30 лет спустя
Сравнение с совком.
Чуть больше суток провел в ИВС-1 УВД г. Новосибирска (новый, на ул.Писарева).
Первый раз меня сажали в марте 1982 года (СИЗО КГБ Лефортово, Москва), последний раз выпускали в августе 1989 из ИВС на ул. Пионерской в Новосибирске (ныне не существует).
Итоги краткой экскурсии в путинскую тюрьму таковы.
Отличия от советских условий есть. Не в лучшую сторону.
Вместо одной простыни (в СИЗО, в ИВС коммунисты не давали никаких постельных принадлежностей) дали две. Но если их сложить вместе, то получится одна.
Вывели на прогулку. Даже в лефортовских прогулочных двориках можно было видеть небо. Здесь прогулочные дворики расположены на крыше. Но над ней сделан продуваемый навес. Относительно чистый воздух есть. Но неба не видно, даже краешка. С учетом того, что «решки» в камерах с матовыми стеклами, белого света зэк не видит никогда.
Самое отвратительное - комнаты для общения со следователем. Меня завели в одну. Вижу стол и два стула. Сажусь на стул. Сопровождающий надзиратель: «Вам не сюда». Оборачиваюсь на его слова - и вижу маленькую клетку в другом конце комнаты, в которой помещается лишь один табурет. Вот в такой клетке и держали меня следователь Либрихт и «адвокат» Сторожевых, знакомя меня с четырьмя томами уголовного дела.
Полагаю, что клетки сделаны для разжигания ненависти к социальной группе «следователи». Глядя на Либрихта и Сторожевых через квадратики решетки, трудно было абстрагироваться от навязчивой мысли: «Ну и сволочи же вы фашистские. Вместе с вашим начальством, вплоть до Нацфюрера».
Как это было
Началось всё с того, что 24 мая мне позвонили из милиции и сообщили, что Либрихт объявил меня в розыск. Просили зайти к ним написать объяснение. Я отказался, дескать, не терялся и повесток не получал. "Можно я к вам завтра заеду за объяснением?" - "Заезжай, не жалко" - "В какое время вам удобно?"- "Часов в 11 буду дома".
Назавтра в 11 нарисовались двое молодых людей в штатском. Я им написал объяснение. Никакой следователь с 14 апреля никуда меня не вызывал. Им этого мало. Настаивают на том, что нужно доставить меня на допрос. Чтоб не доводить до драки, соглашаюсь.
Но предварительно дожидаемся Веру Смоленскую, чтобы не оставлять матушку без помощи. Опера никуда не торопятся.
Встреча с Либрихтом начинается с предложения немного подождать. Поскольку "жду" в отдельной комнате по надзором одного из оперов, понимаю, что немецко-фашистский путинский следователь Либрихт готовит какую-то гадость.
Так и оказалось.
В присутствии чекистского адвоката Сторожевых (именно он ассистировал следователю Петрушину, когда тот направлял меня в психушку) зачитывает текст обвинения и постановление о задержании меня на 48 часов. Подоспевшему Александру Рудницкому отдаю ключи и телефон.
В ИВС в надцатый раз "органы" получают мои отпечатки пальцев. Куда им столько? Забирают щнурки. Выдают простынки, наволочку, полотенце, клочок туалетной бумаги, потрепанную книжку (Г.Федосеев "Меченый") и закрывают в пустой четырехместной камере. Из-за плохого освещения попытка читать превращается в пытку. Остается слушать скрипучее радио "Маяк".
Часов в шесть вечера появляется Либрихт с оруженосцем Сторожевых. Я сижу в клетке, Сторожевых дремлет и клюет носом, Либрихт старательно читает вслух материалы дела.
Эта же процедура повторилась после обеда 26 мая. Завершилась подписанием протокола по ст. 217 УПК РФ, где я отметил отсутствие моего адвоката и потребовал суда присяжных.
Не исключено, что вся операция по моему пленению была запоздалой реакцией на это мое заявление.
Что в деле?
В деле есть показания "потерпевшей" Марии Шишкиной, "свидетелей" - прокурорши Еремеевой и секретаря Шишкиной. Все сводятся к тому, что 24 сентября прошлого года подсудимый Мананников, находясь в зале суда, заявил отвод судье Шишкиной. Во всех показаниях текст отвода цитируется до запятой.
Никаких других свидетелей нет.
Полтора тома (из трех с половиной) составляют мои жалобы на следствие и судейская реакция на них. Ещё почти том - распечатки их моего ЖЖ.
