглянуться на профессиональный путь, который получился очень извилистым. Хотя с момента окончания университета, т.е. с 1984-го я всего один год не работала по специальности, которая наука биология, и год этот и был 1984-й. В том году родилась моя дочка, и я сидела с ней дома. А с тех пор, как мой бедный ребенок пошел в садик, начались трудовые будни, и конца-краю им пока не видно, Были правда еще пара перерывов на месяц-полтора, удавалось себе устроить отпуск подольше, но редко. За эти годы в моей жизни сменились три страны: совок, Япония и США, и все по работе. Куча разных институтов: правда всего один в России, зато потом три в Японии (два университета и РИКЕН), и семь в Штатах (три университета и четыре компании).
И все это меркнет по сравнению с тем, как меня болтало из одной области биологии в другую. Причем сознательный выбор я на своем веку сделала всего один раз, в самом начале, еще в университете. Выбор этот в пользу физиологии растений был странен: будучи отличницей, я могла спокойно попасть на любую кафедру биофака МГУ, включая супер-престижные молекулярную биологию и вирусологию, с самыми современными по тому уровню методами. А вместо этого пошла туда, куда никто не хотел, где даже полный набор студентов не смогли поиметь, было нас всего четверо вместо десятка. Правда, должна сказать, что образование там давали хорошее, на кафедре в полном комплекте присутствовало старшее поколение, недовыбитое при Лысенке (они не были генетиками). Это были умнейшие люди из старой школы, личное знакомые с предвоенными (и безвременно ушедшими) титанами от биологии, например с Николаем Ивановичем Вавиловым, и участвовавшее в своем собственном движении сопротивления, а именно в изучении гормонов растений. Ибо по Лысенке гормоны были такой же химерой буржуазной науки, как и гены с хромосомами. Но до гормонов руки у Лысенки почти не дошли. A кафедра физиологии растений под шумок собрала у себя кучу людей, вроде будущего академика Чайлахяна, которых выперли из других мест за невосторженый образ мыслей и несогласие с Лысенкизмом. А позже на кафедру добавились биофизики с изучением фотосинтеза, и собственно половину времени мы, студенты, этот самый фотосинтез и изучали, что было до чертиков интересно. И опять я зачем-то сделала странный выбор.
Вместо того, чтобы после университета уйти заниматься фотосинтезом в Институт Биохимии им Баха, я пошла в отдел культуры клеток растений Института Физиологии Растений. Выращивать побеги из серой массы клеток в пробирке, делать искусственные семена, изучать специализацию и детерминацию клеток при морфогенезе, страшно интересные вещи. И делать совершенно убойное количество тупой работы по стерильному выращиванию и поддержанию культур, после которой мне ничто не страшно под Луной. Ибо что может быть хуже 6 часов стерильного нарезания стеблей и листьев и раскладывания их по агаровым средам? С последующим закрыванием сосудов фольгой, от которой кровоточат стертые пальцы. А при стерилизации инструментов горит синим пламенем спирт, и ты на собственной коже чувствуешь, что пламя не очень горячее, всего градусов 80 с копейками, можно терпеть и стерильный инструмент не бросать (а то снова придется стерилизовать). А вот пошла бы я в Бах, то может встретила бы своего нынешнего мужа на 15 лет раньше... Впрочем, скорее всего мы бы разошлись, как в море корабли, слишком много всего в жизни у обоих тогда происходило.
