Ф.Инголл. "Последний из Бенгальских улан". Глава 8. "Атака!".
В свое время я пропустил предисловие, стоящее у Инголла первым в книге.
Побудка.
Кавалерийские трубы с их ровным звучанием всегда нравились мне больше, чем резкие сигналы горна.
Я спокойно спал на раскладушке, как вдруг был разбужен сигналом побудки, играемой трубачами 6го Собственного герцога Коннаутского Бенгальского уланского полка. Не успел я подняться, как ординарец поднес кружку дымящегося чая и воду для бритья. Снаружи слышались фырканье и топот 600 лошадей, всадники готовили их к наступающему дню.
Автор в лагере Мири-Хель, октябрь 1930г.
Полк стоял в форте Бара, в 10 милях от Пешавара, на краю долины Каджаури. Был октябрь 1930г. и приближение холодов было заметно. Туман поднимался над рекой, да и воздух уже немного пощипывал. Восходящее солнце озаряло колеблющиеся верхушки сахарного тростника, освещало мощные горы, занятые племенами на западе.
Я побрился и умылся, натянул бриджи и сапоги, и вышел из палатки, чтобы денщик намотал пагри (тюрбан) цвета хаки мне на голову.
Как только лошади были почищены, напоены и накормлены, люди и офицеры собрались на ускоренный завтрак, перед тем как выступить из лагеря. Каждый знал общий план командования, доведенный до нас еще прошлым вечером. Офицеры, вернувшись с брифинга, объяснили соварам (кавалеристам) предстоящую работу и после этого все легли спать.
Так обыденно начинался день, когда я впервые пошел в бой, верхом на рысаке, с палашом в руке, так же как мои предшественники в битве при Тель-эль Кебире в 1882г.
Обложка книги. Так художник представлял себе атаку в долине Каджаури.
Глава 8. Атака!
Форт Бара был менее комфортабельным местом, чем Пешаварский ипподром - особенно когда племена начали постреливать по ночам. Пришлось вырыть траншеи так, что бы наши постели были на 3-4 фута ниже уровня земли; но наши старые добрые лошади были вынуждены переносить шторм снаружи, привязанные недоуздком к коновязи и стреноженные на заднюю ногу. К счастью в этот период было мало потерь людей или лошадей, так как это была неприцельная беспокоящая стрельба с дальних расстояний из лёгкого оружия.
В середине октября (1930г.) мы получили приказ выдвинуться и занять долину Каджаури, очистив ее от всех представителей племен. Итак, мы покинули лагерь однажды утром, имея впереди индуистский и мусульманский эскадроны, сикхский- в резерве. Ровной рысью мы направились к большому горбу Каравальского холма. Сначала не было никакого сопротивления, но когда наш командир, Джон Дик-Лодер*, осмотрел в бинокль окрестности прохода Самгакки, то, по-видимому, заметил какое-то движение. Он дал мне половину Сикхского эскадрона, два взвода, и приказал осмотреть перевал, чтобы быть уверенным, что горцы не смогут обойти нас с фланга. Восхищенный тем, что у меня отдельное задание под собственным командованием, я покинул полк с примерно 60-70 всадниками и сигнальщиком для связи со штабом. Мы ехали по пересеченной местности, выдвинув вперед разведчиков, и рассредоточившись, чтобы не представлять легкой цели для вражеского огня. Однако, дойдя до прохода Самгакки, мы не обнаружили следов противника. Осторожно осмотревшись, я поднялся на пригорок с несколькими солдатами. Снова никого. Что ж, связист установил свою лампу и начал отстукивать («тик-такать») сообщение командованию в 2-3 милях от нас: «Все чисто».
Внезапно я увидел их: сотня за сотней горцев. Это было как в сцене из фильма «Красавчик Жест». Холм просто стал кишеть ими, кричащими и визжащими как безумцы, с развивающимися разноцветными знаменами, бьющими в свои тамтамы и стреляющими из ружей в воздух. У некоторых были джезайли, устаревшие ружья с очень длинным стволом, стреляющие пулями в 8 унций (226 грамм)- когда они палили, звук был скорее похож на пушечное ядро, чем на сухой треск винтовочной пули.
Превосходя нас вдесятеро, они стали обходить, стреляя со всех направлений. В одну-две лошади попали, не тяжелые ранения, но они поднимали панику. Потом и сигнальная лампа была разбита, у нас не стало связи с полком. Мои люди старались изо всех сил, вели ответный огонь, пытаясь остановить их продвижение, но силы были не равны, да еще на непригодной позиции. Я решил, что надо отступать.
Горцы уже спустились с хребта и рассыпались по долине, где было достаточно укрытий и места для засад. Объяснив свой план двум взводным командирам, я указал на каменистую «залысину» (выход пород) на холме Каравал, приказав скакать прямо на нее. Если враг попытается нас отрезать, мы должны будем галопом прорваться прямо через них. После чего я построил взводы бок о бок, в линию, сам встал в центр, позади меня - трубач.
