Историк Владислав ЗУБОК: ГКЧП 25 лет спустя. Разрушение советского Левиафана (начало)
Джон Харрингтон, английский поэт елизаветинской эпохи, написал: "Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе".
ГКЧП (Государственному комитету по чрезвычайному положению) выпала судьба стать главным событием, которое вспоминается в связи с агонией СССР.
Но определиться с оценкой самого ГКЧП и чем он был, оказалось необычайно сложно. После того, как незадачливый комитет сдал захваченную власть, толком ей не воспользовавшись, он вошел в историю как "правый антиконституционный путч", а все, что происходило тогда в стране, рассматривалось как героическое противостояние "сил демократии и свободы силам реакции".
В центре этой героической картины стоял Борис Ельцин, недавно избранный президентом Российской Федерации (непризнанной международным сообществом республики СССР) и мужественно бросавший с высоты танка вызов гигантской машине переворота.
Неясной была роль президента СССР Михаила Горбачева: что он замышлял накануне путча, настигла ли его в Форосе "дипломатическая болезнь" или все же он был арестован заговорщиками? По возвращении в Москву Горбачев рассказал, что он пережил, но заметил, что "никогда не расскажет всего".
Споры вокруг ГКЧП: лавры и тернии
Споры вокруг ГКЧП со временем приняли характер борьбы за контроль над исторической памятью. Приняли в ней участие Ельцин и Горбачев: "отец перестройки" и "отец российской демократии" явно не могли поделить ни лавры, ни тернии.
Российский президент незадолго до смерти назвал Михаила Сергеевича оппортунистом, выжидавшим в Крыму, кто победит в Москве. Горбачев в ответ назвал Ельцина "лжецом".
В России еще сохранились люди (их не больше 10%), считающие, что 19 августа 1991 года произошел государственный переворот, подготовленный мастодонтами советской номенклатуры против молодой демократии. По этой версии, героическое поведение президента РСФСР Бориса Ельцина, массовая поддержка москвичей и ленинградцев вынудили заговорщиков отступить и сдаться.
Но уже в 1992 году начался и быстро состоялся "реванш проигравших": участники ГКЧП были "амнистированы", им начали сочувствовать в обществе, и, в конечном счете, они появились на телеэкране в роли обвинителей Ельцина и Горбачева.
Заговорщики стали героями, патриотами, которые хотели спасти советскую державу от горе-демократов, небескорыстно поддержанных Западом.
Ветераны ГКЧП с видимой убежденностью твердили о том, что Горбачев и Ельцин были "национал-предателями", которые способствовали разрушению СССР. Нынешний президент России охарактеризовал это событие как "главную геополитическую катастрофу" конца века.
Сегодня уже почти никто не осмеливается в российском медиа-пространстве утверждать, что "СССР нужно было уничтожить". Большинство участников этой драмы, прежде всего Горбачев, говорят, что хотели "сохранить Союз".
Парадокс в том, что почти на все противоречащие друг другу версии можно ответить словами известной притчи о Насреддине: "и ты прав".
Дотошный разбор фактов и событий того времени, в частности, в недавней книге немецкого историка-кинодокументалиста Игнаца Лозо "Августовский путч 1991 года. Как это было", показывает калейдоскоп мотивов и событий, где вместо героев с принципиальной позицией действуют ловкие политики, оппортунизм можно найти по обе стороны баррикад, а "проверенные" факты оказываются на поверку слухами и мифами.
Перед нашими глазами 25 лет спустя встает фантасмагорическая картина разрушения советского Левиафана, и главными его разрушителями стали его собственные правители.
В воображении возникает метафора: прохудившийся воздушный шар падает в пропасть, но корзина с пассажирами зацепилась за трухлявый сучок. Пассажиры, расталкивая друг друга, пытаются указать путь к спасению, но тем вернее и быстрее корзина срывается вниз…
Еще весной Геннадий Янаев и Михаил Горбачев стояли рядом на трибуне мавзолея...