Зато именно культура растительных клеток увела меня в Японию, где я быстро и с удовольствием стала молекулярным биологом. И в общем, лучшего места для этой конверсии найти было нельзя. Богатая лаборатория с полным набором методов, и круглосуточными протоколами- методиками. То, что в Америке было разделено на три дня, чтобы оставить время на сон и отдых, в Японии делалось за один, правда очень длинный. И вообще работы японцы не боятся. У меня еще в самом начале был месяц, когда я каждый день, включая двое выходных, гнала по восемь гелей белкового электрофореза (два раза по два часа, плюс два часа подготовки образцов). Мне надо было получить всего одну картинку, но хорошую. И через месяц я ее-таки получила. А мой профессор стал ставить меня в пример трудоспособности перед японскими студентами. Я же была настолько рада возможности работать продуктивно, что в общем не видела в такой работе ничего особенного. Да и культурный шок облегчался, если башка от усталости плывет, тебе уже не до разницы менталитетов, а просто хочется отдохнуть и расслабиться. Все личные и общие проблемы уходят на задний план, легко получается забыть и старую любовь, и не грустить о ней, и дружбу прежних дней. И настолько я ценила вот эту возможность оторваться в работе, что не задумывалась ни о карьере, ни о дальнейшем жизнеустройстве, пахала себе и все.
И в Америку в 91-м не захотела переезжать, ибо даже знаменитый Беркли совершенно не дотягивал до уровня моей японской лаборатории. И профессора, и студенты в Беркли были какие-то недостаточно умные и работящие, и жизнь была совсем не ради работы, и свободного времени зачем-то много, и нерабочих забот тоже. То ли дело в Японии - твое дело приехать, общагу или квартиру дадут, ребенка в школу устроят, все проблемы решат, когда контракт закончится, тут же предложат новый. Ведь ты же ценный работящий кадр. А зарплата хоть и невелика, но на все хватает. Так и провела я в Японии 8 лет, занимаясь молекулярной биологией растений, биосинтезом гормонов, световой регуляцией растительного метаболизма, генетической трансформацией Арабидопсиса (такой родич сурепки) и прочими приятными вещами. И семья японская какое-то время худо-бедно функционировала, не сильно отвлекая меня от работы.
А потом семья развалилась, и оказалось, что пора из Японии валить. Ибо новую работу искать делается все сложнее, жизнь здорово дорожает, а дочка выросла, и надо думать, где ей идти в университет. И чем дальше, тем меньше нам с ней хочется оставаться в Японии. Я всерьез рассматривала вариант возвращения в Россию. Но осознала, что если останусь в науке, то материально не потяну обеспечивать нас с подросшей дочкой. А уходить из науки не хотелось, больше я никогда ничем не занималась, страшно. Написала один-другой эмейл знакомым в Штаты, и тут же получила работу постдока в Нью Джерси. Но об этом я уже писала. А переезжая в Штаты, я решила с растениями расстаться, как в "Маугли"" "Нам, шакалам, не к лицу привередничать". В результате, около полутора лет я занималась генетикой дрожжей и механизмами регуляции биосинтеза белка. Получала коллекцию дрожжей-мутантов, вручную просеквенировав больше тысячи клонов, после Японии работать я умела хорошо. Все было хорошо, но тут мы с мужем решили переехать в Сиэтл.
И снова смена специальности - на этот раз медицинская вирусология, гепатит Ц, и механизмы анти-вирусного ответа в клетках зараженой человеческой печени. Ну и немножко других вирусов: Западного Нила, гриппа, ВИЧ. Однако через 4 года меня очень уж достал босс, и я в первый раз ушла из университета в индустрию биотеха. Причем вроде бы и из науки ушла, стала специалистом по технической поддержке. Впрочем, наука меня не отпускала, так как пришлось заниматься анализом данных для клиентов. Компания Комбижирикс выпускала микроэрреи, на каждом 12 тысяч аналитов. И вот эти массивы данных надо было обрабатывать и толковать. В результате вместо обычных 1-2 статей в год, у меня в Комбижириксе выходило по 6 и больше. И все бы хорошо, но Комбижирикс загнулся по глупости начальства. А мой Андрюша нашел работу около Портленда в Орегоне. И вот снова переезд.
