Про лягушек, раков и прочих хтонических животных
Сегодня ходили с гражданками и юным гражданином из АО собирать лягушек. Лесные лягушки идут на нерест в прудик на перекрёстке двух улиц. Когда-то улицы были очень тихие, движение там было чрезвычайно редким. Сейчас машин стало значительно больше, да плюс к тому выстроили вдоль дороги высоченные бордюры - чтоб машины не заезжали. Если бы между блоками оставили зазоры, лягушки имели бы шанс пройти к пруду. А так - мало того, что они гибнут под колёсами, так ещё тем, кто успешно одолел проезжую часть, к пруду не подобраться. Инициативная группа выходит вечером с ведёрками, собирает земноводных и выпускает в пруд. Сегодня собрали примерно полсотни лягушек. Но это ещё не массовый ход.
Школьники из 130-й школы повесили на кустах у пруда самодельные плакатики: "Не любишь комаров? Помоги лягушкам!" Милые дети - и откуда только потом берутся асфальтовые уродцы, готовые всё вокруг закатать в бетон и убить всё живое? Экологическое сознание - не наш путь. Мы готовы ободрать свою страну, как липку, наивно полагая, что она большая, а раз так, то от неё не убудет.
В связи с лягушками возник вопрос, зачем в сказках полагалось целовать лягушонка, чтобы он превратился в принца.
Собственно, сюжетов именно о лягушке и о поцелуях не так уж и много, зато немало о различных чудищах, змеях, водяных царях (и алломорфах женского рода) и необходимости выйти за них замуж (жениться на них) или "полюбить", что является для архаического сознания несомненным эквивалентом "отдаться", "вступить в плотскую связь". На Царевне-Лягушке нужно было жениться, за Царевича-Лягушонка в сказке братьев Гримм королевна обязана была выйти замуж, так как дала слово. В каком-то английском пересказе этой сказки королевна действительно поцеловала лягушонка, но у Гриммов она отнюдь не целует его, но изо всех сил шмякает об пол. Именно тогда с принца слетает заклятие, он становится человеком и может жениться на королевне (она уже не сопротивляется). В яванской сказке о прекрасной Бали и заколдованном уже (топонимическая легенда о происхождении названия острова Бали) девушка умоляет свою мать, вдову Касьян, пожертвовать самым дорогим, что есть у них - курочкой, несущей золотые яйца, чтобы доказать князю Пангу свою любовь к ужу, который на самом деле - сын Панга. После того, как вдова Касьян и Бали являются во дворец и демонстративно отказываются от курочки (княжеского подарка, кстати), с ужа слетает заклятие, он становится человеком и женится на Бали. Однако до этого он переживает как бы символическую смерть: князь не верит, что уж его сын, велит схватить его, заковать в панцирь из серебра (сделать недвижным, как мёртвого) и увезти на пустынный остров (исторгнуть из мира живых), где содержать в сытости и почёте (покойников полагается чтить). В "Аленьком цветочке" купеческая дочь воскрешает чудище, умершее из-за её невольного обмана, признанием в любви, после чего оно становится человеком и опять же сочетается с возлюбленной нормальным человеческим браком.
Что общего у всех этих сюжетов? Это мотив убийства. Ещё блаженной памяти Фрейд объяснял поцелуй как редуцированное заглатывание. Если же учесть, что в сказках поцелуй нередко выступает метонимической заменой полового акта, то мотив убийства станет ещё явственней: так, в русских песнях свадебного цикла брак (и то, что его венчает) рассматривается с помощью топосов охоты. Жених-охотник охотится на пушного зверя (ласку, куницу - зверьками, обозначающими в фольклоре женский детородный орган - ср. у Воннегута: "Норки нараспашку!"), убивает белую лебедь или утицу. (Исключением является свадебный мотив охоты на золоторогого оленя, и его я сейчас не буду рассматривать). Поскольку стрела, копьё, меч - предметы фалличные, то, стало быть, с точки зрения мифопоэтической совокупление, особенно первое, изоморфно и изосемантично убийству. Царевна-Лягушка поймала не стрелу, а нечто совсем другое, если рассматривать эту часть сказки с точки зрения мифологической символики, так что брак Ивана и Василисы состоялся гораздо раньше той ночи, когда она стала его женой, приняв человеческий облик под покровом тьмы.
Было бы неверно думать, что при совокуплении "убивают" только женщин. Мужчина тоже подвергается опасности и тоже символически умирает. Во-первых, как известно, у девственниц в некотором месте растут зубы, и этими зубами невеста может откусить жениху ту часть, с которой мужчины любят отождествляться. Собственно, эякуляция есть не что иное как маленькая символическая смерть в результате проглатывания фаллоса вульвой. Змей, хтоническое существо, теряет свою силу, человек, владелец змея, отходит от животного начала. Усталость post coitem есть временная, символическая смерть хтонического, животного начала и в мужчине, и в женщине.
