Владислав ИНОЗЕМЦЕВ - Три поколения Путина. О тех, кто способен изменить Россию (июл 2015)
Каждый день социологические опросы бесстрастно констатируют растущую поддержку россиянами курса властей: 70, 80, 85, 89%… Порой кажется, что даже если цифры окажутся трехзначными, это никого не удивит. Те, кто сомневается в правильности проводимой ныне политики, считают эту статистику обманом, презрительно называют приспособленцев «ватниками», но в той или иной степени признают, что общество консолидировано, и даже относительно молодое поколение, выросшее в стране с либеральной экономикой и открытыми границами, вполне поддерживает курс, ведущий общество в тупик.
Почему в российском социуме столь мало запросов на перемены? Сегодня судьбу российского общества определяют - либо будут вскоре определять - три поколения с совершенно различными мотивациями, стремлениями и шансами на реализацию собственных мечтаний и надежд.
«Командные высоты» в российской политике и экономике занимают люди, которым сейчас от 45-50 до 60-65 лет. Они встретили эпоху перемен в среднем 30-летними, то есть относительно зрелыми людьми, достаточно самостоятельными, чтобы с головой окунуться в драматические и рискованные перипетии новейшей российской истории. Практически все они так или иначе соприкоснулись с бизнесом 1990-х - рискованным, а порой и отчаянным. Большинство тех, кто поднялся затем наверх, сохранили два важных инстинкта. С одной стороны, выработали в себе отношение к любой деятельности (в том числе и к государственной службе) как к бизнесу, и, с другой - уверовали в то, что завоеванное в тяжелой борьбе не может быть отдано. Прошедшие конкуренцию без правил, они создавали (и создали) систему правил, не допускающих конкуренции.
Эта верхушка общества сегодня необычайно сплочена: внутри нее нет никаких разделений на «силовиков» или «либералов», «государственников» или «демократов». Она объединена стремлением и дальше пользоваться богатствами страны и ни в какой ситуации не потерять власть. Собственно говоря, в этом и заключается суть современного понимания «стабильности»: нынешняя элита готова пожертвовать всем: конкурентоспособностью страны, ее положением на международной арене, жизнями тысяч людей - ради сохранения системы, в которой она занимает безусловно доминирующее положение. И это не должно вызывать удивления: «верхи» российского общества не так уж и отчуждены от остальной его части - они черпают свою силу в тех, кто, может быть, и достиг меньшего, но также самоотверженно готов защищать завоеванное им место в социально-экономической иерархии.
Куда интереснее, однако, наблюдать поколения, которые вроде бы должны прийти на смену нынешней элите.
Первое из них - то, которому сейчас между 27-30 и 35-40 годами. Эти люди застали 1990-е детьми или людьми совсем молодыми, и взрослели они по мере того, как экономически российское общество приближалось к некоей «нормальности». Нулевые стали периодом гораздо меньшей социальной мобильности, однако ее отсутствие компенсировалось массой материальных преимуществ. Если в 1990-е нужно было заработать «здесь и сейчас» несколько десятков тысяч долларов, чтобы купить престижный автомобиль, то в 2000-е можно было обойтись и несколькими тысячами, взяв доступный автокредит.
Появилась масса относительно дешевых потребительских товаров, возникли вещи, о которых в середине 1990-х мало кто мог мечтать: социальные пакеты, корпоративные медицинские страховки и многое подобное. В новой ситуации в обществе действительно появился средний класс - и в отличие от богатого класса 1990-х он был создан не предпринимательскими талантами, а бюрократической лояльностью. И хотя нулевые были успешным периодом для целого ряда бизнесов (финансового, торгового, коммуникационного, девелоперского), самое большое число рабочих мест для среднего класса было создано на госслужбе, в государственных компаниях, окологосударственных медиа и многих иных подобных же структурах. «Нормальность» повседневного существования сделала 30-летних не менее последовательными сторонниками режима, чем его главных бенефициаров, несмотря на то, что масштаб присваиваемых первыми и вторыми богатств несопоставим.
К реальному улучшению положения значительной части этого поколения власть «по полной» добавила и иллюзорное улучшение: вся пропаганда о «вставании России с колен» и ее грядущем величии была призвана обеспечить чувство удовлетворения прежде всего тем, кто хотя и замечал признаки роста благосостояния, тем не менее считал, что страна разделена на богатых и не очень, «допущенных» и нет. Общенародное единение как еще один признак нормальности было оплачено противостоянием остальному миру - что считалось в верхах вполне допустимым, так как этот внешний мир был гораздо менее опасен, чем внутренняя оппозиция. Оба метода «повышения самооценки» (материальный и воображаемый) сделали свое дело: в стране выросла масса приспособленцев, потерянное поколение, отторгающее риск и предпринимательство, пресмыкающееся перед государством и государственностью, недолюбливающее все приходящее извне, видящее смысл жизни в продвижении по карьерной лестнице и обеспечении себе спокойной старости.