Предпосылки заговора
Горбачев, безусловно, нес ответственность за создание тех условий, которые подготовили августовский заговор. При его правлении произошел быстрый, сокрушительный развал экономики и финансов страны…
Вместо оживления существующей "плановой" экономики горбачевские реформы стимулировали ее коллапс. Причем до самого конца СССР ни Горбачев, ни его помощники, ни окружавшие его экономисты не понимали подлинных причин развала, и не смогли принять меры (монетарные, налоговые, бюджетные и прочие) для того, чтобы его остановить.
В 1990 году экономисты-рыночники (Николай Петраков, Станислав Шаталин, Григорий Явлинский, а позже Егор Гайдар и его группа) говорили и писали, что ускоренная приватизация малых предприятий, жилья и необработанной земли могла дать выход экономике и финансов из тупика.
Но Горбачев оказался слишком привержен "социалистическому выбору" и категорически отказывался от радикального скачка к рыночной экономике.
Близким людям президент СССР признавался, что не хочет навязывать народу шоковую терапию, своего рода "коллективизацию" наоборот.
Эти помыслы были гуманны, но экономика и финансы катились в тартарары и к лету 1991 года Горбачев с его длинными путаными речами надоел людям "хуже горькой редьки".
Росло число тех, кто начал тосковать по "твердой руке", говорить о необходимости установить в стране чрезвычайное положение, диктатуру.
Горбачев всерьез надеялся на финансовую помощь Запада, но в этом он просчитался. За месяц до августовских событий он поехал на встречу "Семерки" в Лондон, рассчитывая, что западные страны, хотя бы на будущее, обещают Советскому Союзу новый "план Маршалла", чтобы облегчить его рыночную трансформацию.
Но до этого Горбачев уже получил десятки миллиардов от Западной Германии и Южной Кореи. Все эти деньги ушли в песок, так что и сам президент не знал, как это объяснить. В стране нужно было наводить административно-политический порядок. Но вместо этого нарастал политический хаос.
Все республики СССР, прежде всего Российская Федерация, уже провозгласили "суверенитет", начали требовать самостоятельности, не желали платить налоги и подчиняться командам из Центра.
В этой обстановке, несмотря на желание видеть у власти Горбачева, администрация США приняла решение, что никакой западной финансовой помощи Советскому Союзу не будет. Западные союзники подчинились мнению американцев. Президент СССР вернулся домой с пустыми руками.
В течение нескольких месяцев перед переворотом Горбачев вел рискованную политическую игру, в ходе которой он шел на одну политическую уступку за другой в попытке договориться с Борисом Ельциным и руководителями других республик и подписать новый договор о создании обновленного Союза.
Переговоры в формате "девять-плюс-один" складывались не в пользу Горбачева. Взгляды президента СССР и лидера Российской Федерации Бориса Ельцина на "обновленный Союз" в корне различались. Первый настаивал на федерации республик с сильным центральным аппаратом и с президентом, избранным всеобщим голосованием. Ельцин, напротив, верил, что "будущее - за Россией". Он и его советники настаивали на конфедерации по модели североамериканских штатов в 1776 году, со слабым номинальным президентом или вообще без него. В такой комбинации неизбежно доминировала бы Россия, а Горбачеву была уготовлена роль свадебного генерала на международных встречах. Ельцин настаивал на немедленной независимости для Прибалтики. Вместе с тем он считал, что Украина останется в "Союзе" с Россией.
В ходе переговоров с Горбачевым Ельцин получил почти все, что он хотел. Финальная версия Союзного договора давала России "независимость", хотя и оставляла Горбачеву его пост.
Но Ельцин настаивал на большем: он хотел роспуска союзного правительства и Верховного Совета СССР. 30 июля 1991 года он потребовал, чтобы Горбачев отправил в отставку премьер-министра Валентина Павлова, главу КГБ Владимира Крючкова, министра МВД Бориса Пуго и министра обороны Дмитрия Язова. Ельцина поддержал Назарбаев. Горбачев согласился.
По сути, речь шла об отказе президента СССР от реальной власти, от единоличного контроля над вооруженными силами, КГБ, МВД, от управления финансами и экономикой.
Эта власть по договору переходила лидерам республик, прежде всего Ельцину. Впоследствии некоторые члены ГКЧП назвали эту договоренность Горбачева, Ельцина и Назарбаева "антиконституционным заговором".
