Святые отцы о говорении языками в Коринфе
О коринфском прецеденте говорения на иных языках написано достаточно много как православными, так и инославными исследователями. В настоящее время интерес к этой проблеме ещё более возрос по причине необходимости ведения разъяснительного диалога с представителями пятидесятнических и неопятидесятнических культов. Зачастую в разговорах с пятидесятниками православные обращаются к протестантской апологетике и берут на вооружение её аргументы, помогающие им уяснить 14 главу 1 послания апостола Павла к коринфянам. Такое заимствование чаще всего осуществляется в ущерб святоотеческой интерпретации Писания. Так, например, некоторые протестантские толкователи усматривают в коринфской глоссолалии языческие корни, склонны разделять дар, полученный апостолами в день пятидесятницы, и коринфское говорение языками. Данная статья написана с целью демонстрации святоотеческого толкования феномена коринфской глоссолалии.
Священник Михаил Фивейский, исследовавший данную проблему, не без основания утверждает: "Вопрос этот до настоящего времени не разрешен, и думается, не будет разрешен удовлетворительно, если только не будут открыты новые документы, проливающие свет и на данный предмет"[1]. О. Михаил указывает на причину туманности вопроса коринфской глоссы: в Предании Церкви упоминания о говорении на иных языках стремятся к нулю. Именно поэтому все исследования по преимуществу ограничены библейским анализом, а это значит, что православный христианин, интересующийся данной проблемой, должен в первую очередь ознакомиться со святоотеческим толкованием коринфского языкоговорения.
Приводить полный текст толкований 1Кор14 в данной статье неуместно, каждый желающий может ознакомиться с толкованиями свт. Иоанна Златоустого, свт. Феофилакта Болгарского и свт. Феофана Затворника самостоятельно (см. ссылки в конце). Представляемая статья обращает внимание читателя на цитаты святых отцов, имеющие непосредственное отношение к проблеме понимания сути коринфского языкоговорения.
Молящийся иными языками понимал свою молитву, но не мог выразить её без дара истолкования.
«Говорящих языками не слышали не имевшие этого дарования. Что же? Неужели они не назидали никого? Да, говорит, только самих себя. Потому (апостол) и присовокупляет: "кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя" (ст.4). Каким же образом, если он не знает, что говорит? Но здесь (апостол) беседует о тех, которые знали, что говорили, знали сами, но не могли передать другим. "А кто пророчествует, тот назидает церковь". Какое различие между одним и церковью, такое же различие между первым и последним. Видишь ли мудрость (апостола), как он не обращает этого дара в ничто, а показывает, что он, хотя приносит пользу, но малую, и достаточен только для обладающего им? Потом, чтобы не подумали, будто он по зависти к ним унижает языки, - а дар этот имели многие, - он отклоняет их подозрение и говорит: "желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали. Ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание" (ст.5). Выражения «лучше» и «превосходнее» означают не противоположность, но преимущество»[2].
«"Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь".
Многие говорящие языками не могли объяснить того, что сами говорили. Посему они были полезны только сами себе. А пророчествующий полезен для всех слушателей. Посему какое расстояние между пользой одному и пользой Церкви, такое же расстояние между языками и пророчеством»[3].
«"Глаголяй бо языки, себе зиждет, а пророчествуяй, церковь зиждет".
Говорящий языками только сам себя понимает; потому себя только и назидает, а пророчествующего все находящиеся в Церкви понимают, все и назидаются»[4].
Две точки зрения на толкование 1Кор14:14.
Свт. Иоанн Златоуст, а за ним и блж. Феофилакт Болгарский понимают стих 1Кор14:14 буквально: «ум не понимает слов молитвы».
