"Глупое время: и нечего, и не у кого украсть"
В ночной ленте три записи подряд про котиков, из чего я заключаю, что девочки замёрзли. Потому что котики, это концентрированное тепло, уют и покой, и когда остальной мир отказывает нам в какой-то из этих вещей, только и остаётся подобраться к спящему коту и, стараясь не тревожить, улечься как-нибудь рядом и вокруг, дышать запахом пыльной мягкой игрушки, слушать, как внутри у него стучит сердце, булькает ужин и медленно заводится тарахтящая машинка.
Но у меня нет претензий к нынешней зиме, я считаю постновогодние холода необходимой частью ритуала - мы сейчас все немножечко умрём, промёрзнем до костей, остудим флирт, разлюбим всех, смиримся, что никогда больше ничего, ни с кем, да и незачем. Ни сил, ни надежд, ни воли к жизни на поверхности, кажется, не остаётся, и я может быть даже надену завтра штаны вместо своих многослойных, сложно драпированных юбок - вот до чего дошло.
Всё это совершенно необходимо, чтобы весна потом не просто приползла к нам, не вытаяла из-под снега, как собачье дерьмо, но пробилась и взорвалась всеми своими острыми ростками, почками, горячими лучами - одновременно.
А пока этого не случилось, пока мы все почти мертвы, меня занимает совсем посторонний вопрос.
Бывает ли в давних крепких парах, - по-настоящему, не со стороны, а изнутри осознающих себя крепкими, - случается ли такое, чтобы один кто-нибудь испытал внезапный приступ тоски, вызванный очевидной и прежде радостной мыслью, что они - пара, и жить им вместе до конца дней.
Тоска эта той же глубины и чистоты, которая бывает у второклассника на рассвете ледяного, как сегодня, февральского понедельника, когда вдруг осознаёшь, что впереди не только недели и месяцы школы, но ходить туда предстоит дольше, чем ты сейчас прожил на свете: впереди годы серых утр, потоки холодного воздуха, остужающего тёплое со сна тело, долгие часы тревог из-за недоученных уроков, и скука, и не спастись, и всё напрасно.
И, может быть, благополучных супругов тоже иногда накрывает беспросветная обречённость, резко выбрасывающая их из уюта и тапок, заставляющая молча корчиться в ванной, сползать на кафель, одной рукой держась за живот, а другой зажимая рот, - и всё это так похоже на первые симптомы отравления, что когда они наконец выйдут к семье, бледные и красноглазые, то почти не солгут, сказав «наверное, съел какую-то дрянь».
Я бы хотела знать, как они с этим справляются - судорожно гладят своих кошек или устраивают скандалы из-за незакрытой дверцы шкафа, напиваются или с облегчением проваливаются в жаркий грипп, закуривают или бросают, - не знаю, но в одном я уверена: если такое действительно происходит, они терпят и не уходят, потому что некуда идти в ледяном феврале, некуда, незачем и не к кому.
Но у меня нет претензий к нынешней зиме, я считаю постновогодние холода необходимой частью ритуала - мы сейчас все немножечко умрём, промёрзнем до костей, остудим флирт, разлюбим всех, смиримся, что никогда больше ничего, ни с кем, да и незачем. Ни сил, ни надежд, ни воли к жизни на поверхности, кажется, не остаётся, и я может быть даже надену завтра штаны вместо своих многослойных, сложно драпированных юбок - вот до чего дошло.
Всё это совершенно необходимо, чтобы весна потом не просто приползла к нам, не вытаяла из-под снега, как собачье дерьмо, но пробилась и взорвалась всеми своими острыми ростками, почками, горячими лучами - одновременно.
А пока этого не случилось, пока мы все почти мертвы, меня занимает совсем посторонний вопрос.
Бывает ли в давних крепких парах, - по-настоящему, не со стороны, а изнутри осознающих себя крепкими, - случается ли такое, чтобы один кто-нибудь испытал внезапный приступ тоски, вызванный очевидной и прежде радостной мыслью, что они - пара, и жить им вместе до конца дней.
Тоска эта той же глубины и чистоты, которая бывает у второклассника на рассвете ледяного, как сегодня, февральского понедельника, когда вдруг осознаёшь, что впереди не только недели и месяцы школы, но ходить туда предстоит дольше, чем ты сейчас прожил на свете: впереди годы серых утр, потоки холодного воздуха, остужающего тёплое со сна тело, долгие часы тревог из-за недоученных уроков, и скука, и не спастись, и всё напрасно.
И, может быть, благополучных супругов тоже иногда накрывает беспросветная обречённость, резко выбрасывающая их из уюта и тапок, заставляющая молча корчиться в ванной, сползать на кафель, одной рукой держась за живот, а другой зажимая рот, - и всё это так похоже на первые симптомы отравления, что когда они наконец выйдут к семье, бледные и красноглазые, то почти не солгут, сказав «наверное, съел какую-то дрянь».
Я бы хотела знать, как они с этим справляются - судорожно гладят своих кошек или устраивают скандалы из-за незакрытой дверцы шкафа, напиваются или с облегчением проваливаются в жаркий грипп, закуривают или бросают, - не знаю, но в одном я уверена: если такое действительно происходит, они терпят и не уходят, потому что некуда идти в ледяном феврале, некуда, незачем и не к кому.