Часть восьмая, последняя. Здесь:
-- Еще немного о капусте,
-- Школа,
-- Эмиграция
-- и Заключение. Как же без него.
(Сбор урожая капусты -- дело всей семьи. Фото Рубена Мангасаряна)
Посмотрев, как Чечевы слой за слоем закладывают капусту в бочку, пересыпая ее солью и морковкой, мы отправились к Морозовым. К тем самым Морозовым, о которых я уже вкратце рассказывал. Помните, как Александр вспахивал свою делянку, и как ему помогал усталый и худой конь Мальчик?
Глава семейства Александр рассказал за обязательной чашкой чая, как в советское время ездил в Россию с капустой. Каждая ездка (10-12 бочек) приносила от 5.000 до 6.000 рублей. А ведь в советское время это были немалые деньги. Их было более чем достаточно для зажиточной и спокойной жизни.
Он же показал нам пахталку, которую сделал сам из куска пластика. Хотя Рубик и предпочитает настоящую старую пахталку, мне в этой интересно то, что, используя современные материалы, молокане изготовляют старые орудия, привезенные ими еще из России. Пахталка - это такой цилиндр, высотой под метр и диаметром примерно в 30 сантиметров, в котором взбивают, «пахтают» масло.
Сашина дочь Аня закончила восьмой класс школы. Собственно, на этом закончилась ее школьная учеба. «Нам директор школы сказал, что те дети, которые в этом году пошли в первый класс, будут учиться 11 лет. Остальные, те, которые учатся во втором классе и старше, будут учиться в восьмилетней школе».
Аня уже умеет почти все по хозяйству. Она умеет делать все с молочными продуктами - сыр, творог, мацун, масло. Единственное, что она пока не умеет делать, - печь хлеб. Мама пока не разрешает. Молокане вообще не покупают хлеб - они сами его пекут. Покупают муку и раз в неделю пекут хлеб на всю неделю.
Близился вечер. Нам надо было подумать о ночлеге, и мы вернулись в Ванадзор. Входная дверь в городскую гостиницу «сверкала» треснутым стеклом. В пыльном фойе на стенах висели пыльные фотографии с видами советского Кировакана. Воды в гостинице не было. Словом, картина полного запустения и провинциальной безысходности.
«Здесь где-то есть новая гостиница на двух-трех человек», - сказал нам сонный портье.
Мы нашли эту гостиницу. «Она еще не открылась, - сказал хозяин. - Но если вы приедете через два часа, мы как раз закончим уборку, и вы будете первыми посетителями». Затем он повел нас показывать, где мы будем жить. Какая-то женщина мыла пол в туалете: «Познакомьтесь, это ваш администратор», - сказал хозяин гостиницы. Мы поужинали, вернулись, и действительно стали первыми посетителями. Мы даже получили подарки - пустой кошелек и лотерейный билет, который не выиграл.
На следующее утро пошел снег. Большие, огромные хлопья падали за окном, когда мы пили утренний чай у Александра Новикова (прекрасный хозяин, имеет стадо в двадцать с лишним коров и несколько десятков овец).
Наши поиски хозяйки, пекущей хлеб, снова не увенчались успехом. Чтобы не тратить время даром, мы снова поехали на поле. Почти вся деревня собирала в этот день урожай - ночные заморозки угрожали ранними холодами, а если капуста подмерзнет, то будет потерян товарный вид.
Петр Алексеевич Рудометкин с внуком собирали капусту. «От земли не будешь богатым, а будешь горбатым», - сказал Петр Алексеевич.
А на соседнем поле - Суковицыны: Павел, жена Татьяна, сын и дочь. Мать и отец срубают кочаны, не очищая их от верхних листьев. Вслед за ними идут дети, собирая срубленные кочаны и складывая в кучи на поле. Вот так в кучах капуста переночует, а назавтра семья приедет на тракторе и заберет весь урожай.