«Если бы кто говорил только на персидском языке или на каком-либо другом иностранном и не знал, что говорит, то он был бы чужестранцем и для себя самого, а не только для других, потому что не разумел бы силы слов. В древности было много таких, которые вместе с даром языков имели дар молитвы; они молились, язык их произносил молитву на персидском или римском наречии, но ум не разумел произносимого. Потому он и говорит: "я молюсь на незнакомом языке, то дух мой молится", т. е. дарование, данное мне и приводящее язык в движение, "но ум мой остается без плода". Что же лучше и полезнее, и как нужно поступать или чего просить у Бога? Того, чтобы молиться и духом, т. е. дарованием, и умом. Потому он и говорит: "стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом". И здесь он выражает то же, т. е. чтобы и язык говорил, и ум не оставался неведущим сказанного...Потом он опять смягчает речь, чтобы не показалось, будто он слишком унижает дар (языков), и как выше говорил, что (такой человек) говорит тайны, говорит Богу, себя назидает, молится духом, предлагая в этом немалое утешение, так и здесь говорит: ты хорошо благодаришь»[5].
«"Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода".
В древности некоторые вместе с даром языков получали дар молитвы, и произносили слова персидские или римские, но ум не понимал того, что они говорили. Павел и говорит, что дух мой, то есть дарование, движущее язык, молится, а ум мой пребывает без плода, так как не разумеет ничего из произносимого. Смотри же, как он постепенно доказал, что говорящий только языком бесполезен и сам для себя. Так объясняет это место святой Иоанн. Некоторые же понимают так: если я говорю языком, но не объясняю, то дух мой, то есть душа моя, сама по себе получает пользу, а ум мой остается без плода, потому что не приносит пользы другим. Понимающие так это изречение, по моему мнению, побоялись заблуждения Монтана: ибо он ввел такую ересь, что пророки решительно не понимали своих речей, но одержимые Духом говорили нечто, а что говорили, того не разумели. Но это здесь неуместно. Ибо апостол сказал это, то есть что не понимают своих слов не о пророках, но о говорящих языками, и из них не о всех, но некоторых»[6].
Приведенная цитата свт. Иоанна Златоустого и её цитирование блж. Феофилактом может поставить в тупик, так как перед этим ими была озвучена уверенность в понимании молящимся своей молитвы: «Каким же образом, если он не знает, что говорит? Но здесь (апостол) беседует о тех, которые знали, что говорили, знали сами, но не могли передать другим»[7]. Казалось бы, две цитаты святителя противоречат друг другу - это «противоречие» прекрасно разъяснено В. Сухановым:
«Вместе с тем человек получал чудесную способность выражать эти переживания на иностранных языках, которых доселе не знал. Причем самый характер речи глосоолала вполне соответствовал внутреннему состоянию. Речь его была настолько восторженной, возбужденной, что постороннему лицу говорящий мог показаться пьяным или сумасшедшим. Но несомненно, что глоссолал интуитивно сознавал то, что переживает, и понимал, но не умом, что говорит. Он скорее созерцал то, что говорит. Он именно во время самого произнесения своей речи назидал себя ею (14, 4). Если бы он не понимал её, то как бы он назидал себя? Что бы это была за молитва (14. 14), что за благословение и благодарение (14, 16. 17), если бы человек не знал, что его язык произносит, иными словами, если бы он был лишь механическим орудием глаголания Свт. Духа? Молитва-общение человека с Богом, сознательное обращение его к Богу. Если нет сознания, то нет и молитвы»[8].
Иную точку зрения на 1Кор14:14 со ссылкой на блж. Феодорита Кирского озвучивает свт. Феофан Затворник.
«"Аще бо молюся языком, дух мой молится, а ум мой без плода есть".