И снова смена специальности - крутой вираж в сторону микробиологии окружающей среды. Центр по изучению реки Колумбия, - микроогранизмы, живущие в воде. Научные круизы - экспедиции в океан, и снова бесконечное секвенирование и анализ данных. Собственно, перекос в сторону анализа данных у меня шел все круче, меньше 10% времени уходило на работу руками, остальное - за компьютером. Интересная штука этот анализ данных, когда данные сложные. Сплошное старательство, поиск крупиц золота в серой массе, и ведь находишь! И нет ничего приятнее. Правда, меня всегда подводил неумеренный полет мысли. Когда хочется сделать еще несколько шагов за пределами того, что удается однозначно показать. Поэтому самая, на мой вкус, интересная работа, доставила массу проблем при опубликовании. Личный враг моей шефини писал буквально следующее: "До чего же красиво и здорово! Но можно разгромить выводы в два счета одной фразой - мало доказательств". Будучи оптимисткой, я обратила внимание на первую часть. А шефиня - на вторую, и долго меня называла "червяком, земляным червяком и желтой рыбой". А для доказательств нужны были деньги, которых, как всегда, не было.
Во время моей работы в Университете Здоровья и Науки Орегона началось мое активное сотрудничество с мужем. Он в то время работал в японской компании Шарп, той самой, по электронике. Они затеяли проект по биосенсорам на основе явления под названием импеданс (ИМПЕДАНС - характеристика элемента ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ ЦЕПИ, который препятствует протеканию тока). С помощью имедансометрии собирались мерить ДНК-ДНКовую гибридизацию, и тем самым детектировать микробов. А микробы - это уже мне близко, и мы с головой залезли в сотрудничество, и даже сделали платформу и напубликовали гору статей. И тут головной Шарп, который в Японии, решил сдохнуть. По началу его какое-то время спасало японское государство, а потом бросило на произвол судьбы. В результате все их научные подразделения, раскиданные по миру, были закрыты.
Впрочем, мой муж, как человек в высшей степени творческий, придумал свою собственную платформу с самоусиливающимся каскадом ферментативных реакций. Под эту платформу мы получили хороший грант от государства Катар, который позволил нам три года заниматься собственными изысканиями в рамках стартапа, платя самим себе зарплату. Плюс я еще продолжала работать на университет, что давало нам место в лаборатории и бенефиты. Блин, жизнь была прекрасна! Ее немножко портила моя университетская шефиня, которую мы ласково называли: "наша дурочка". В науке она совершенно бесполезна, она в общем даже не очень понимала весь этот мой анализ данных по микробам реки Колумбия, а биосенсоров она и вовсе боялась. Ее непонимание приводилo к проблемам, она постоянно требовала невозможного. Мне приходилось периодически напоминать, что я ведь могу и уйти, и кто ей тогда будет поставлять по 2-3 статьи в год? И эти мои напоминания естественно испортили наши дружеские отношения.
Увы, любая лафа когда-нибудь заканчивается. Да и весь наш Центр по изучению реки Колумбия создавался сроком на 10 лет, и хоть и продержался лишний год, но летом 2017 накрылся медным тазом. А нас всех уволили, и мы решили переехать обратно в Сиэтл, поближе к молодым и внучке. Мы с ними и так много виделись, но три часа дороги в один конец всех утомили. Гораздо лучше, как сейчас, 25 минут. И весь последний год в Портленде я судорожно искала работу. Опыта поисков у меня было крайне мало, в прежние времена мне удавалось найти университетскую работу за 1-2 дня (чесс-слово!). Первую работу в индустрии, в Комбижириксе, в 2005 я нашла за 2 недели, тоже не ахти, как долго. Работу в Портленде я искала долго, но совсем не напрягаясь, работа в Сиэтле у меня была, просто хотелось переехать к мужу. А вот при обратном переезде в Сиэтл вопрос встал ребром. Ибо с первого июля все источники нашего семейсного дохода должны были иссякнуть. А жить на накопления совсем не хотелось.
