Литпресс. Пушкин и Николай I
Ещё о репрессиях и цензуре в литературе, а также о Пушкине здесь, здесь и здесь
«Ни один из русских писателей не притеснен более моего». Самоназначение Николая I личным цензором Пушкина / 8 сентября 1826 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Пушкин, автопортрет, 1829
8 сентября 1826 года император Николай I принял поэта Александра Пушкина, которого только что вернул из ссылки, и сообщил, что будет его личным цензором.
Особое отношение, сначала воспринятое Пушкиным как милость, на практике означало повышенное внимание к произведениям поэта со стороны не только монарха, но и III отделения и Цензурного комитета.
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину, 30 сентября 1826 года
Его величество совершенно остается уверенным[1], что вы употребите отличные способности ваши[2] на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя Ваше[3]. В сей уверенности Его Императорскому Величеству благоугодно[4], чтобы Вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг, вам предоставляется совершенная и полная свобода[5], когда и как представить ваши мысли[6] и соображения; и предмет сей должен представить Вам тем обширнейший круг, что на опыте видели[7] Вы совершенно все пагубные последствия[8] ложной системы воспитания. Сочинений Ваших никто рассматривать не будет[9]; на них нет никакой цензуры[10]: Государь Император сам будет и первым ценителем[11] произведений Ваших, и цензором[12].
Подробнее...
[8] …все пагубные последствия…
Из письма Александра Пушкина Николаю I / 11 мая - первая половина июня 1826 года
Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом), осмелился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
<…> осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.
[1] … совершенно остается уверенным…
Из донесения управляющего III отделением Максима фон Фока / 17 сентября 1826 года
Пушкин, сочинитель, был вытребован в Москву. <…> Этот господин известен всем за мудрствователя, в полном смысле этого слова, который проповедует последовательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к чувствам, как и к добродетелям, наконец,- деятельное стремление к тому, чтобы доставлять себе житейские наслаждения ценою всего самого священного. Это честолюбец, пожираемый жаждою вожделений и, как примечают, имеет столь скверную голову, что его необходимо будет проучить при первом удобном случае. Говорят, что государь сделал ему благосклонный прием и что он не оправдает тех милостей, которые его величество оказал ему.
[4] …Его Императорскому Величеству благоугодно…
Из воспоминаний Анны Хомутовой / 26 октября 1826 года
Рассказано Пушкиным.
Фельдъегерь внезапно извлек меня из моего непроизвольного уединения, привезя по почте в Москву, прямо в Кремль, и всего в пыли ввел меня в кабинет императора, который сказал мне:
- А, здравствуй, Пушкин, доволен ли ты, что возвращен?
Я отвечал, как следовало в подобном случае. Император долго беседовал со мною и спросил меня:
- Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря?
- Неизбежно, государь, все мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо.
- Ты довольно шалил,- возразил император,- надеюсь, что теперь ты образумишься и что размолвки у нас вперед не будет. Присылай все, что напишешь, ко мне; отныне я буду твоим цензором.
Из письма Александра Пушкина Николаю Языкову / 9 ноября 1826 года
Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, "Годунова" тиснем.
[7] …на опыте видели…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 22 ноября 1826 года
Ныне доходят до меня сведения, что Вы изволили читать в некоторых обществах сочиненную вами вновь трагедию. <…> Я уверен, впрочем, что Вы слишком благомыслящи, чтобы не чувствовать в полной мере столь великодушного к Вам монаршего снисхождения и не стремиться учинить себя достойным оного.
[9] … никто рассматривать не будет…
Из воспоминаний Степана Шевырева / 1850 год
Пушкин очень часто читал по домам своего "Бориса Годунова" и тем повредил отчасти его успеху при напечатании. Москва неблагородно поступила с ним: после неумеренных похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, взводить на него обвинения в ласкательстве и наушничестве и шпионстве перед государем. Это и было причиной того, что <он> оставил Москву.
