Литпресс. Пильняк
Ещё о репрессиях в литературе
«Такой тип писателя на нашей почве должен погибнуть» / Дело Бориса Пильняка, 28 октября 1936 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Борис Пильняк (Вогау)
28 октября 1936 года на заседании президиума Союза писателей слушался и обсуждался творческий отчет одного из самых известных в СССР и за границей советских прозаиков - Бориса Пильняка. Автор множества повестей и романов за долгую карьеру привык к жесткой критике.
В 1926 году его "Повесть непогашенной луны" признали "злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии", номер "Нового мира", где она вышла, был изъят из продажи. В 1929-м после публикации повести "Красное дерево" Пильняк подвергся газетной травле и был снят с должности председателя первого Союза писателей. Его продолжали публиковать и выпускать (по личному разрешению Сталина) в зарубежные поездки, однако не прекращали критиковать в печати, так что новый этап травли, начавшийся в 1936 году, не стал неожиданностью. В эпоху Большого террора цензурными ограничениями дело не ограничилось: ровно через год после обсуждения творческого отчета, 28 октября 1937 года, Пильняка арестовали. Писателю припомнили все прежние грехи, добавили стандартный набор обвинений в шпионаже, связях с троцкистами и подготовке терактов и 21 апреля 1938 года расстреляли.
Из выступления Всеволода Вишневского на обсуждении творческого отчета Бориса Пильняка в Союзе советских писателей, 28 октября 1936 года
Давайте доводить дело до конца. Либо мы их уничтожим, либо они нас. Вопросы стоят о физическом уничтожении. Такой тип писателя на нашей почве должен погибнуть. Это закон времени. У нас должен быть другой тип писателя, выполняющий дисциплинарную новую функцию искусства. Сама функция искусства меняется. Будет момент, когда, прижав к стенке, с наганом в руках вас могут спросить - с кем вы.
Подробнее...
…тип писателя…
Из творческого отчета Бориса Пильняка / 28 октября 1936 года
Если я вор, убийца, помои, то мне не только не место здесь, не только неуместно носить звание писателя,- но, надо полагать, мне, вместе с убийцами, не место в жизни. Если я не вор - товарищи, помогите мне не иметь за собою хвоста помоев. Я седеющий человек, и человек грамотный,- тут не может быть половинчатости не только с моей точки зрения, но и с вашей, ибо мы должны заботиться о чистоте нашей среды.
…вопросы стоят…
Из записки заместителя заведующего отделом культпросветработы ЦК ВКП(б) Алексея Ангарова И. В. Сталину, Л. М. Кагановичу и А. А. Андрееву / 13 ноября 1936 года
28 октября 1936 года на заседании президиума правления Союза советских писателей был заслушан творческий отчет Бориса Пильняка. <…> Однако, кроме бессодержательного фразерства и неискренней болтовни по поводу "чувства локтя, чувства товарищества", в творческом отчете Пильняка мы [ничего] не находим. Здесь нет никаких следов самокритики. О худших своих сочинениях вроде контрреволюционного "Красного дерева" Пильняк говорит кратко: "ясное дело, наделал глупостей и написал ненужную вещь". <…> В своем отчете Пильняк уделяет много места обывательским сплетням, весьма еще распространенным в писательской среде, пересказывает провокационные слухи об аресте Пильняка, но опять-таки как "случайность" обходит факт денежной помощи Радеку во время пребывания его в ссылке.
…дисциплинарную функцию искусства…
Из статьи "О творческой помощи" / "Литературная газета", 11 ноября 1936 года
Обсуждение творческого отчета писателя Б. Пильняка на заседании Президиума ССП как раз и характеризовалось тем, что так называемые вопросы "специфики творчества" были перенесены в политическую плоскость. И это обстоятельство сыграло решающую роль в обсуждении творческого самоотчета Бор. Пильняка. <…> Пильняк в своей писательской работе систематически уклоняется от генеральных тем нашей действительности, обнаруживает непонимание ее. <…> Б. Пильняк потерял уважение к своему писательскому труду. Поэтому и критик, и читатель потеряли уважение к писательской работе Б. Пильняка.