Поиск мой тянулся с лета 2016-го по лето 2017, я болталась в Сиэтл на интервью, и все вроде шло неплохо, но каждый раз мне говорили, что я у них второй кандидат сверху. А работу натурально получал первый. И так эта бодяга длилась целый год до конца июня. А один раз, когда я уже получила оффер, его через час отменили, т.к. компании не дали запланированные деньги. К июню мы организовали переезд, продали дом, запаковали вещи и попрощались с друзьями. И тут меня даже без интервью (после разговора по телефону) взяли на котракт в знаменитую компанию Био-Био, с хорошей зарплатой и прямо с июля. Повезло? "Не везет мне в картах, повезет в любви?" Вот только биосенсорный проект в Био-Био оказался полным мошенничеством, разоблачением которого я занималась 8 месяцев. Все это описано по тегу "Мастера продаж", повторять не стану. Так что везение оказалось сомнительным.
А потом снова вроде бы повезло, и меня позвали в Когеномику. Где мне снова пришлось сменить специальность. Ибо все, чем я раньше анималась, не имело никакого отношения к проектам в Когеномике. А надо было научиться гонять роботов, крупномасштабно секвенировать ДНК разными способами, делать лабораторные анализы на материале пациентов, перепрыгивать из ЛИМСа в ЛИМС для регистрации данных, и писать бесконечные документы. Пожалуй, из всех моих работ, начинать труднее всего было в Когеномике. Уж больно много было нового, и методов, и подходов, и компьютерных заморочек. Но в общем через полгода я привыкла, освоилась, и вполне нашла свое место под солнцем. И тут грянул переезд в Индианаполис, и новые поиски работы. Ибо человек я пуганый, и в поиски пустилась сразу, не ожидая обещанного конца. Нам правда обещали златые горы, если мы дождемся, но кто его знает, какой будет ситуация через полгода-год. Уж лучше не ждать.
Ну и снова повезло? В общем, теперь боюсь я называть какую-либо новую работу везением. Хрен его знает, чем закончится (тьфу-тьфу). Вроде бы не мошенничество. все честно. Заниматься буду изучением иммунного репертуара: антителами и рецепторами Т лимфоцитов. Т.е. занесло меня в самую сложную область биологии - иммунологию. Впрочем в качестве специалиста по методам и оптимизации анализов. Оной оптимизацией и придется заниматься, вот как только научусь базовым методикам. Народ вроде хороший, начальство умное. "И вновь начинается бой, и сердцу тревожно в груди", и старость, которая вовсе не радость. И взявшийся откуда-то снова энтузиазм, который даже несколько снимает накопившуюся усталость. А вчера работала 12 часов, прямь как в Японии. Вот сегодня тихо помираю, силы уже не те. Но авралов больше не предвидится.
И все это меркнет по сравнению с тем, как меня болтало из одной области биологии в другую. Причем сознательный выбор я на своем веку сделала всего один раз, в самом начале, еще в университете. Выбор этот в пользу физиологии растений был странен: будучи отличницей, я могла спокойно попасть на любую кафедру биофака МГУ, включая супер-престижные молекулярную биологию и вирусологию, с самыми современными по тому уровню методами. А вместо этого пошла туда, куда никто не хотел, где даже полный набор студентов не смогли поиметь, было нас всего четверо вместо десятка. Правда, должна сказать, что образование там давали хорошее, на кафедре в полном комплекте присутствовало старшее поколение, недовыбитое при Лысенке (они не были генетиками). Это были умнейшие люди из старой школы, личное знакомые с предвоенными (и безвременно ушедшими) титанами от биологии, например с Николаем Ивановичем Вавиловым, и участвовавшее в своем собственном движении сопротивления, а именно в изучении гормонов растений. Ибо по Лысенке гормоны были такой же химерой буржуазной науки, как и гены с хромосомами. Но до гормонов руки у Лысенки почти не дошли. A кафедра физиологии растений под шумок собрала у себя кучу людей, вроде будущего академика Чайлахяна, которых выперли из других мест за невосторженый образ мыслей и несогласие с Лысенкизмом. А позже на кафедру добавились биофизики с изучением фотосинтеза, и собственно половину времени мы, студенты, этот самый фотосинтез и изучали, что было до чертиков интересно. И опять я зачем-то сделала странный выбор.