(Работа в самом разгаре. Капусту надо собрать до наступления холодов. Фото Рубена Мангасаряна)
Кочаны капусты либо продаются, либо идут в квашенку. Верхние листья собирают с поля (или снимают с кочанов дома) и отправляют на корм скоту. Ножки, на которых растут кочаны, вместе с корешками идут на отопление. Словом, что касается капусты, так в хозяйстве используется все.
Капустой, как я уже говорил раньше, кормится все Фиолетово. В том году капуста в деревне стоила 30 драм за килограмм (по тогдашним ценам это было меньше одного цента). Однако когда капусту грузят на телегу, запрягают лошаденку и вывозят из Фиолетово, ее цена немедленно вырастает до 40 драм. Цена вырастает сразу, как только телега выедет за пределы деревни. Стоит довезти капусту до Ванадзора, как она стоит 50 драм. В Ереване она стоит уже 70-80 драм. Квашеная капуста стоит 300 драм за кило.
Есть семьи, у которых капусту скупают прямо на корню. На делянке одной из семей стоял грузовик, который пригнали дилижанские армяне. Они покупали две с половиной тонны капусты. А капуста хорошая - кочаны большие, один к одному, светлые, сладкие… Из их разговоров я понял, что у них была предварительная договоренность о продаже именно двух с половиной тонн. Покупателям капуста понравилась, и они хотели купить три тонны. Но хозяйка, Ирина, наотрез отказалась: «Не-а. Я сейчас три тонны не продам. Я потом продам». И когда она это говорила, у нее на лбу было написано, что она верит в то, что цена поднимется, и остальную капусту она надеется продать не за 30 драм, а подороже.
* * *
Раньше, в советские времена, молокане развозили свою капусту по всему югу СССР: «С капустой мы ездили не только в Россию, но и на Украину, и даже в Туркмению», - рассказывают в Фиолетово.
«Сначала мы капусту возили на поездах, - вспоминал Михаил Мечиков. - заквасим здесь, в Фиолетове, погрузим на поезда и везем. Потом стали отправлять капусту на машинах. Мы отправляли капусту на большегрузных грузовиках, а сами потом на самолетах подлетали в назначенное место в назначенный день».
Однако распад СССР, сопровождавшийся развалом экономики и остановкой заводов, и войны на Кавказе между Арменией и Азербайджаном за Нагорный Карабах и между Грузией и Абхазией, перекрыли те дороги, по которым раньше ездили молокане. Прервалось железнодорожное сообщение, не стало автомобильных дорог, по которым молокане возили квашеную капусту на продажу. А самолетные билеты так подорожали, что поездки перестали окупать себя.
«Всего-то нам и осталось теперь, что возить капусту в Ереван да в Тбилиси», - сказала Татьяна, жена Михаила Мечикова.
Однако молокане приспособились к новым условиям. Сейчас они вывозят свой «ноу-хау». Они сами едут на юг России, в Краснодар или Ставрополь, там покупают бочки, капусту, квасят ее и продают. Есть семьи, которые успешно наладили этот бизнес и преуспевают в России. «Но там не вкусно, - говорят они, - там капуста другая».
Чтобы сделать настоящую квашеную капусту «по-молокански», как рассказывают в Фиолетово, нужно нашинковать ее (мелко нарубить). Затем нужно помыть (это специально отмечается) почистить и мелко нарубить морковку, после чего вымочить ее («а то она покрасит капусту»). На ведро капусты кладется около горсти морковки, и немногим больше горсти соли. Добавляется еще лавровый лист и черный перец. Через 8-10 дней капуста готова.
И я ее готовил именно по этому рецепту. Очень вкусно!
Пятигорск
Это была моя последняя поездка в Фиолетово. Сначала мы были очень заняты, чтобы поехать зимой (а хотелось, такие замечательные кадры можно было сделать). Потом у меня уже не было времени: я с головой ушел в создание Кавказского Института СМИ (сейчас это Институт Кавказа), и времени совсем не оставалось.