Ещё полтома - материалы дела, которое рассматривала Шишкина (по ст. 319 УК РФ по обвинению меня в оскорблении чекистских провокаторов Октябрева и Савона), приведены все мои ходатайства об отводе Шишкиной, заявленные в ходе процесса.
Есть справка из ФСБ, что никакой возможности установить, с какого компьютера (а потому и кем) производились записи в ЖЖ, УФСБ по Новосибирской области не имеет, поскольку "сайт Livejournal находится в Москве". Так там и написано.
Есть выводы стационарной психолого-психиатрической экспертизы. Из них следует, что более психически здорового, невозмутимого, целеустремленного, работоспособного, интеллектуально развитого и т.д человека ещё надо поискать. За такие результаты экспертизы ещё раз благодарю всех друзей, не оставшихся равнодушными к заключению меня в психушку в декабре. Без вашей поддержки выводы могли оказаться противоположными.
Есть выводы "этико-лингвистической экспертизы", проведенной Мариной Лапко из Новосибирского государственного педуниверситета. Марина Лапко приходит к тому, что не очень этично называть судью преступницей в ходатайстве об её отводе. Также не вполне этично называть судью "чекистской подстилкой" в Интернете. Марина Лапко не приводит этичных синонимов для нашего случая: как сказать о том, что Маша Шишкина преступница, не употребляя этого слова, и как высказать свое глубокое убеждение в том, что Маша Шишкина "чекистская подстилка", не прибегая к такой терминологии.
Ещё узнал, что следователь Петрушин объявлял меня в розыск в марте. Но в отличие от Либрихта обращался с требованием разыскать меня не в ОМ-1 (бывшее Центральное РУВД), а прямо в Центр "Э".
То есть, если бы как в популярном фильме, следователи подшивали в дело старые газеты и журналы для увеличения объема, их доказательная сила была бы той же.
Ъ приводит заведомо ложные утверждения спикера карателей Марины Кинжаловой: http://www.kommersant.ru/doc/1648081
P.S. В Центральном суде сказали, что моя вчерашняя жалоба на незаконное лишение свободы, направленная им из ИВС-1, в суд не поступала. Придется писать новую. Из коммунистических тюрем жалобы доставлялись без задержек. Ещё один минус фашистам.
Судью Шишкину - на мыло!
Чуть больше суток провел в ИВС-1 УВД г. Новосибирска (новый, на ул.Писарева).
Первый раз меня сажали в марте 1982 года (СИЗО КГБ Лефортово, Москва), последний раз выпускали в августе 1989 из ИВС на ул. Пионерской в Новосибирске (ныне не существует).
Итоги краткой экскурсии в путинскую тюрьму таковы.
Отличия от советских условий есть. Не в лучшую сторону.
Вместо одной простыни (в СИЗО, в ИВС коммунисты не давали никаких постельных принадлежностей) дали две. Но если их сложить вместе, то получится одна.
Вывели на прогулку. Даже в лефортовских прогулочных двориках можно было видеть небо. Здесь прогулочные дворики расположены на крыше. Но над ней сделан продуваемый навес. Относительно чистый воздух есть. Но неба не видно, даже краешка. С учетом того, что «решки» в камерах с матовыми стеклами, белого света зэк не видит никогда.
Самое отвратительное - комнаты для общения со следователем. Меня завели в одну. Вижу стол и два стула. Сажусь на стул. Сопровождающий надзиратель: «Вам не сюда». Оборачиваюсь на его слова - и вижу маленькую клетку в другом конце комнаты, в которой помещается лишь один табурет. Вот в такой клетке и держали меня следователь Либрихт и «адвокат» Сторожевых, знакомя меня с четырьмя томами уголовного дела.
Полагаю, что клетки сделаны для разжигания ненависти к социальной группе «следователи». Глядя на Либрихта и Сторожевых через квадратики решетки, трудно было абстрагироваться от навязчивой мысли: «Ну и сволочи же вы фашистские. Вместе с вашим начальством, вплоть до Нацфюрера».
Как это было
Началось всё с того, что 24 мая мне позвонили из милиции и сообщили, что Либрихт объявил меня в розыск. Просили зайти к ним написать объяснение. Я отказался, дескать, не терялся и повесток не получал. "Можно я к вам завтра заеду за объяснением?" - "Заезжай, не жалко" - "В какое время вам удобно?"- "Часов в 11 буду дома".