Мы пошли назад на прекрасной рыси: 8 миль в час, топ, топ, топ. Никакой фигни в стиле ковбойских фильмов, где лошади мчатся сломя голову. За исключением случаев, когда это необходимо для атаки, кавалерийский полк двигается только шагом или рысью, ну иногда легким галопом, это единственный способ сохранять строй и дисциплину. Но сидя верхом на лошади, на такой скорости, я чувствовал себя размером с ворота конюшни, и казалось, что все стреляют именно по мне.
Вид с Каравала в сторону Бесайского хребта и прохода Самгакки, на этом участке Инголл и провел свою разведку и обратный прорыв. Фотография сделана в феврале 1931г.
Вдруг, к моему удивлению, потому что обычно афридии не ввязывались в бой с кавалерией, когда она верхом, 20-30 горцев выскочили перед нами по фронту, стреляя прямо в нас. Они были в состоянии крайнего возбуждения, размахивали флагами, твердонаглые. Возможно, они думали, что обратят нас в бегство. Мы могли сделать только одно. «Палаши вон!» - крикнул я двум взводным командирам, а солдаты по этой команде вынули пики из бушматов, и направили их на врага. Все это было произведено, пока мы шли на рысях. Потом я дал сигнал скакать галопом.
Земля был не из лучших, пересеченная и каменистая. Мы мчались галопом, перескакивая через большие ямы и высохшие русла ручьев. Несмотря на эти препятствия, мы выдерживали направление, а скорость даже увеличивалась. Но враги впереди все еще стояли на нашем пути.
«АТАКА!!!» - заорал я во всю силу голоса, и опустил свой палаш.
имеется в виду что до этого он был поднят вверх, а сейчас по уставной позе стал направлен прямо вперед в вытянутой руке, палаши тех лет были приспособлены для укола, а не для рубки.
Некоторые всадники были возбуждены и их лошади начали ломать ряды. Но в целом сплоченность строя была неплохой и мы на полном галопе вломились прямо в горцев. Те стали бросаться на землю, искать любые укрытия, но пара-другая на флангах все же почувствовали прикосновение «хладной стали».
По общему мнению, мы не нанесли больших потерь врагу, но задача стояла прорваться к определенной точке единым целым. Хорошо обученные войска не гоняют противника по всем окрестностям; если такое разрешить, строй сломается, и кто-нибудь может оказаться в опасности. В таких условиях кавалерийское подразделение должно оставаться сомкнутым, «колено к колену» по возможности. Только так оно сможет сломить максимум сопротивления и выйти «на другую сторону» в хорошем порядке - как, собственно, сейчас и произошло.
Когда мне показалось, что угроза миновала, я высоко поднял палаш, чтобы приказать перейти снова на рысь. Многие лошади ржали и тяжело дышали. По нам продолжали постреливать, но взводы уже успокаивались, и мы вскоре перешли на легкую рысь. Наконец мы присоединились к остальному Полку, и я, как и все, был очень счастлив вернуться назад.
Но даже на Каравале было далеко не безопасно. Позднее в этот же день горцы сблизились с нами опять. Я был на передней части холма, разговаривая с Джоком Уайтом, командиром эскадрона «Б», как вдруг, со страшным звуком несущегося экспресса, ровно между нами пролетела мушкетная пуля. В скале позади нас остался большой кусок свинца, довольно мягкий. Он мог бы снести вам голову с плеч.
В конце концов, так как обстрел продолжался, мы получили приказ отойти. Только мы покинули Батчу, маленький холм к востоку от Каравала, как вдруг раздался треск легкого пулемета, чуть дальше пригорка. Это привело нас в полное изумление, ибо никогда раньше горцы не использовали легкие пулеметы. Позже мы узнали, что это было бельгийское оружие, закупленное афганцами и переданное ими афридиям. В результате, отбивать холм обратно был послан наш эскадрон при поддержке горной артиллерии.
Я был зачарован видом древних игрушек той артиллерийской батареи, когда они пошли в бой. (Тогда я еще этого не знал, но я видел кусочек истории, эти орудия были прямыми потомками знаменитых «свинчиваемых пушек» времен Киплинга («screw guns» - «свинчиваемые пушки», орудия с разборным стволом - в одноимённом стихотворении, в русском переводе «Пушкари». м.К.) и они стреляли 2-фунтовыми снарядами больше чем на милю; очень скоро они будут сняты с вооружения и заменены превосходными 3,7-дюймовыми гаубицами. Пушки перевозились на больших рослых мулах, около 14 ладоней (140 см), завезенных или из Аргентины, или со Среднего Запада. Люди были спешены, тянули мулов за поводья, и бежали с большим грохотом и шумом. Но это была хорошо вымуштрованная часть, и мулы вели себя под огнем спокойно.
Фотографии разных лет, но дают представление о "свинчиваемых пушках" и вообще горной артиллерии.
