Откуда берется чувство вины?
С чего вдруг человек начинает считать себя ответственным за события, происходящие в жизни других людей?
Как обычно - корни из детства. Происходит в жизни ребенка какой-то беспорядок: то ли родители ссорятся, то ли болеет кто, или даже умирает, то ли еще что-то такое. Ребенку нужно решить - властен он над этим беспорядком или нет, зависит от него что-то или нет. Если не властен, если от него ничего не зависит - ему остается только терпеть (признавать себя щепкой в волнах) и мириться с неизвестностью (а неизвестность - это почти всегда страх).
Однако у ребенка есть другой выход: решить, что беспорядок в жизни как-то подчиняется ему, зависит от него. Мама кричит? Это потому, что я ее вчера не слушался. Папа пьет? Это потому, что я ему не помогал. Бабушка заболела? Наверное, я ее огорчил слишком. Но я постараюсь сегодня и завтра, буду вести себя лучше, и тогда мама не будет ругаться, папа не будет пить, бабушка не будет болеть.
Вот такое вот чувство вины, вырастающее из чувства собственного величия и неумения смириться со своей слабостью.
К чему оно ведет, уже понятно. Ребенок становится чересчур правильным, или - если не справляется с постоянно хорошим поведением - чередует хорошее поведение с истерикой в моменты, когда не получилось вести себя правильно.
Поскольку хорошее поведение обычно не помогает в улаживании проблем взрослых, такой ребенок, вырастая, все больше находит вещей, которые можно исправить, и все чаще упрекает других в неправильном поведении. Этакий спасатель в сочетании с обвинителем. Сначала сильный и могучий: "Я знаю, как правильно, счас вашу беду руками разведу". А когда не удается спасти, набрасывается на того, кого посчитал виновным в неудаче - и учит, если слушают, или воюет, если сопротивляются.
Как обычно - корни из детства. Происходит в жизни ребенка какой-то беспорядок: то ли родители ссорятся, то ли болеет кто, или даже умирает, то ли еще что-то такое. Ребенку нужно решить - властен он над этим беспорядком или нет, зависит от него что-то или нет. Если не властен, если от него ничего не зависит - ему остается только терпеть (признавать себя щепкой в волнах) и мириться с неизвестностью (а неизвестность - это почти всегда страх).
Однако у ребенка есть другой выход: решить, что беспорядок в жизни как-то подчиняется ему, зависит от него. Мама кричит? Это потому, что я ее вчера не слушался. Папа пьет? Это потому, что я ему не помогал. Бабушка заболела? Наверное, я ее огорчил слишком. Но я постараюсь сегодня и завтра, буду вести себя лучше, и тогда мама не будет ругаться, папа не будет пить, бабушка не будет болеть.
Вот такое вот чувство вины, вырастающее из чувства собственного величия и неумения смириться со своей слабостью.
К чему оно ведет, уже понятно. Ребенок становится чересчур правильным, или - если не справляется с постоянно хорошим поведением - чередует хорошее поведение с истерикой в моменты, когда не получилось вести себя правильно.
Поскольку хорошее поведение обычно не помогает в улаживании проблем взрослых, такой ребенок, вырастая, все больше находит вещей, которые можно исправить, и все чаще упрекает других в неправильном поведении. Этакий спасатель в сочетании с обвинителем. Сначала сильный и могучий: "Я знаю, как правильно, счас вашу беду руками разведу". А когда не удается спасти, набрасывается на того, кого посчитал виновным в неудаче - и учит, если слушают, или воюет, если сопротивляются.