Из записки отдела культпросветработы ЦК ВКП(б) о необходимости снятия с работы ответственного редактора "Нового мира" И. М. Гронского / 27 марта 1937 года
Гронский систематически пригревал в своем журнале врагов партии. Сотрудниками журнала, пользующимися особым вниманием Гронского, были Пильняк, Зарудин, Ив. Катаев, оказывавшие материальную помощь высланным троцкистам <…>.
Из "Литературной газеты" / 6 апреля 1937 года
Последним оратором выступал Б. Пильняк, подвергший резкой оценке свои произведения, написанные под влиянием троцкистов-контрреволюционеров Воронского и Радека. Пильняк заявил, что он надеется исправить свои тяжелые ошибки новым романом "Поколение", над которым он сейчас работает.
…закон времени…
Из дневника Александра Гладкова / 11 сентября 1937 года
Встретил Пильняка. Значит, он не сидит. А о нем тоже говорили. Я знаком с ним шапочно, но поклонился, и он ответил. А может, это был не он? Нет, он. Но ведь его уже называли в газетах врагом народа.
…доводить дело до конца…
Из "справки на арест" Бориса Пильняка / 1937 год
Тесная связь Пильняка с троцкистами получила отражение в его творчестве. Целый ряд его произведений был пронизан духом контрреволюционного троцкизма ("Повесть непогашенной луны", "Красное дерево") <…> В 1933 году Пильняк стремился втянуть в свою группу Б. Пастернака. Это сближение с Пастернаком нашло свое внешнее выражение в антипартийном некрологе по поводу смерти Андрея Белого, а также в письме в "Литгазету" в защиту троцкиста Зарудина, подписанном Пастернаком и Пильняком. <…> В 1936 г. Пильняк и Пастернак имели несколько законспирированных встреч с приезжавшим в СССР Андре Жидом, во время которых тенденциозно информировали Жида о положении в СССР <…>. Необходим арест и обыск.
…должен погибнуть…
Из статьи Бориса Андроникашвили-Пильняка "Пильняк, 37 год" / 1990 год
В десять часов приехал новый гость. Он был весь в белом, несмотря на осень и вечерний час. Борис Андреевич встречался с ним в Японии, где человек в белом работал в посольстве. Он был сама любезность. "Николай Иванович,- сказал он,- срочно просит вас к себе. У него к вам какой-то вопрос. Через час вы уже будете дома". Заметив недоверие и ужас на лице Киры Георгиевны при упоминании имени Ежова, он добавил: "Возьмите свою машину, на ней и вернетесь". Он повторил: "Николай Иванович хочет что-то у вас уточнить". Борис Андреевич кивнул: "Поехали". Кира Георгиевна, сдерживая слезы, вынесла узелок. "Зачем?" - отверг Борис Андреевич. "Кира Георгиевна, Борис Андреевич через час вернется!" - с упреком сказал человек в белом. Мама настойчиво протягивала узелок, срывая игру, предложенную любезным человеком, но Борис Андреевич узелка не взял. "Он хотел уйти из дому свободным человеком, а не арестантом". Борис Андреевич, конечно, не вернулся.
…мы их уничтожим…
Из статьи "О статье "Двадцать лет советской литературы"" / "Литературная газета", 1 декабря 1937 года
Статья вредная. Фамилия Пильняка повторяется в обзоре не раз. Хотя она, само собою, упоминается в отрицательном смысле, но самый факт упоминания этой фамилии в юбилейном обзоре дает Пильняку место в истории советской литературы, хотя давно уже для писателей и читателей имя Пильняка равно нулю.
…прижав к стенке, с наганом в руках…
Из письма Бориса Пильняка Николаю Ежову / 2 ноября 1937 года
Моя жизнь и мои дела указывают, что все годы я был контрреволюционером, врагом существующего строя и существующего правительства. И если арест будет для меня только уроком, то есть если мне останется жизнь, я буду считать этот урок замечательным, воспользуюсь им, чтобы остальную жизнь прожить честно.