В дальнейшем Ельцин и Горбачев утверждали, что разговор был подслушан КГБ, попал на стол заговорщикам, и стал спусковым крючком заговора.
Лозо в своей книге опровергает это утверждение. На самом деле, заговорщикам вовсе не нужна была "прослушка", чтобы убедиться: СССР доживает последние дни. Федеральное демократическое государство, которое обещал построить Горбачев, оказалось замком из песка, или лучше сказать миражом в пустыне: без единой финансовой системы и с перспективой "черного передела" общесоюзной собственности.
Бывшие члены ГКЧП (слева направо) Владимир Крючков, Олег Шенин, Дмитрий Язов, Валентин Павлов, Олег Бакланов и их соратник Анатолий Лукьянов (у микрофона) на встрече с читателями газеты "День" в 1993 году
О роли дачных кооперативов в истории
Толчком к заговору стала объявленная по телевидению 1 августа новость о том, что подписание Союзного договора произойдет 20 августа, а не в октябре, как это предполагалось ранее. Такая спешка была еще одним результатом соглашения трех президентов. В результате защитники СССР оказались в ситуации цейтнота.
Разговоры о введении чрезвычайного положения в окружении Горбачева велись давно и с его участием. С апреля 1990 года существовал подписанный президентом закон о чрезвычайном положении, где прописывались механизмы его приведения в действие. Главной задачей заговорщиков было не отстранение Горбачева от власти, а склонение его к введению президентской диктатуры.
Главными "толкачами" были председатель КГБ Крючков и руководитель президентского аппарата Валерий Болдин. С поздней осени 1990 года они "подкладывали" президенту информацию о происках внутренних врагов (прежде всего, Ельцина и деятелей "Демократической России"), а также "определенных сил на Западе", которые были заинтересованы в разрушении Советского Союза.
Будущие организаторы ГКЧП Крючков, Болдин, и секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности Олег Бакланов состояли в одном дачном кооперативе ("получили кредит для строительства на 10 лет" - говорил на допросе Бакланов). Это дало им возможность общаться вне службы и в какой-то момент выработать общий подход к катастрофической ситуации в стране.
Павлов, Крючков, Язов, и Пуго еще в июне 1991 года пытались поставить Горбачева перед "свершившимся фактом": на закрытом заседании Верховного Совета СССР они потребовали (и не получили) чрезвычайных полномочий.
Когда Горбачев узнал об этом, он явился в Верховный Совет сам и "поставил на место" депутатов. В разговоре со своим помощником Анатолием Черняевым он называл заговорщиков последними словами, но продолжал держать их в своей команде.
Горбачев считал, что те, от кого он решил избавиться в решающий момент политической сделки с Ельциным, не способны на самостоятельные действия.
Но Крючкову, которого Горбачев считал бюрократической крысой, и Валерию Болдину, которого он в сердцах назвал идиотом (употребляя менее литературное слово), хватило инициативы на то, чтобы пустить в ход авантюрный план, который они искренне считали последним шансом сохранить распадающийся на куски СССР.
4 августа Горбачев, после крайне напряженного политического и международного марафона (встречи с лидерами "Семерки" в Лондоне, саммита с президентом США Джорджем Бушем в Москве, Пленумом ЦК КПСС, переговорами с "девяткой" в Ново-Огарево), приехал на свою любимую президентскую дачу ("объект Заря"), в нескольких километрах западнее поселка Форос.
После двухнедельного отдыха он рассчитывал вернуться в Москву, чтобы 20 августа подписать Союзный договор, но лишь с лидерами пяти республик (Украина, в частности, еще колебалась).
Отсутствие президента стало главным стимулом для заговорщиков. Через два дня после отъезда президента СССР Крючков убедил министра обороны Язова поддержать ГКЧП и поручил своим сотрудникам в КГБ составить "стратегический прогноз" того, как страна отреагирует на введение чрезвычайного положения. Прогноз оказался негативным, но Крючков решил не отступать.