Назавтра в 11 нарисовались двое молодых людей в штатском. Я им написал объяснение. Никакой следователь с 14 апреля никуда меня не вызывал. Им этого мало. Настаивают на том, что нужно доставить меня на допрос. Чтоб не доводить до драки, соглашаюсь.
Но предварительно дожидаемся Веру Смоленскую, чтобы не оставлять матушку без помощи. Опера никуда не торопятся.
Встреча с Либрихтом начинается с предложения немного подождать. Поскольку "жду" в отдельной комнате по надзором одного из оперов, понимаю, что немецко-фашистский путинский следователь Либрихт готовит какую-то гадость.
Так и оказалось.
В присутствии чекистского адвоката Сторожевых (именно он ассистировал следователю Петрушину, когда тот направлял меня в психушку) зачитывает текст обвинения и постановление о задержании меня на 48 часов. Подоспевшему Александру Рудницкому отдаю ключи и телефон.
В ИВС в надцатый раз "органы" получают мои отпечатки пальцев. Куда им столько? Забирают щнурки. Выдают простынки, наволочку, полотенце, клочок туалетной бумаги, потрепанную книжку (Г.Федосеев "Меченый") и закрывают в пустой четырехместной камере. Из-за плохого освещения попытка читать превращается в пытку. Остается слушать скрипучее радио "Маяк".
Часов в шесть вечера появляется Либрихт с оруженосцем Сторожевых. Я сижу в клетке, Сторожевых дремлет и клюет носом, Либрихт старательно читает вслух материалы дела.
Эта же процедура повторилась после обеда 26 мая. Завершилась подписанием протокола по ст. 217 УПК РФ, где я отметил отсутствие моего адвоката и потребовал суда присяжных.
Не исключено, что вся операция по моему пленению была запоздалой реакцией на это мое заявление.
Что в деле?
В деле есть показания "потерпевшей" Марии Шишкиной, "свидетелей" - прокурорши Еремеевой и секретаря Шишкиной. Все сводятся к тому, что 24 сентября прошлого года подсудимый Мананников, находясь в зале суда, заявил отвод судье Шишкиной. Во всех показаниях текст отвода цитируется до запятой.
Никаких других свидетелей нет.
Полтора тома (из трех с половиной) составляют мои жалобы на следствие и судейская реакция на них. Ещё почти том - распечатки их моего ЖЖ.
Ещё полтома - материалы дела, которое рассматривала Шишкина (по ст. 319 УК РФ по обвинению меня в оскорблении чекистских провокаторов Октябрева и Савона), приведены все мои ходатайства об отводе Шишкиной, заявленные в ходе процесса.
Есть справка из ФСБ, что никакой возможности установить, с какого компьютера (а потому и кем) производились записи в ЖЖ, УФСБ по Новосибирской области не имеет, поскольку "сайт Livejournal находится в Москве". Так там и написано.
Есть выводы стационарной психолого-психиатрической экспертизы. Из них следует, что более психически здорового, невозмутимого, целеустремленного, работоспособного, интеллектуально развитого и т.д человека ещё надо поискать. За такие результаты экспертизы ещё раз благодарю всех друзей, не оставшихся равнодушными к заключению меня в психушку в декабре. Без вашей поддержки выводы могли оказаться противоположными.
Есть выводы "этико-лингвистической экспертизы", проведенной Мариной Лапко из Новосибирского государственного педуниверситета. Марина Лапко приходит к тому, что не очень этично называть судью преступницей в ходатайстве об её отводе. Также не вполне этично называть судью "чекистской подстилкой" в Интернете. Марина Лапко не приводит этичных синонимов для нашего случая: как сказать о том, что Маша Шишкина преступница, не употребляя этого слова, и как высказать свое глубокое убеждение в том, что Маша Шишкина "чекистская подстилка", не прибегая к такой терминологии.
Ещё узнал, что следователь Петрушин объявлял меня в розыск в марте. Но в отличие от Либрихта обращался с требованием разыскать меня не в ОМ-1 (бывшее Центральное РУВД), а прямо в Центр "Э".
То есть, если бы как в популярном фильме, следователи подшивали в дело старые газеты и журналы для увеличения объема, их доказательная сила была бы той же.
Ъ приводит заведомо ложные утверждения спикера карателей Марины Кинжаловой: http://www.kommersant.ru/doc/1648081
P.S. В Центральном суде сказали, что моя вчерашняя жалоба на незаконное лишение свободы, направленная им из ИВС-1, в суд не поступала. Придется писать новую. Из коммунистических тюрем жалобы доставлялись без задержек. Ещё один минус фашистам.
Судью Шишкину - на мыло!