Из протокола допроса Бориса Пильняка / 11 декабря 1937 года
В Союзе писателей существовало настроение, что было бы хорошо, если бы литература получила отставку от партии. Обсуждая на наших нелегальных собраниях положение в литературе и в партии, мы всеми мерами, прикрываясь политикой внепартийности, чистого искусства и свободного слова, пытались доказать гнет цензуры, зажим литературы со стороны партии <…>. Для характеристики СП надо сказать, что в нем не было партийной ячейки. В 1929 г. я был избран председателем СП, и в том же году он как антисоветская организация был ликвидирован <…>. В это время я написал наиболее резкую антисоветскую повесть "Красное дерево", изданную за границей. "Красное дерево" оказалось водоразделом для литераторов, с кем они: с Советской ли властью или против <…>. На протяжении ряда лет все мои общественно-литературные стремления сводились к желанию "вождить", но из этого ничего не выходило.
Из последнего слова Бориса Пильняка на суде / 21 апреля 1938 года
Я очень хочу работать. После долгого тюремного заключения я стал совсем другим человеком и по-новому увидел жизнь. Я хочу жить, много работать, я хочу иметь перед собой бумагу, чтобы написать полезную для советских людей вещь
…с кем вы…
Анна Ахматова. "Памяти Бориса Пильняка" / 1938 год
Все это разгадаешь ты один…
Когда бессонный мрак вокруг клокочет,
Тот солнечный, тот ландышевый клин
Врывается во тьму декабрьской ночи.
И по тропинке я к тебе иду,
И ты смеешься беззаботным смехом,
Но хвойный лес и камыши в пруду
Ответствуют каким-то странным эхом…
О, если этим мертвого бужу,
Прости меня, я не могу иначе:
Я о тебе, как о своем, тужу
И каждому завидую, кто плачет,
Кто может плакать в этот страшный час
О тех, кто там лежит на дне оврага…
Но выкипела, не дойдя до глаз,
Глаза мои не освежила влага.
© «Коммерсантъ Weekend», №37, стр.28, 30 октября 2015
«Такой тип писателя на нашей почве должен погибнуть» / Дело Бориса Пильняка, 28 октября 1936 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Борис Пильняк (Вогау)
28 октября 1936 года на заседании президиума Союза писателей слушался и обсуждался творческий отчет одного из самых известных в СССР и за границей советских прозаиков - Бориса Пильняка. Автор множества повестей и романов за долгую карьеру привык к жесткой критике.
В 1926 году его "Повесть непогашенной луны" признали "злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии", номер "Нового мира", где она вышла, был изъят из продажи. В 1929-м после публикации повести "Красное дерево" Пильняк подвергся газетной травле и был снят с должности председателя первого Союза писателей. Его продолжали публиковать и выпускать (по личному разрешению Сталина) в зарубежные поездки, однако не прекращали критиковать в печати, так что новый этап травли, начавшийся в 1936 году, не стал неожиданностью. В эпоху Большого террора цензурными ограничениями дело не ограничилось: ровно через год после обсуждения творческого отчета, 28 октября 1937 года, Пильняка арестовали. Писателю припомнили все прежние грехи, добавили стандартный набор обвинений в шпионаже, связях с троцкистами и подготовке терактов и 21 апреля 1938 года расстреляли.
Из выступления Всеволода Вишневского на обсуждении творческого отчета Бориса Пильняка в Союзе советских писателей, 28 октября 1936 года
Давайте доводить дело до конца. Либо мы их уничтожим, либо они нас. Вопросы стоят о физическом уничтожении. Такой тип писателя на нашей почве должен погибнуть. Это закон времени. У нас должен быть другой тип писателя, выполняющий дисциплинарную новую функцию искусства. Сама функция искусства меняется. Будет момент, когда, прижав к стенке, с наганом в руках вас могут спросить - с кем вы.
Подробнее...