Но работа в институте потребовала моей командировки в Пятигорск. У меня оказалась пара свободных часов, и я пошел на рынок.
Несколько женщин составляли ряд, где продавались разнообразные соленья и маринады. Я подошел к одной из них, продававшей кислую капусту: «Откуда она?» - спросил я, попробовав на вкус сладковатую квашенку («сахар добавляют», - мысль появилась автоматически).
- Да сами делаем, - ответила продавщица.
- А молоканской нет?
- Нет, и молокан ваших здесь никаких нет, - зло и обиженно сказала она.
Но молокане были. В самом конце рынка сидела русская женщина в белом платочке. Рядом с ней была бочка с квашеной капустой.
- Молоканка? - спросил я.
- Молоканка.
- Откуда?
- Фиолетовские мы, Осетровы, недавно переехали, - ответила мне краснощекая женщина. - Детям учиться надо, а там школа плохая, а после восьмилетки некуда деваться.
За десять лет после развала СССР из Армении выехало почти пятнадцать тысяч молокан. Для оставшихся вопрос эмиграции все равно остается актуальным. Из Фиолетово эмигрируют меньше, чем из других деревень. Видимо, это, в основном, потому, что здесь удалось сохранить крепкие общинные связи.
Опыт эмиграции был и у нашего знакомого Ивана Мечикова. Он уехал из Фиолетово в начале девяностых, но скоро вернулся. «Не получилось. Привык я здесь. Мне нравится в Армении, уклад армянский, порядок…» - говорил он.
Но вот в Цахкадзоре, например, осталось всего семь семей.
Основной причиной эмиграции молокане называли принятие закона о языке, в результате чего в Армении были закрыты все русские школы. «Не видя перспектив для получения образования и дальнейшего трудоустройства, молокане стали массово покидать родные очаги, продавая за бесценок нажитое», - говорил Иван Семенов.
«Уезжают в основном в Россию, - рассказывала мне цахкадзорская молоканка Галина Тикунова. - Вот мои четыре золовки в России, все с семьями. Очень многие уехали в девяностых годах. Почему? Потому, что стали закрывать русские школы, техникумы… Негде стало учиться».
Действительно, школы в Фиолетово и Лермонтово в конце девяностых и начале двухтысячных годов не давали полноценного среднего образования, а в других местах школ, как мне рассказывали, не было.
К 1999 году сложилась ситуация, что ни один из выпускников фиолетовской школы не пробовал поступать в университет. Когда я написал первую статью о молоканах, я обратил внимание на то, что школа в деревне была платной. За каждого ученика брали тысячу драм (два с половиной доллара)в месяц. А ведь редко в какой молоканской семье один-два ребенка - религия запрещает им ограничивать рождаемость. Вот и получается, что в месяц приходится платить по 4-5 тысяч драм за учебу. Были семьи, где дети учились по очереди. А были и такие, где детей забирали из школы после того, как они выучат грамоту.
Тогда, одиннадцать лет назад, я не смог встретиться с директором школы, потому что он жил не в Фиолетово, а в Ванадзоре. И почти все учителя жили в Ванадзоре, кроме Надежды Петровны (русский язык) и Нюси Задоркиной (младшие классы). Ученики называли ее «Тетя Аня».
«Школы эти государственные, - рассказывал мне тогда Иван Семенов. - Они должны быть бесплатными. Но местных учителей нет. Стали привозить учителей на рейсовом автобусе из Ванадзора. Учительская зарплата - около 4.000 драм, и ее не хватает на оплату автобуса. Вот и стали собирать по 1.000 драм с ученика в месяц. Причем если кто не в состоянии платить - его не пускают в школу. Мы несколько раз говорили с представителями органов образования марза (области) - безрезультатно».