Духом называет Апостол дарование, а умом изъяснение сказанного» (Феодорит). Ум плод имеет, когда, понимая что, передает то другим, и тем пользу им доставляет. Сия польза - плод ума. На языках чужих говоря, предлагали все, сказанное выше, и откровение, и разум, и пророчество, и научение, а нередко и молитву. Дух мой, - говорит Апостол, - в лице всякого говорящего языками дух мой, Духом Божиим возбужденный, молится на чужом языке, дар Божий при этом в действии, он свое дело исправляет, но ум мой при этом остается без плода, потому что не передает другим на понятном языке того, что сам приемлет от Духа Божия. Если б я это делал, приносил бы пользу другим, и тогда ум мой не был бы без плода. «Плодом для говорящего служит польза слушающих. Сие сказал Апостол и в послании к Римлянам: «да некий плод имею и в вас, якоже и в прочих языцех» (Рим.1:13). Посему, беседуя на другом языке и не предлагая присутствующим истолкования, не буду иметь никакого плода, потому что они не получат никакой пользы» (Феодорит). Говоря о молитве на языке, Апостол берет только пример, а разумеет вообще говорение на языках. «Если я говорю языком, а в то же время не истолковываю, то дух мой, - душа моя сама по себе, получает пользу, а ум мой - без плода есть, потому что другим не приносит пользы» (Феофилакт)»[9].
По сути, приведенные толкования 1Кор14:14 не противоречат, но дополняют друг друга. Никто из цитируемых отцов не отрицал назидания души, свт. Иоанн Златоуст вслед за утверждением мысли о бесплодности ума пишет о необходимости принесения плода собственным умом, для чего нужна была способность высказать созерцаемое, то есть получить дар истолкования:
«Потому он и говорит: "я молюсь на незнакомом языке, то дух мой молится", т. е. дарование, данное мне и приводящее язык в движение, "но ум мой остается без плода". Что же лучше и полезнее, и как нужно поступать или чего просить у Бога? Того, чтобы молиться и духом, т. е. дарованием, и умом. Потому он и говорит: "стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом". И здесь он выражает то же, т. е. чтобы и язык говорил, и ум не оставался неведущим сказанного. Если же этого не будет, то может произойти и другое замешательство: "ибо если", говорит, "ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет: "аминь" при твоем благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается" (ст.16-17). Смотри, как неуклонно и здесь он идет к своей цели, везде имея в виду назидание церкви. Невеждой он называет простолюдина и доказывает, что и он терпит немаловажный вред, когда не может сказать: аминь. Смысл слов его следующий: если ты будешь благословлять на языке иностранном, не зная, что говоришь, и не умея истолковать, то простолюдин не может отвечать: аминь»[10].
С другой стороны, святитель Феофан Затворник и цитируемый им блж. Феодорит Кирский так же, как и Иоанн Златоуст считают, что говорящий на иностранном языке не может высказать собственного духовного состояния без дара истолкования иных языков:
«"Что убо есть? Помолюся духом, помолюся же и умом; воспою духом, воспою же и умом".
«Что убо?» Итак, как же быть? Как поступать? - Надобно сделать так, чтоб и на языке чужом, по движению Духа, молиться и петь, и потом то же самое делать и на языке понятном. Как же это сделать? - Это уже указал Апостол: или другой кто пусть истолковывает, или сам испроси себе такого дара. Так блаженный Феодорит: «Апостол говорит, что беседующему на ином языке, в псалмопении ли то, в молитве ли, в учении ли, надлежит или самому быть переводчиком к пользе слушающих, или другого, способного на это, брать в сотрудники к учению»[11].
Ввиду одинаковости по существу выводов свт. Иоанна Златоустого, блж. Феодорита Кирского и свт. Феофана Затворника считаю, что каждый может выбрать одну из двух точек зрения:
- ум оставался без плода не имея возможности принести пользу стоящему рядом простолюдину;
- ум оставался без плода, так как не осознавал и не мог выразить созерцаемые в молитве духовные реалии.
