Дамы и господа.
На столе у дочки Ширли среди упоительного беспорядка красуется вазон. Средних размеров зелёная ёмкость. Вот только растительность в нём поселилась довольно странная... Женщина, помогающая нам с уборкой, долго примерялась с тряпкой от пыли к этому "саду", а после с подозрением спросила: "Что это и откуда?". А на ответ: "Из всех джазовых музыкантов Ширли предпочитает ударников", - глубокомысленно покачала головой и провозгласила со знанием дела: "Мужиков, значит, любит."
Уже более 15-ти лет без единого пропуска весёлой компанией ездим мы на фестиваль джаза в Эйлате. Пять лет назад к нам присоединилась Ширли. И отравилась. Не знаю, чем больше. Самим ли джазом? Ни на что не похожей фестивальной атмосферой? Большим количеством сверстников - молодых ребят и девчонок со светящимися лицами? Но впечатляет результат - её умение слушать странную эту музыку, бесконечно в ней растворяясь.
Иногда взгляд украдкой говорит больше, чем тысячи умных слов.
А рассказ этот не о джазовой музыке, а о ДЖАЗЕ как состоянии души.
Думаю, что многие из вас уже догадались. В вазончике живут своей деревянной жизнью барабанные палочки. Новые гладенькие, сверкающие лакированными одеждами, и морщинистые, побитые лихим концертным существованием. Светлые, желтовато-коричневые и даже новомодные чёрные. Но у каждой на боку красуется предмет особой гордости - автограф исполнителя!
Да, Ширли собирает особую коллекцию. Но экспонаты в ней только от ударников, это заслуживших... Буквально в поте лица своего!
На последнем фестивале было раздолье для барабано-любителей. Блистательный Антонио Санчес, великолепный
Джеф Баллард, сыгравший в двух совершенно разных составах, взрывной Джастин Фолкнер из квартета Бренфорда Марсалиса, медитативный
Corey Fonville из трио Николаса Пэйтона и великий символ джаза
Эл Фостер.
О нём я уже писал.
Джеф Баллард подарил Ширли свою избитую и измочаленную палочку с усталой улыбкой джентльмена.
Джастин Фолкнер, от старательности свесив язык, постарался выписать каллиграфический автограф.
Corey Fonville вручил заветный экземпляр бесстрастно и отстранённо.
А вот Санчес, сославшись на тяжёлую жизнь, предстоящие выступления и нехватку ударных средств, Ширли отказал. Что ж, бывает...
После концерта Фостера мы попытались пробраться к легенде в закулисье. Но не тут-то было. На демократичнейшем из фестивалей все проходы оказались герметично запечатаны джиннами-охранниками. Не помогла даже моя карточка "прессы". Но опыт предыдущих лет и боевых действий не дал пасть духом. Пробравшись через дальние плохо охраняемые загородки и ближние редуты мы всё таки оказались на заветной площадке.
Все свободные в это время джазмены из разных стран и групп собрались на пятачке, чтобы поблагодарить мэтра. А он, весёлый и сияющий, порхал за сценой, даря всем свои фирменные улыбки.
От просьбы Ширли семидесятилетний "мальчишка" просто взвился.
- Да, девочка. Конечно. Я выберу для тебя самую красивую. Достойную тебя!
С трудом смирившись с тем, что просительница предпочитает палочки отработанные, впитавшие в себя звуки недавно отгремевшей музыки, вспрыгнул на сцену, взял в руки фломастер... Но, увы, ручка писать перестала. Об одном из вариантов решения этой проблемы я писал ранее,
в рассказике о Ди Ди Бриджуотер. Но Фостер пошёл другим путём.
- Ничего, детка. Сейчас я закончу разбирать установку, мы пройдём вниз и я подпишу тебе своей специальной ручкой.
С лёгкостью присев на корточки и разогнав многочисленных помощников, Эл приступил к работе. Свою установку Фостер разбирал сам.
Спустя некоторое время мэтр спустился вниз, а за ним - добровольный помощник Антонио Санчес с упакованным и закрытым на все замки огромным чемоданом на колёсиках. Внезапно Эл заметил Ширли и впервые улыбка исчезла с его лица.
- Ой, девочка! Как я мог о тебе забыть?
И заставил Санчеса остановиться, распаковать гигантский сундук и в недрах отыскать пакет с той самой заветной палочкой.
Смущённая Ширли говорит взопревшему Антонио: "Ну вот, это компенсация за то, что вы мне отказали." В ответ Санчес, улыбаясь, произносит ключевую фразу: "Нет компенсации более весомой, чем палочка Эла Фостера." Руками чётко и однозначно изображает уровни джазовой табели о рангах. И полусогнувшись тащит дальше переупакованный чемоданище.
Прощаясь, Эл пожал мне руку. Такой лапищей впору подковы гнуть. Моя ладошка утонула в его гигантской трудовой ладони. И, улыбаясь, ушёл. Ещё джем впереди...
Дамы и господа.
Для чего я рассказал эту историю? Захотелось, чтобы вы представили человека, прошедшего огонь, воду и медные трубы джаза, и в свои семьдесят оставшегося гениальным ударником и абсолютным ребёнком.
Его музыка записана на неисчислимом множестве дисков, но пусть крохотный осколок моего рассказика отразит невероятное обаяние личности. И неповторимую улыбку!
P.S. По неоднократным просьбам любителей барабанных палочек добавляю фотографию "заветного" вазончика. На заднем фоне портрет прекраснейшей Эсперансы Сполдинг. Остался после одной из моих выставок.