Вместо того, чтобы после университета уйти заниматься фотосинтезом в Институт Биохимии им Баха, я пошла в отдел культуры клеток растений Института Физиологии Растений. Выращивать побеги из серой массы клеток в пробирке, делать искусственные семена, изучать специализацию и детерминацию клеток при морфогенезе, страшно интересные вещи. И делать совершенно убойное количество тупой работы по стерильному выращиванию и поддержанию культур, после которой мне ничто не страшно под Луной. Ибо что может быть хуже 6 часов стерильного нарезания стеблей и листьев и раскладывания их по агаровым средам? С последующим закрыванием сосудов фольгой, от которой кровоточат стертые пальцы. А при стерилизации инструментов горит синим пламенем спирт, и ты на собственной коже чувствуешь, что пламя не очень горячее, всего градусов 80 с копейками, можно терпеть и стерильный инструмент не бросать (а то снова придется стерилизовать). А вот пошла бы я в Бах, то может встретила бы своего нынешнего мужа на 15 лет раньше... Впрочем, скорее всего мы бы разошлись, как в море корабли, слишком много всего в жизни у обоих тогда происходило.
Зато именно культура растительных клеток увела меня в Японию, где я быстро и с удовольствием стала молекулярным биологом. И в общем, лучшего места для этой конверсии найти было нельзя. Богатая лаборатория с полным набором методов, и круглосуточными протоколами- методиками. То, что в Америке было разделено на три дня, чтобы оставить время на сон и отдых, в Японии делалось за один, правда очень длинный. И вообще работы японцы не боятся. У меня еще в самом начале был месяц, когда я каждый день, включая двое выходных, гнала по восемь гелей белкового электрофореза (два раза по два часа, плюс два часа подготовки образцов). Мне надо было получить всего одну картинку, но хорошую. И через месяц я ее-таки получила. А мой профессор стал ставить меня в пример трудоспособности перед японскими студентами. Я же была настолько рада возможности работать продуктивно, что в общем не видела в такой работе ничего особенного. Да и культурный шок облегчался, если башка от усталости плывет, тебе уже не до разницы менталитетов, а просто хочется отдохнуть и расслабиться. Все личные и общие проблемы уходят на задний план, легко получается забыть и старую любовь, и не грустить о ней, и дружбу прежних дней. И настолько я ценила вот эту возможность оторваться в работе, что не задумывалась ни о карьере, ни о дальнейшем жизнеустройстве, пахала себе и все.
И в Америку в 91-м не захотела переезжать, ибо даже знаменитый Беркли совершенно не дотягивал до уровня моей японской лаборатории. И профессора, и студенты в Беркли были какие-то недостаточно умные и работящие, и жизнь была совсем не ради работы, и свободного времени зачем-то много, и нерабочих забот тоже. То ли дело в Японии - твое дело приехать, общагу или квартиру дадут, ребенка в школу устроят, все проблемы решат, когда контракт закончится, тут же предложат новый. Ведь ты же ценный работящий кадр. А зарплата хоть и невелика, но на все хватает. Так и провела я в Японии 8 лет, занимаясь молекулярной биологией растений, биосинтезом гормонов, световой регуляцией растительного метаболизма, генетической трансформацией Арабидопсиса (такой родич сурепки) и прочими приятными вещами. И семья японская какое-то время худо-бедно функционировала, не сильно отвлекая меня от работы.
А потом семья развалилась, и оказалось, что пора из Японии валить. Ибо новую работу искать делается все сложнее, жизнь здорово дорожает, а дочка выросла, и надо думать, где ей идти в университет. И чем дальше, тем меньше нам с ней хочется оставаться в Японии. Я всерьез рассматривала вариант возвращения в Россию. Но осознала, что если останусь в науке, то материально не потяну обеспечивать нас с подросшей дочкой. А уходить из науки не хотелось, больше я никогда ничем не занималась, страшно. Написала один-другой эмейл знакомым в Штаты, и тут же получила работу постдока в Нью Джерси. Но об этом я уже писала. А переезжая в Штаты, я решила с растениями расстаться, как в "Маугли"" "Нам, шакалам, не к лицу привередничать". В результате, около полутора лет я занималась генетикой дрожжей и механизмами регуляции биосинтеза белка. Получала коллекцию дрожжей-мутантов, вручную просеквенировав больше тысячи клонов, после Японии работать я умела хорошо. Все было хорошо, но тут мы с мужем решили переехать в Сиэтл.