То, что убивается именно хтоническое существо, наглядно видно в румынской сказке о Фэт-Фрумосе, где карлик, слуга Фэт-Фрумоса, видит, как ночью изо рта царевны, которую герой везёт домой с намерением на ней жениться, выползает змея - и становится понятно, почему погибали предыдущие женихи царевны, так и не став её мужьями. Из-за опасности "зубов" хтонической твари Фэт-Фрумосу приходится идти на заместительный брак: ночью его товарищ, карлик, становится над ложем царевны, когда змея выползает, он отрубает ей голову, а потом ещё дважды заносит меч над головой царевны - она икает от ужаса и выплёвывает два змеиных яйца. Символика меча в данном контексте абсолютно прозрачна; карлик, как муж-заместитель, взял на себя самую опасную часть брака - дефлорацию невесты, рассматриваемую как убийство хтонического животного.
В сюжетах, которые я перечислила первыми, проблема состоит в том, что хтонические существа в этих сказках изначально суть люди, т.е. принадлежат к миру живых, но заклятие, колдовство делает их жителями мира иного, подземно-подводного. Символическое убийство (через поцелуй, удар или даже признание в любви как признание готовности отдаться, т.е. убить и быть убитой - Бали верит, что уж - сын князя, но не знает, что заклятие уйдёт, едва она объявит о своей любви) возвращает хтоническое существо в мир живых. В "Царевне-Лягушке" это возвращение несколько более прихотливо, поскольку к мотиву брака-убийства присоединяется ещё мотив запретной тайны и связанный с ним мотив нарушения запрета и последующей инициации героя).
Но есть сюжеты, по-видимому, намного более архаичные, такие, как в сказке про раков или в литовском сказании об Эгле. Здесь убийство хтонического партнёра не приводит его в мир живых - наоборот, сделаться навсегда хтоничной, уйти в мир иной от живых должна его партнёрша. Погибают и дети-полукровки. Можно сказать, что в данном случае убийство жизненно необходимо для мира живых, совершающих crime sacrificiel, жертвенное преступление, чтобы убрать из своей среды человека, не принадлежащего полностью ни к одному из миров, либо заставить этого человека совершить выбор в пользу мира живых. Быть посредником между мирами, существовать одновременно в обоих живой человек не может - это возможно только для животного или растения. Поэтому весьма характерно, что в сказке про раков дочка превращается в кукушку (её рябой окрас - знак иного мира; ей, по мнению народа, присущ мантический дар, которым отличаются жители иного мира, оттого у неё спрашивают о количестве оставшихся лет жизни; души мёртвых могут принимать облик кукушки и прилетать к дому, чтобы напомнить о себе живым родным). Ель - тоже дерево-посредник: с одной стороны, это дерево мёртвых, а с другой - как все вечнозелёные, оно символизировало жизненную силу.
Таким образом, убийство хтонического существа может приобщить его к миру живых, а может, напротив, отправить его партнёра навсегда в мир иной, заставить совершить выбор между мирами и формой существования в них.
Школьники из 130-й школы повесили на кустах у пруда самодельные плакатики: "Не любишь комаров? Помоги лягушкам!" Милые дети - и откуда только потом берутся асфальтовые уродцы, готовые всё вокруг закатать в бетон и убить всё живое? Экологическое сознание - не наш путь. Мы готовы ободрать свою страну, как липку, наивно полагая, что она большая, а раз так, то от неё не убудет.
В связи с лягушками возник вопрос, зачем в сказках полагалось целовать лягушонка, чтобы он превратился в принца.
Собственно, сюжетов именно о лягушке и о поцелуях не так уж и много, зато немало о различных чудищах, змеях, водяных царях (и алломорфах женского рода) и необходимости выйти за них замуж (жениться на них) или "полюбить", что является для архаического сознания несомненным эквивалентом "отдаться", "вступить в плотскую связь". На Царевне-Лягушке нужно было жениться, за Царевича-Лягушонка в сказке братьев Гримм королевна обязана была выйти замуж, так как дала слово. В каком-то английском пересказе этой сказки королевна действительно поцеловала лягушонка, но у Гриммов она отнюдь не целует его, но изо всех сил шмякает об пол. Именно тогда с принца слетает заклятие, он становится человеком и может жениться на королевне (она уже не сопротивляется). В яванской сказке о прекрасной Бали и заколдованном уже (топонимическая легенда о происхождении названия острова Бали) девушка умоляет свою мать, вдову Касьян, пожертвовать самым дорогим, что есть у них - курочкой, несущей золотые яйца, чтобы доказать князю Пангу свою любовь к ужу, который на самом деле - сын Панга. После того, как вдова Касьян и Бали являются во дворец и демонстративно отказываются от курочки (княжеского подарка, кстати), с ужа слетает заклятие, он становится человеком и женится на Бали. Однако до этого он переживает как бы символическую смерть: князь не верит, что уж его сын, велит схватить его, заковать в панцирь из серебра (сделать недвижным, как мёртвого) и увезти на пустынный остров (исторгнуть из мира живых), где содержать в сытости и почёте (покойников полагается чтить). В "Аленьком цветочке" купеческая дочь воскрешает чудище, умершее из-за её невольного обмана, признанием в любви, после чего оно становится человеком и опять же сочетается с возлюбленной нормальным человеческим браком.