[11] …государь император сам будет и первым ценителем…
Из "Замечаний на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве" анонимного рецензента III отделения / Между 10 и 13 декабря 1826 года
Дух целого сочинения монархической, ибо нигде не введены мечты о свободе, как в других сочинениях сего автора, и только одно место предосудительно в политическом отношении: народ привязывается к самозванцу именно потому, что почитает его отраслью древнего царского рода. <…>
Литературное достоинство гораздо ниже, нежели мы ожидали. Это не есть подражание Шекспиру, Гете или Шиллеру; ибо у сих поэтов в сочинениях, составленных из разных эпох, всегда находится связь и целое в пиесах. У Пушкина это разговоры, припоминающие разговоры Валтера Скотта. Кажется будто это состав вырванных листов из романа Валтера Скотта! Для русских это будет чрезвычайно интересно по новости рода и по отечественным событиям - для иностранцев все это потеряно. <…> Все подражание, от первой сцены до последней. Прекрасных стихов и тирад весьма мало. Некоторые места должно непременно исключить. <…>
У нас еще не привыкли, чтобы каждый герой романа говорил своим языком без возражения вслед за его умствованием. <…> За сими исключениями и поправками, кажется, нет никакого препятствия к напечатанию пиесы. Разумеется, что играть ее невозможно и не должно; ибо у нас не видывали патриарха и монахов на сцене.
[2] …употребите отличные способности ваши…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 14 декабря 1826 года
Я имел счастие представить государю императору Комедию вашу о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве. Его величество изволил прочесть оную с большим удовольствием и на поднесенной мною по сему предмету записке собственноручно написал следующее: "Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал Комедию свою в историческую повесть или роман, наподобие Валтера Скота".
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / 3 января 1827 года
С чувством глубочайшей благодарности получил я письмо Вашего превосходительства, уведомляющее меня о всемилостивейшем отзыве Его Величества касательно моей драматической поэмы. Согласен, что она более сбивается на исторический роман, нежели на трагедию, как Государь Император изволил заметить. Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное.
[12] …и цензором…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 22 августа 1827 года
Представленные вами новые стихотворения ваши государь император изволил прочесть с особенным вниманием. Возвращая вам оные, я имею обязанность изъяснить следующее заключение.
1) Ангел к напечатанию дозволяется;
2) Стансы, а равно 3) и Третия глава Евгения Онегина тоже.
4) Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть измененными; а именно следующие два стиха:
"Порою с барином шалит", и
"Коснуться хочет одеяла", впрочем прелестная пиеса сия позволяется напечатать.
5) Фауст и Мефистофель позволено напечатать, за исключением следующего места:
"Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена".
6) Песни о Стеньке Разине, при всем поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему не приличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева.
[6] …когда и как представить ваши мысли…
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / 16 апреля 1830 года
Прошу еще об одной милости: в 1826 году я привез в Москву написанную в ссылке трагедию о Годунове. <…> Но нынешними обстоятельствами я вынужден умолять Его Величество развязать мне руки и дозволить мне напечатать трагедию в том виде, как я считаю нужным.
[5] …совершенная и полная свобода…
Из дневника Александра Пушкина / 14 декабря 1833 года
Мне возвращен Медный Всадник с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшей ценсурою; стихи
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова -
вымараны. На многих местах поставлен (?) - все это делает мне большую разницу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным.
[10] …нет никакой цензуры…
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / Около 23 октября 1835 года
По случаю затруднения цензуры в пропуске издания одного из моих стихотворений принужден я был во время Вашего отсутствия обратиться в Цензурный комитет с просьбой о разрешении встретившегося недоразумения. Но Комитет не удостоил просьбу мою ответом. Не знаю, чем мог я заслужить таковое небрежение - но ни один из русских писателей не притеснен более моего. Сочинения мои, одобренные государем, остановлены при их появлении - печатаются с своевольными поправками цензора, жалобы мои оставлены без внимания. Я не смею печатать мои сочинения - ибо не смею…
[3] …передав бессмертию имя ваше…
Из дневника Александра Никитенко / 22 февраля 1837 года
Был у В. А. Жуковского. Он показывал мне "Бориса Годунова" Пушкина в рукописи, с цензурою государя. Многое им вычеркнуто. Вот почему печатный "Годунов" кажется неполным, почему в нем столько пробелов, заставляющих иных критиков говорить, что пьеса эта - только собрание отрывков. Видел я также резолюцию государя насчет нового издания сочинений Пушкина. Там сказано: "Согласен, но с тем, чтобы все найденное мною неприличным в изданных уже сочинениях было исключено, а чтобы не напечатанные еще сочинения были строго рассмотрены".
Ответ Николая I на просьбу Василия Жуковского об издании "Истории Петра Первого"
Сия рукопись издана быть не может по причине многих неприличных выражений на счет Петра Великого.