Достигнув передовых позиций, они остановились, и мулы стояли, пока их разгружали. Сначала сняли орудия - один человек взял колеса, другой хобот лафета, третий - ствол. Все три части были быстро собраны, штыри в отверстия, затем люди побежали вперед и сложили снаряды позади орудий. Тем временем командир отдал приказ открыть огонь, и канониры стали наводить орудия на цель. Заряжающие загнали снаряд в казенник каждого орудия - и потом орудия начали стрелять.
Их действия были эффективны во многом благодаря их молодому офицеру на лошади, выполняющему роль передового наблюдателя. Я видел, как он ускакал примерно на 300 ярдов от нашего фланга, и уселся там с биноклем. Я так и не понял, как он передавал информацию своим канонирам, но он определённо помог эскадрону выполнить вскоре свое задание с небольшими потерями.
3,7-дюймовые гаубицы ведут огонь, 1930г.
Я не думал, что части вьючной артиллерии остались в британской или американской армии, но во время Второй мировой было большое их количество, например в Бирме, где были 3,7-дюймовые гаубицы. Мы могли бы это сделать и в Европе. У нас были кипрские мулы, перевозившие снаряжение, когда мы спешились в Аппенинских горах; но это были части обеспечения, а не боевые, они перевозили только боеприпасы и другое снаряжение. Как же я иногда мечтал, чтобы на них были упакованы «три-семь гау»!
Также мы тогда не знали, конечно, но эта операция 1930г. стала последним большим сражением на Границе, хотя были еще волнения в 1935г. Были учреждены медали за кампании на Границе и я «в установленном порядке» получил одну из них: Индийская медаль общей службы. Лента была зеленого и темно-синего цвета, на которой висела серебряная медаль с профилем Георга V, и форт в горах на обороте. Для каждой кампании была установлены различные пристежки к этой, введенной в 1908г., медали. На моей было выгравировано «Северо-Западная Граница 1930-31».
Операция 1935-36гг. была севернее, в стране момандов, и в ее ходе произошло одно знаменитое дело с участием Собственного королевы Виктории Корпуса гидов. Изолированная рота Гидов под командованием капитана Годфри Мейнелла** была отрезана на вершине холма превосходящими силами горцев; бой шел целые сутки, но, в конце концов, Гиды были смяты. Все до единого, включая Мейнелла, были убиты. Когда прибыл спасательный отряд, увидели, что тел врагов было в 10 раз больше, чем гидов. За свою храбрость капитан Мейнелл был посмертно награжден Крестом Виктории.
Британская армия весьма скупа на почести и награды. За операцию 1930г я знаю единственный случай награждения за храбрость - «Папочка» Ньюуолл, которому дали Военный Крест. Хотя я видел много и других примеров храбрости, оставшихся невознагражденными, несмотря на ожесточенные схватки лицом к лицу с афридиями на Северо-Западной Границе.
Патруль 6го уланского полка в долине Каджаури, октябрь 1930г.
*Сэр Джон Норф Дэлримпл Дик-Лодер Фонтейнхольский, 11й баронет. 1883-1958гг. Закончил Сандхерст в 1903г, начал службу в 16м кавалерийском полку (один из двух предков 6го уланского). Воевал в Первую мировую во Франции, Фландрии и Месопотамии, а также на Границе в описываемый Инголлом период. Ушел в отставку подполковником в 1934г.
**Годфри Мейнелл. 1904-1935гг. Закончил Итон и Сандхерст. В 1933г. получил Военный Крест за участие в Читральской экспедиции. В 1935г. был капитаном 5го батальона 12го Полка Пограничных сил (так тогда официально называлась пехота Корпуса Гидов) и адъютантом (а не командиром роты, как пишет Инголл). 29 сентября 1935г батальон атаковал высоту 4080, от одного взвода, наиболее продвинувшегося вперед, не было известий, и командир батальона послал Мейнелла выяснить, где они. Он нашел около 30 человек и 2 «Льюиса», моманды атаковали их с трех сторон. Приняв командование, Мейнелл какое-то время сдерживал неприятеля, но, в конце концов, оба пулемета вышли из строя, гиды несли потери, горцы сумели подойти вплотную, и закипела рукопашная схватка. Все были убиты, их тела по местным обычаям обезображены. Капитан был награжден высшей военной наградой Британии посмертно и похоронен в полковой церкви гидов в Мардане.
В книге Инголла всего две фотографии относятся к описываемой операции. Поэтому для иллюстраций использованы фотографии других полков и чуть более позднего времени (не начало в октябре 1930г., а скорее конец операции весной 1931г.), но хорошо передающие атмосферу и детали.
Восход над лагерем в Каравале, 17 февраля 1931г. 3й (сикхский) взвод 2\5 Пенджабского полка в бою 18 февраля 1931г. Долина "Хаджури" (то что Инголл называет Каджаури).
Лагерь с высоты Каравала, вид на восток, 19 февраля 1931г.
Типажи английских войск в долине, 1931г.
Форт Салоп (вверху слева). На нижних показано снятие лагеря 7-8 марта 1931г.
Полковые эмблемы Равалпиндской бригады, выложенные на холме.
Наведение моста через р.Бара, 1930г.