…тип писателя…
Из творческого отчета Бориса Пильняка / 28 октября 1936 года
Если я вор, убийца, помои, то мне не только не место здесь, не только неуместно носить звание писателя,- но, надо полагать, мне, вместе с убийцами, не место в жизни. Если я не вор - товарищи, помогите мне не иметь за собою хвоста помоев. Я седеющий человек, и человек грамотный,- тут не может быть половинчатости не только с моей точки зрения, но и с вашей, ибо мы должны заботиться о чистоте нашей среды.
…вопросы стоят…
Из записки заместителя заведующего отделом культпросветработы ЦК ВКП(б) Алексея Ангарова И. В. Сталину, Л. М. Кагановичу и А. А. Андрееву / 13 ноября 1936 года
28 октября 1936 года на заседании президиума правления Союза советских писателей был заслушан творческий отчет Бориса Пильняка. <…> Однако, кроме бессодержательного фразерства и неискренней болтовни по поводу "чувства локтя, чувства товарищества", в творческом отчете Пильняка мы [ничего] не находим. Здесь нет никаких следов самокритики. О худших своих сочинениях вроде контрреволюционного "Красного дерева" Пильняк говорит кратко: "ясное дело, наделал глупостей и написал ненужную вещь". <…> В своем отчете Пильняк уделяет много места обывательским сплетням, весьма еще распространенным в писательской среде, пересказывает провокационные слухи об аресте Пильняка, но опять-таки как "случайность" обходит факт денежной помощи Радеку во время пребывания его в ссылке.
…дисциплинарную функцию искусства…
Из статьи "О творческой помощи" / "Литературная газета", 11 ноября 1936 года
Обсуждение творческого отчета писателя Б. Пильняка на заседании Президиума ССП как раз и характеризовалось тем, что так называемые вопросы "специфики творчества" были перенесены в политическую плоскость. И это обстоятельство сыграло решающую роль в обсуждении творческого самоотчета Бор. Пильняка. <…> Пильняк в своей писательской работе систематически уклоняется от генеральных тем нашей действительности, обнаруживает непонимание ее. <…> Б. Пильняк потерял уважение к своему писательскому труду. Поэтому и критик, и читатель потеряли уважение к писательской работе Б. Пильняка.
Из записки отдела культпросветработы ЦК ВКП(б) о необходимости снятия с работы ответственного редактора "Нового мира" И. М. Гронского / 27 марта 1937 года
Гронский систематически пригревал в своем журнале врагов партии. Сотрудниками журнала, пользующимися особым вниманием Гронского, были Пильняк, Зарудин, Ив. Катаев, оказывавшие материальную помощь высланным троцкистам <…>.
Из "Литературной газеты" / 6 апреля 1937 года
Последним оратором выступал Б. Пильняк, подвергший резкой оценке свои произведения, написанные под влиянием троцкистов-контрреволюционеров Воронского и Радека. Пильняк заявил, что он надеется исправить свои тяжелые ошибки новым романом "Поколение", над которым он сейчас работает.
…закон времени…
Из дневника Александра Гладкова / 11 сентября 1937 года
Встретил Пильняка. Значит, он не сидит. А о нем тоже говорили. Я знаком с ним шапочно, но поклонился, и он ответил. А может, это был не он? Нет, он. Но ведь его уже называли в газетах врагом народа.
…доводить дело до конца…
Из "справки на арест" Бориса Пильняка / 1937 год
Тесная связь Пильняка с троцкистами получила отражение в его творчестве. Целый ряд его произведений был пронизан духом контрреволюционного троцкизма ("Повесть непогашенной луны", "Красное дерево") <…> В 1933 году Пильняк стремился втянуть в свою группу Б. Пастернака. Это сближение с Пастернаком нашло свое внешнее выражение в антипартийном некрологе по поводу смерти Андрея Белого, а также в письме в "Литгазету" в защиту троцкиста Зарудина, подписанном Пастернаком и Пильняком. <…> В 1936 г. Пильняк и Пастернак имели несколько законспирированных встреч с приезжавшим в СССР Андре Жидом, во время которых тенденциозно информировали Жида о положении в СССР <…>. Необходим арест и обыск.