© «Коммерсантъ Weekend», №29, стр.38, 4 сентября 2015
«Ни один из русских писателей не притеснен более моего». Самоназначение Николая I личным цензором Пушкина / 8 сентября 1826 года
Календарь литературных преследований / Спецпроект Weekend
В год, объявленный годом литературы, Weekend открывает новый проект: календарь литературных преследований. В каждом номере - один из случаев репрессий в истории русской литературы, пришедшийся на соответствующие даты и рассказанный словами участников и свидетелей. ©Ещё в проекте
Пушкин, автопортрет, 1829
8 сентября 1826 года император Николай I принял поэта Александра Пушкина, которого только что вернул из ссылки, и сообщил, что будет его личным цензором.
Особое отношение, сначала воспринятое Пушкиным как милость, на практике означало повышенное внимание к произведениям поэта со стороны не только монарха, но и III отделения и Цензурного комитета.
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину, 30 сентября 1826 года
Его величество совершенно остается уверенным[1], что вы употребите отличные способности ваши[2] на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя Ваше[3]. В сей уверенности Его Императорскому Величеству благоугодно[4], чтобы Вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг, вам предоставляется совершенная и полная свобода[5], когда и как представить ваши мысли[6] и соображения; и предмет сей должен представить Вам тем обширнейший круг, что на опыте видели[7] Вы совершенно все пагубные последствия[8] ложной системы воспитания. Сочинений Ваших никто рассматривать не будет[9]; на них нет никакой цензуры[10]: Государь Император сам будет и первым ценителем[11] произведений Ваших, и цензором[12].
Подробнее...
[8] …все пагубные последствия…
Из письма Александра Пушкина Николаю I / 11 мая - первая половина июня 1826 года
Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом), осмелился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
<…> осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.
[1] … совершенно остается уверенным…
Из донесения управляющего III отделением Максима фон Фока / 17 сентября 1826 года
Пушкин, сочинитель, был вытребован в Москву. <…> Этот господин известен всем за мудрствователя, в полном смысле этого слова, который проповедует последовательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к чувствам, как и к добродетелям, наконец,- деятельное стремление к тому, чтобы доставлять себе житейские наслаждения ценою всего самого священного. Это честолюбец, пожираемый жаждою вожделений и, как примечают, имеет столь скверную голову, что его необходимо будет проучить при первом удобном случае. Говорят, что государь сделал ему благосклонный прием и что он не оправдает тех милостей, которые его величество оказал ему.
[4] …Его Императорскому Величеству благоугодно…
Из воспоминаний Анны Хомутовой / 26 октября 1826 года
Рассказано Пушкиным.
Фельдъегерь внезапно извлек меня из моего непроизвольного уединения, привезя по почте в Москву, прямо в Кремль, и всего в пыли ввел меня в кабинет императора, который сказал мне:
- А, здравствуй, Пушкин, доволен ли ты, что возвращен?
Я отвечал, как следовало в подобном случае. Император долго беседовал со мною и спросил меня:
- Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря?
- Неизбежно, государь, все мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо.
- Ты довольно шалил,- возразил император,- надеюсь, что теперь ты образумишься и что размолвки у нас вперед не будет. Присылай все, что напишешь, ко мне; отныне я буду твоим цензором.
Из письма Александра Пушкина Николаю Языкову / 9 ноября 1826 года
Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, "Годунова" тиснем.
[7] …на опыте видели…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 22 ноября 1826 года
Ныне доходят до меня сведения, что Вы изволили читать в некоторых обществах сочиненную вами вновь трагедию. <…> Я уверен, впрочем, что Вы слишком благомыслящи, чтобы не чувствовать в полной мере столь великодушного к Вам монаршего снисхождения и не стремиться учинить себя достойным оного.
[9] … никто рассматривать не будет…
Из воспоминаний Степана Шевырева / 1850 год
Пушкин очень часто читал по домам своего "Бориса Годунова" и тем повредил отчасти его успеху при напечатании. Москва неблагородно поступила с ним: после неумеренных похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, взводить на него обвинения в ласкательстве и наушничестве и шпионстве перед государем. Это и было причиной того, что <он> оставил Москву.