И снова смена специальности - на этот раз медицинская вирусология, гепатит Ц, и механизмы анти-вирусного ответа в клетках зараженой человеческой печени. Ну и немножко других вирусов: Западного Нила, гриппа, ВИЧ. Однако через 4 года меня очень уж достал босс, и я в первый раз ушла из университета в индустрию биотеха. Причем вроде бы и из науки ушла, стала специалистом по технической поддержке. Впрочем, наука меня не отпускала, так как пришлось заниматься анализом данных для клиентов. Компания Комбижирикс выпускала микроэрреи, на каждом 12 тысяч аналитов. И вот эти массивы данных надо было обрабатывать и толковать. В результате вместо обычных 1-2 статей в год, у меня в Комбижириксе выходило по 6 и больше. И все бы хорошо, но Комбижирикс загнулся по глупости начальства. А мой Андрюша нашел работу около Портленда в Орегоне. И вот снова переезд.
И снова смена специальности - крутой вираж в сторону микробиологии окружающей среды. Центр по изучению реки Колумбия, - микроогранизмы, живущие в воде. Научные круизы - экспедиции в океан, и снова бесконечное секвенирование и анализ данных. Собственно, перекос в сторону анализа данных у меня шел все круче, меньше 10% времени уходило на работу руками, остальное - за компьютером. Интересная штука этот анализ данных, когда данные сложные. Сплошное старательство, поиск крупиц золота в серой массе, и ведь находишь! И нет ничего приятнее. Правда, меня всегда подводил неумеренный полет мысли. Когда хочется сделать еще несколько шагов за пределами того, что удается однозначно показать. Поэтому самая, на мой вкус, интересная работа, доставила массу проблем при опубликовании. Личный враг моей шефини писал буквально следующее: "До чего же красиво и здорово! Но можно разгромить выводы в два счета одной фразой - мало доказательств". Будучи оптимисткой, я обратила внимание на первую часть. А шефиня - на вторую, и долго меня называла "червяком, земляным червяком и желтой рыбой". А для доказательств нужны были деньги, которых, как всегда, не было.
Во время моей работы в Университете Здоровья и Науки Орегона началось мое активное сотрудничество с мужем. Он в то время работал в японской компании Шарп, той самой, по электронике. Они затеяли проект по биосенсорам на основе явления под названием импеданс (ИМПЕДАНС - характеристика элемента ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ ЦЕПИ, который препятствует протеканию тока). С помощью имедансометрии собирались мерить ДНК-ДНКовую гибридизацию, и тем самым детектировать микробов. А микробы - это уже мне близко, и мы с головой залезли в сотрудничество, и даже сделали платформу и напубликовали гору статей. И тут головной Шарп, который в Японии, решил сдохнуть. По началу его какое-то время спасало японское государство, а потом бросило на произвол судьбы. В результате все их научные подразделения, раскиданные по миру, были закрыты.
Впрочем, мой муж, как человек в высшей степени творческий, придумал свою собственную платформу с самоусиливающимся каскадом ферментативных реакций. Под эту платформу мы получили хороший грант от государства Катар, который позволил нам три года заниматься собственными изысканиями в рамках стартапа, платя самим себе зарплату. Плюс я еще продолжала работать на университет, что давало нам место в лаборатории и бенефиты. Блин, жизнь была прекрасна! Ее немножко портила моя университетская шефиня, которую мы ласково называли: "наша дурочка". В науке она совершенно бесполезна, она в общем даже не очень понимала весь этот мой анализ данных по микробам реки Колумбия, а биосенсоров она и вовсе боялась. Ее непонимание приводилo к проблемам, она постоянно требовала невозможного. Мне приходилось периодически напоминать, что я ведь могу и уйти, и кто ей тогда будет поставлять по 2-3 статьи в год? И эти мои напоминания естественно испортили наши дружеские отношения.