…должен погибнуть…
Из статьи Бориса Андроникашвили-Пильняка "Пильняк, 37 год" / 1990 год
В десять часов приехал новый гость. Он был весь в белом, несмотря на осень и вечерний час. Борис Андреевич встречался с ним в Японии, где человек в белом работал в посольстве. Он был сама любезность. "Николай Иванович,- сказал он,- срочно просит вас к себе. У него к вам какой-то вопрос. Через час вы уже будете дома". Заметив недоверие и ужас на лице Киры Георгиевны при упоминании имени Ежова, он добавил: "Возьмите свою машину, на ней и вернетесь". Он повторил: "Николай Иванович хочет что-то у вас уточнить". Борис Андреевич кивнул: "Поехали". Кира Георгиевна, сдерживая слезы, вынесла узелок. "Зачем?" - отверг Борис Андреевич. "Кира Георгиевна, Борис Андреевич через час вернется!" - с упреком сказал человек в белом. Мама настойчиво протягивала узелок, срывая игру, предложенную любезным человеком, но Борис Андреевич узелка не взял. "Он хотел уйти из дому свободным человеком, а не арестантом". Борис Андреевич, конечно, не вернулся.
…мы их уничтожим…
Из статьи "О статье "Двадцать лет советской литературы"" / "Литературная газета", 1 декабря 1937 года
Статья вредная. Фамилия Пильняка повторяется в обзоре не раз. Хотя она, само собою, упоминается в отрицательном смысле, но самый факт упоминания этой фамилии в юбилейном обзоре дает Пильняку место в истории советской литературы, хотя давно уже для писателей и читателей имя Пильняка равно нулю.
…прижав к стенке, с наганом в руках…
Из письма Бориса Пильняка Николаю Ежову / 2 ноября 1937 года
Моя жизнь и мои дела указывают, что все годы я был контрреволюционером, врагом существующего строя и существующего правительства. И если арест будет для меня только уроком, то есть если мне останется жизнь, я буду считать этот урок замечательным, воспользуюсь им, чтобы остальную жизнь прожить честно.
Из протокола допроса Бориса Пильняка / 11 декабря 1937 года
В Союзе писателей существовало настроение, что было бы хорошо, если бы литература получила отставку от партии. Обсуждая на наших нелегальных собраниях положение в литературе и в партии, мы всеми мерами, прикрываясь политикой внепартийности, чистого искусства и свободного слова, пытались доказать гнет цензуры, зажим литературы со стороны партии <…>. Для характеристики СП надо сказать, что в нем не было партийной ячейки. В 1929 г. я был избран председателем СП, и в том же году он как антисоветская организация был ликвидирован <…>. В это время я написал наиболее резкую антисоветскую повесть "Красное дерево", изданную за границей. "Красное дерево" оказалось водоразделом для литераторов, с кем они: с Советской ли властью или против <…>. На протяжении ряда лет все мои общественно-литературные стремления сводились к желанию "вождить", но из этого ничего не выходило.
Из последнего слова Бориса Пильняка на суде / 21 апреля 1938 года
Я очень хочу работать. После долгого тюремного заключения я стал совсем другим человеком и по-новому увидел жизнь. Я хочу жить, много работать, я хочу иметь перед собой бумагу, чтобы написать полезную для советских людей вещь
…с кем вы…
Анна Ахматова. "Памяти Бориса Пильняка" / 1938 год
Все это разгадаешь ты один…
Когда бессонный мрак вокруг клокочет,
Тот солнечный, тот ландышевый клин
Врывается во тьму декабрьской ночи.
И по тропинке я к тебе иду,
И ты смеешься беззаботным смехом,
Но хвойный лес и камыши в пруду
Ответствуют каким-то странным эхом…
О, если этим мертвого бужу,
Прости меня, я не могу иначе:
Я о тебе, как о своем, тужу
И каждому завидую, кто плачет,
Кто может плакать в этот страшный час
О тех, кто там лежит на дне оврага…
Но выкипела, не дойдя до глаз,
Глаза мои не освежила влага.
© «Коммерсантъ Weekend», №37, стр.28, 30 октября 2015