[11] …государь император сам будет и первым ценителем…
Из "Замечаний на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве" анонимного рецензента III отделения / Между 10 и 13 декабря 1826 года
Дух целого сочинения монархической, ибо нигде не введены мечты о свободе, как в других сочинениях сего автора, и только одно место предосудительно в политическом отношении: народ привязывается к самозванцу именно потому, что почитает его отраслью древнего царского рода. <…>
Литературное достоинство гораздо ниже, нежели мы ожидали. Это не есть подражание Шекспиру, Гете или Шиллеру; ибо у сих поэтов в сочинениях, составленных из разных эпох, всегда находится связь и целое в пиесах. У Пушкина это разговоры, припоминающие разговоры Валтера Скотта. Кажется будто это состав вырванных листов из романа Валтера Скотта! Для русских это будет чрезвычайно интересно по новости рода и по отечественным событиям - для иностранцев все это потеряно. <…> Все подражание, от первой сцены до последней. Прекрасных стихов и тирад весьма мало. Некоторые места должно непременно исключить. <…>
У нас еще не привыкли, чтобы каждый герой романа говорил своим языком без возражения вслед за его умствованием. <…> За сими исключениями и поправками, кажется, нет никакого препятствия к напечатанию пиесы. Разумеется, что играть ее невозможно и не должно; ибо у нас не видывали патриарха и монахов на сцене.
[2] …употребите отличные способности ваши…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 14 декабря 1826 года
Я имел счастие представить государю императору Комедию вашу о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве. Его величество изволил прочесть оную с большим удовольствием и на поднесенной мною по сему предмету записке собственноручно написал следующее: "Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал Комедию свою в историческую повесть или роман, наподобие Валтера Скота".
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / 3 января 1827 года
С чувством глубочайшей благодарности получил я письмо Вашего превосходительства, уведомляющее меня о всемилостивейшем отзыве Его Величества касательно моей драматической поэмы. Согласен, что она более сбивается на исторический роман, нежели на трагедию, как Государь Император изволил заметить. Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное.
[12] …и цензором…
Из письма Александра Бенкендорфа Александру Пушкину / 22 августа 1827 года
Представленные вами новые стихотворения ваши государь император изволил прочесть с особенным вниманием. Возвращая вам оные, я имею обязанность изъяснить следующее заключение.
1) Ангел к напечатанию дозволяется;
2) Стансы, а равно 3) и Третия глава Евгения Онегина тоже.
4) Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть измененными; а именно следующие два стиха:
"Порою с барином шалит", и
"Коснуться хочет одеяла", впрочем прелестная пиеса сия позволяется напечатать.
5) Фауст и Мефистофель позволено напечатать, за исключением следующего места:
"Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена".
6) Песни о Стеньке Разине, при всем поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему не приличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева.
[6] …когда и как представить ваши мысли…
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / 16 апреля 1830 года
Прошу еще об одной милости: в 1826 году я привез в Москву написанную в ссылке трагедию о Годунове. <…> Но нынешними обстоятельствами я вынужден умолять Его Величество развязать мне руки и дозволить мне напечатать трагедию в том виде, как я считаю нужным.
[5] …совершенная и полная свобода…
Из дневника Александра Пушкина / 14 декабря 1833 года
Мне возвращен Медный Всадник с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшей ценсурою; стихи
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова -
вымараны. На многих местах поставлен (?) - все это делает мне большую разницу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным.
[10] …нет никакой цензуры…
Из письма Александра Пушкина Александру Бенкендорфу / Около 23 октября 1835 года
По случаю затруднения цензуры в пропуске издания одного из моих стихотворений принужден я был во время Вашего отсутствия обратиться в Цензурный комитет с просьбой о разрешении встретившегося недоразумения. Но Комитет не удостоил просьбу мою ответом. Не знаю, чем мог я заслужить таковое небрежение - но ни один из русских писателей не притеснен более моего. Сочинения мои, одобренные государем, остановлены при их появлении - печатаются с своевольными поправками цензора, жалобы мои оставлены без внимания. Я не смею печатать мои сочинения - ибо не смею…
[3] …передав бессмертию имя ваше…
Из дневника Александра Никитенко / 22 февраля 1837 года
Был у В. А. Жуковского. Он показывал мне "Бориса Годунова" Пушкина в рукописи, с цензурою государя. Многое им вычеркнуто. Вот почему печатный "Годунов" кажется неполным, почему в нем столько пробелов, заставляющих иных критиков говорить, что пьеса эта - только собрание отрывков. Видел я также резолюцию государя насчет нового издания сочинений Пушкина. Там сказано: "Согласен, но с тем, чтобы все найденное мною неприличным в изданных уже сочинениях было исключено, а чтобы не напечатанные еще сочинения были строго рассмотрены".
Ответ Николая I на просьбу Василия Жуковского об издании "Истории Петра Первого"
Сия рукопись издана быть не может по причине многих неприличных выражений на счет Петра Великого.
© «Коммерсантъ Weekend», №29, стр.38, 4 сентября 2015