Что общего у всех этих сюжетов? Это мотив убийства. Ещё блаженной памяти Фрейд объяснял поцелуй как редуцированное заглатывание. Если же учесть, что в сказках поцелуй нередко выступает метонимической заменой полового акта, то мотив убийства станет ещё явственней: так, в русских песнях свадебного цикла брак (и то, что его венчает) рассматривается с помощью топосов охоты. Жених-охотник охотится на пушного зверя (ласку, куницу - зверьками, обозначающими в фольклоре женский детородный орган - ср. у Воннегута: "Норки нараспашку!"), убивает белую лебедь или утицу. (Исключением является свадебный мотив охоты на золоторогого оленя, и его я сейчас не буду рассматривать). Поскольку стрела, копьё, меч - предметы фалличные, то, стало быть, с точки зрения мифопоэтической совокупление, особенно первое, изоморфно и изосемантично убийству. Царевна-Лягушка поймала не стрелу, а нечто совсем другое, если рассматривать эту часть сказки с точки зрения мифологической символики, так что брак Ивана и Василисы состоялся гораздо раньше той ночи, когда она стала его женой, приняв человеческий облик под покровом тьмы.
Было бы неверно думать, что при совокуплении "убивают" только женщин. Мужчина тоже подвергается опасности и тоже символически умирает. Во-первых, как известно, у девственниц в некотором месте растут зубы, и этими зубами невеста может откусить жениху ту часть, с которой мужчины любят отождествляться. Собственно, эякуляция есть не что иное как маленькая символическая смерть в результате проглатывания фаллоса вульвой. Змей, хтоническое существо, теряет свою силу, человек, владелец змея, отходит от животного начала. Усталость post coitem есть временная, символическая смерть хтонического, животного начала и в мужчине, и в женщине.
То, что убивается именно хтоническое существо, наглядно видно в румынской сказке о Фэт-Фрумосе, где карлик, слуга Фэт-Фрумоса, видит, как ночью изо рта царевны, которую герой везёт домой с намерением на ней жениться, выползает змея - и становится понятно, почему погибали предыдущие женихи царевны, так и не став её мужьями. Из-за опасности "зубов" хтонической твари Фэт-Фрумосу приходится идти на заместительный брак: ночью его товарищ, карлик, становится над ложем царевны, когда змея выползает, он отрубает ей голову, а потом ещё дважды заносит меч над головой царевны - она икает от ужаса и выплёвывает два змеиных яйца. Символика меча в данном контексте абсолютно прозрачна; карлик, как муж-заместитель, взял на себя самую опасную часть брака - дефлорацию невесты, рассматриваемую как убийство хтонического животного.
В сюжетах, которые я перечислила первыми, проблема состоит в том, что хтонические существа в этих сказках изначально суть люди, т.е. принадлежат к миру живых, но заклятие, колдовство делает их жителями мира иного, подземно-подводного. Символическое убийство (через поцелуй, удар или даже признание в любви как признание готовности отдаться, т.е. убить и быть убитой - Бали верит, что уж - сын князя, но не знает, что заклятие уйдёт, едва она объявит о своей любви) возвращает хтоническое существо в мир живых. В "Царевне-Лягушке" это возвращение несколько более прихотливо, поскольку к мотиву брака-убийства присоединяется ещё мотив запретной тайны и связанный с ним мотив нарушения запрета и последующей инициации героя).
Но есть сюжеты, по-видимому, намного более архаичные, такие, как в сказке про раков или в литовском сказании об Эгле. Здесь убийство хтонического партнёра не приводит его в мир живых - наоборот, сделаться навсегда хтоничной, уйти в мир иной от живых должна его партнёрша. Погибают и дети-полукровки. Можно сказать, что в данном случае убийство жизненно необходимо для мира живых, совершающих crime sacrificiel, жертвенное преступление, чтобы убрать из своей среды человека, не принадлежащего полностью ни к одному из миров, либо заставить этого человека совершить выбор в пользу мира живых. Быть посредником между мирами, существовать одновременно в обоих живой человек не может - это возможно только для животного или растения. Поэтому весьма характерно, что в сказке про раков дочка превращается в кукушку (её рябой окрас - знак иного мира; ей, по мнению народа, присущ мантический дар, которым отличаются жители иного мира, оттого у неё спрашивают о количестве оставшихся лет жизни; души мёртвых могут принимать облик кукушки и прилетать к дому, чтобы напомнить о себе живым родным). Ель - тоже дерево-посредник: с одной стороны, это дерево мёртвых, а с другой - как все вечнозелёные, оно символизировало жизненную силу.
Таким образом, убийство хтонического существа может приобщить его к миру живых, а может, напротив, отправить его партнёра навсегда в мир иной, заставить совершить выбор между мирами и формой существования в них.