Нехватка времени и крайняя секретность сделали невозможным сколь-нибудь основательную подготовку к заговору. Обсуждение конкретных "мероприятий" между Крючковым и Баклановым состоялось лишь 14 августа, и за день до "дня икс" в секретном особняке КГБ встретились все участники будущего ГКЧП.
Крючкову удалось оставить врагов в неведении: американская разведка, например, была застигнута врасплох. Но то же самое относилось и к подавляющему большинству тех, кто должен был наводить в стране "порядок".
В результате исполнители заговора в армии и даже в КГБ не были психологически готовы к введению чрезвычайного положения, прежде всего в столице. Будущий глава ГКЧП Геннадий Янаев узнал о своей ключевой роли за три часа до "часа икс", приехав на совещание с подмосковной дачи. Он согласился участвовать в заговоре только по слабости характера, когда на него оказали давление.
Заговорщики рассчитывали, что Горбачев, поставленный перед фактом введения чрезвычайного положения, займет обычную, как им казалось, позицию "ни нашим, ни вашим".
Своим поведением в январе-апреле 1991 года Горбачев дал некоторые основания для такого расчета. Под давлением генералитета, сторонников "закона и порядка" и собственных министров Горбачев несколько раз подходил вплотную к введению чрезвычайного положения, хотя каждый раз отказывался от применения силы и отступал, но сторонников силового подхода не сдавал.
Заговор становится реальностью
18 августа на "объект Заря" явилась группа людей, среди которых были глава президентского аппарат Болдин, секретари ЦК КПСС Олег Шенин и Олег Бакланов и начальник сухопутных сил Валентин Варенников.
Личная охрана пропустила их к президенту, поскольку с ними был их непосредственный начальник, генерал КГБ.
Заговорщики поставили Горбачева перед выбором: либо он подписывает декрет о чрезвычайном положении и становится сам во главе Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), либо временно передает полномочия своему вице-президенту Геннадию Янаеву "по состоянию здоровья".
Позже на допросе и в воспоминаниях члены делегации говорили, что вовсе не собирались арестовывать Горбачева и отключили его связь только потому, что не хотели, чтобы он выдал их намерения.
Горбачев в своих показаниях, ответах прессе и позже воспоминаниях говорил, что ему предлагали либо передать полномочия Янаеву и согласиться с введением чрезвычайного положения, либо уйти в отставку. Но вместо обычной уклончивости Горбачев резко отверг план введения диктаторского режима, обругал заговорщиков "по-русски" и отказался что-либо подписывать.
Позже некоторые заговорщики утверждали, что Горбачев на прощание сказал им: "Черт с вами, действуйте!" На деле, Горбачев был отстранен заговорщиками от власти и оставлен в полной изоляции.
Об этом говорит отключение всех каналов его связи (позднее заговорщики в своих показаниях пытались это опровергнуть) и то, что у президента СССР отобрали "ядерный чемоданчик". Этот "скипетр сверхдержавы" охранялся офицерами связи, которые доселе неотступно сопровождали президента СССР даже на отдыхе. 18 августа, после провала "переговоров" в Форосе, и чемоданчик, и офицеры улетели из Крыма в Москву, в Генеральный штаб.
Незадачливая "делегация" вернулась в Москву, где их ждали Крючков, Язов, Пуго, и другие заговорщики. Некоторые колебались, в том числе председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, хитрый политический оппортунист. Но Крючков, Бакланов и Болдин настаивали, что отступать некуда. Заговор становился реальностью.
На исторической дистанции и по существующим документам и свидетельствам видно, почему ГКЧП был обречен на неудачу. Главными причинами были нерешительность и половинчатость заговорщиков, их неспособность ни начать переговоры с Ельциным на своих условиях, ни "нейтрализовать" президента Российской Федерации.
Отказ Горбачева сотрудничать с заговорщиками и его заточение в Форосе стали еще одним мощным ударом по планам заговорщиков. У них оставался лишь один - и самый жалкий - ресурс политической легитимности, вице-президент Янаев.
Но все в стране знали, что это политический "никто". Его трясущиеся руки на пресс-конференции выдавали отсутствие уверенности и воли.
Окончание:
http://loxovo.livejournal.com/7485280.html