Автобус, которым приезжали из Ванадзора учителя, ходил два раза в день. В первый раз он приезжал в деревню к 10 утра, а во второй - в 1:30. Вот и получалось, что уроки длятся с десяти до полвторого. Говорят, что был когда-то в Фиолетово школьный автобус…
Увидев все это, услышав рассказы родителей, я написал об этом в статье. Статья заканчивалась эмоциональным абзацем:
«А меня мучает вопрос: как это получается, что нищая Армения в состоянии обеспечить учебниками более 200 армянских школ в Грузии, а великая Россия не может сделать то же самое для двух сельских школ в Армении?»
Не прошло и двух недель, как в фиолетовскую и лермонтовскую школы прислали несколько сот новых учебников, новые парты, расписание автобусов изменили так, чтобы учителя могли проводить полноценные занятия, а плату за учебу отменили.
Когда я спросил Ивана Яковлевича Семенова, не сыграла ли в этом роль моя статья, он сказал: «нет». Но мне так хочется верить, что был в этом и мой вклад. Пусть самый маленький.
Заключение
Как много моих ереванских историй заканчивается 22 октября 2002 года… Вечером этого дня кто-то подбежал ко мне сзади и подкатил под ноги боевую гранату. Она взорвалась в нескольких сантиметрах от моих ног. Я был тяжело ранен осколками, потерял много крови, но, слава Богу, выжил. Выздоравливал я после ранения долго, но несколько месяцев был очень слаб, так что ездить в Фиолетово уже не мог. А через полгода после ранения я тихонько уехал в Лондон, где и живу по сей день.
Рубик несколько раз ездил к молоканам, но уже без меня. Я с завистью провожал его в поездки, а потом с удовольствием выслушивал рассказы о наших фиолетовских друзьях и смотрел фотографии. Ему удалось осуществить свою мечту и сфотографировать выпечку хлеба. Но без меня. А когда в одну из поездок Рубика сопровождала студентка нашего института, молдаванка Виорика Владыка, пресвитер Иван Задоркин разрешил им присутствовать при богослужении.
Я слушал их рассказы и отчаянно жалел, что не смог поехать с ними. Как бы мне хотелось побывать у Задоркина в собрании, увидеть своими глазами, как проходит богослужение в одной из самых строгих общин и сравнить с тем, что я видел в Цахкадзоре и Лос-Анджелесе.
Да, Лос-Анджелесе, где молокане также живут по соседству с армянами. Меня принимали Даниил Лазарев, жена которого Аня Телегина родом из Фиолетово, и Алексей Шубин. Я отвез им несколько экземпляров книги Ивана Семенова «История закавказских молокан и духоборов».
(Фиолетово зимой. Фото Рубена Мангасаряна)
Я несколько раз пробовал издать книгу о молоканах в Армении с моими текстами и фотографиями Рубика. Один раз дело дошло даже до переговоров между одним лондонским издательством и американскими молоканами о покупке части тиража будущей книги. Но пока шли переговоры, на книжных складах издательства случился пожар, и оно, кажется, обанкротилось, так и не оправившись после этого пожара.
Но, как видите, мне еще есть, что рассказать. И заканчиваю я эти записки на веранде лондонского дома, который снимаю здесь примерно так же, как когда-то мы с Рубиком снимали домик на Сарьяна 7 с похожей верандой. Только нет уже Рубика.
Но даст Бог, и наша книга о молоканах когда-нибудь выйдет.
Предыдущие части:
Седьмая часть -- о капусте -- здесь.
Шестая часть, в которой описывается богослужение постоянных молокан -- здесь.
Пятая часть -- о молоканском крестьянском хозяйстве -- здесь. Четвертая часть, где я рассказываю о родственниках американских молокан и о том, как в Фиолетово прячут телевизоры -- здесь.
Третья часть -- о том, как нас нашли американские молокане -- здесь.
Вторая часть -- кто такие молокане и немного истории -- здесь.
Первая часть -- с чего все начиналось, или "две глухие стены" -- здесь.