Увы, любая лафа когда-нибудь заканчивается. Да и весь наш Центр по изучению реки Колумбия создавался сроком на 10 лет, и хоть и продержался лишний год, но летом 2017 накрылся медным тазом. А нас всех уволили, и мы решили переехать обратно в Сиэтл, поближе к молодым и внучке. Мы с ними и так много виделись, но три часа дороги в один конец всех утомили. Гораздо лучше, как сейчас, 25 минут. И весь последний год в Портленде я судорожно искала работу. Опыта поисков у меня было крайне мало, в прежние времена мне удавалось найти университетскую работу за 1-2 дня (чесс-слово!). Первую работу в индустрии, в Комбижириксе, в 2005 я нашла за 2 недели, тоже не ахти, как долго. Работу в Портленде я искала долго, но совсем не напрягаясь, работа в Сиэтле у меня была, просто хотелось переехать к мужу. А вот при обратном переезде в Сиэтл вопрос встал ребром. Ибо с первого июля все источники нашего семейсного дохода должны были иссякнуть. А жить на накопления совсем не хотелось.
Поиск мой тянулся с лета 2016-го по лето 2017, я болталась в Сиэтл на интервью, и все вроде шло неплохо, но каждый раз мне говорили, что я у них второй кандидат сверху. А работу натурально получал первый. И так эта бодяга длилась целый год до конца июня. А один раз, когда я уже получила оффер, его через час отменили, т.к. компании не дали запланированные деньги. К июню мы организовали переезд, продали дом, запаковали вещи и попрощались с друзьями. И тут меня даже без интервью (после разговора по телефону) взяли на котракт в знаменитую компанию Био-Био, с хорошей зарплатой и прямо с июля. Повезло? "Не везет мне в картах, повезет в любви?" Вот только биосенсорный проект в Био-Био оказался полным мошенничеством, разоблачением которого я занималась 8 месяцев. Все это описано по тегу "Мастера продаж", повторять не стану. Так что везение оказалось сомнительным.
А потом снова вроде бы повезло, и меня позвали в Когеномику. Где мне снова пришлось сменить специальность. Ибо все, чем я раньше анималась, не имело никакого отношения к проектам в Когеномике. А надо было научиться гонять роботов, крупномасштабно секвенировать ДНК разными способами, делать лабораторные анализы на материале пациентов, перепрыгивать из ЛИМСа в ЛИМС для регистрации данных, и писать бесконечные документы. Пожалуй, из всех моих работ, начинать труднее всего было в Когеномике. Уж больно много было нового, и методов, и подходов, и компьютерных заморочек. Но в общем через полгода я привыкла, освоилась, и вполне нашла свое место под солнцем. И тут грянул переезд в Индианаполис, и новые поиски работы. Ибо человек я пуганый, и в поиски пустилась сразу, не ожидая обещанного конца. Нам правда обещали златые горы, если мы дождемся, но кто его знает, какой будет ситуация через полгода-год. Уж лучше не ждать.
Ну и снова повезло? В общем, теперь боюсь я называть какую-либо новую работу везением. Хрен его знает, чем закончится (тьфу-тьфу). Вроде бы не мошенничество. все честно. Заниматься буду изучением иммунного репертуара: антителами и рецепторами Т лимфоцитов. Т.е. занесло меня в самую сложную область биологии - иммунологию. Впрочем в качестве специалиста по методам и оптимизации анализов. Оной оптимизацией и придется заниматься, вот как только научусь базовым методикам. Народ вроде хороший, начальство умное. "И вновь начинается бой, и сердцу тревожно в груди", и старость, которая вовсе не радость. И взявшийся откуда-то снова энтузиазм, который даже несколько снимает накопившуюся усталость. А вчера работала 12 часов, прямь как в Японии. Вот сегодня тихо помираю, силы уже не те. Но авралов больше не предвидится.