Блж. Феофилакт Болгарский упомянул о том, что в период существования ереси Монтана первая точка зрения преимуществовала перед второй. В настоящее время в условиях диалога неомонтанистами-пятидесятниками вновь удобнее использовать толкование блж. Феодорита Кирского и Феофана Затворника. Однако предпочтение этого толкования толкованию Иоанна Златоустого никоим образом не противоречит мысли великого святителя, лишь переносит поставленный им акцент с непонимания языка на его непередаваемость тогда, как и то и другое присутствует у всех цитируемых отцов.
Неплохим подспорьем для понимания коринфской глоссолалии мне представляется исследование В. Суханова «О даре языков в древней Церкви», в котором автор доказывает однородность коринфского языкоговорения и дара иностранных языков, полученного апостолами в день Пятидесятницы. Православному христианину, желающему разобраться с этим интересным и сложным вопросом, не лишним будет познакомиться и с данным трудом.
Заключение
Приведенные толкования свидетельствуют о том, что святители не видели в коринфских языках ни бесовского, ни языческого влияния, не считали, будто молящийся не понимал собственной молитвы, не отделяли коринфской глоссы от апостольского говорения иностранными языками, указанного в книге Деяний, но и не придавали дару языков какого-либо особенного значения. Так, например, свт. Иоанн Златоуст находил этот дар даже неполезным имеющему его тогда, когда он не мог изъясняться и приносить пользу Церкви:
«Для меня не очень важно различие дарований; мои заботы только об одном и старания клонятся к одному - чтобы все делалось для назидания; тогда даже имеющий малое дарование превзойдет имеющего великое, если будет употреблять его с назиданием. Дарования для того и даются, чтобы каждый получал назидание; если же этого не будет, то дарование послужит даже к осуждению получившего его…Если кто говорит на [незнакомом] языке, [говорите] двое, или много трое, и то порознь, а один изъясняй. Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу (ст. 27, 28). Что говоришь ты? Сказав столько о даре языков, что он и бесполезен и излишен, если нет истолкователя, ты опять повелеваешь говорить языками? Не повелеваю, говорит, но и не запрещаю. Как в том случае, когда говорит: если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти (1Кор.10:27), он не заповедует идти, но и не удерживает, так и здесь. Говори себе и Богу. Если, говорит, ты не можешь молчать, если ты так честолюбив и тщеславен, то говори про себя. Таким дозволением он еще более запрещает, потому что приводит в стыд»[12].
Примечания
1. Священник Михаил Фивейский. Духовные дарования в первоначальной христианской Церкви. Опыт объяснения 12-14 глав первого послания свт. ап. Павла к Коринфянам. Москва, 1907г. стр.5.
2. Иоанн Златоуст. Беседа 35 на 1-е послание к Коринфянам.
3. Феофилакт Болгарский. Первое Послание Апостола Павла к Коринфянам.
4. Феофан Затворник. Толкование первого послания апостола Павла коринфянам.
5. Иоанн Златоуст. Беседа 35 на 1-е послание к Коринфянам.
6. Феофилакт Болгарский. Первое Послание Апостола Павла к Коринфянам.
7. Иоанн Златоуст. Беседа 35 на 1-е послание к Коринфянам.
8. В. Суханов. О даре языков в древней Церкви. Чернигов: Епархиальная типография, 1914.
9. Феофан Затворник. Толкование первого послания апостола Павла коринфянам.
10. Иоанн Златоуст. Беседа 35 на 1-е послание к Коринфянам.
11. Феофан Затворник. Толкование первого послания апостола Павла коринфянам.
12. Иоанн Златоуст. Беседа 36 на 1-е послание к Коринфянам.
Ссылки
Иоанн Златоуст. Беседа 35 на 1-е послание к Коринфянам.
Иоанн Златоуст. Беседа 36 на 1-е послание к Коринфянам.
Иоанн Златоуст. Беседа 37 на 1-е послание к Коринфянам.
Феофан Затворник. Толкование первого послания апостола Павла коринфянам.
Феофилакт Болгарский. Первое Послание Апостола Павла к Коринфянам.
В. Суханов. О даре языков в древней Церкви.