Относительно небольшое число тех, кто среди представителей этой группы чувствовал себя неуютно в погружающейся в мракобесие и консервирующейся стране, получили прекрасную возможность индивидуального выхода: подъем 2000-х позволил накопить денег или капитализировать активы, открытость дала возможность получить нормальное образование и познакомиться с миром, и результат воплотился в растущей миграции, которая стала особенно активной с окончательным торжеством реакции после 2012 года. До 75% выехавших в 2012-2014 годах за границу на постоянное место жительства россиян приходится именно на возрастную группу 30-40-летних. Остающиеся составляют своего рода «гвардию» нынешней власти - это «солдаты» вставшей с колен России, которые будут стоять за нее до конца: с ней они выросли, ей обязаны относительным благополучием, и они не сформировали ни талантов, ни состояний, которые могли бы позволить им выжить где-то еще. Вероятно, эта группа в итоге окажется более консервативной, чем сама ныне правящая элита.
Второе - это поколение, которому сегодня всего 16-25 лет. Оно радикально отличается от своих предшественников по целому ряду параметров. Во-первых, это поколение, которое, вступая в самостоятельную жизнь, рискует не получить никаких дивидендов от развития страны в последние годы. Все возможности в бизнесе контролируются 50-летними и их подрастающими отпрысками. Административные должности оккупированы 35-летними «молодыми волками», которые вовсе не торопятся их освобождать. Экономика, достигнув пика, не имеет шансов успешно развиваться дальше - значит, на рост доходов и благосостояния можно не рассчитывать. Во-вторых, это поколение людей, выросших далеко не только в реальном, но и в виртуальном мире - мире социальных сетей и компьютерных игр, зачастую заменяющем обыденные ситуации. Оно менее подготовлено к борьбе с трудностями, более инфантильно и потому далеко не сразу найдет свое место в обществе. В-третьих, эти люди не видели ни Советского Союза, ни 1990-х годов, и им непонятны ни восторги по поводу ушедшего величия, ни катастрофичность периода перемен. Поэтому пропаганда, которая сейчас действует на данную группу особенно сильно, перестанет быть убедительной при любом столкновении с суровыми реалиями жизни - за тиражируемыми телевизионными образами для этого поколения не стоИт ничего, что было бы для него близко и тем более свято.
Как поведет себя это подрастающее поколение по мере своего взросления, сегодня не скажет никто. Сумеет ли оно, даже еще не выйдя в по-настоящему взрослую жизнь, перевернуть все общество, как сделали это парижские студенты в мае 1968 года? Предпочтет ли составить новую русскую диаспору в Европе и Америке, сопоставимую по численности с исходом столетней давности? Растворится ли в массе сторонников «самобытности» и «особого пути»? Я убежден, что пока у нас нет оснований считать любой из этих вариантов более вероятным, чем какой бы то ни было иной. Единственное, что можно утверждать с уверенностью, - это то, что самому молодому поколению активных россиян еще потребуется некоторое время для того, чтобы увидеть настоящую жизнь и задуматься о своем месте в ней. Это время я бы определил в 4-6 лет - то есть новое поколение ощутит себя серьезной силой, скорее всего, к началу 2020-х годов, то есть к тому времени, когда «ресурс» современной российской экономической и политической модели будет полностью исчерпан. Тогда оно получит такой же уникальный шанс, какой поколению нынешних 50-летних выпал четверть века назад, в период крушения советской империи. И от того, как сегодняшняя совсем еще юная молодежь распорядится этим шансом, будет зависеть судьба России в XXI столетии.
Владислав ИНОЗЕМЦЕВ - экономист, социолог. Автор более 300 печатных работ, опубликованных в России, Франции, Великобритании и США, в том числе 15 монографий. Основатель (с 1996 г.) и научный руководитель АНО "Центр исследований постиндустриального общества".
С 2011 г. член научного совета Российского совета по международным делам, в 2012-2014 гг. - председатель Высшего совета партии "Гражданская сила". В 2003-2012 гг. - главный редактор журнала "Свободная мысль".
https://ru.wikipedia.org/wiki/Иноземцев,_Владислав_Леонидович
Slon, 15.07.2015
https://slon.ru/posts/54089
Примечание: все выделения в тексте - мои.
Почему в российском социуме столь мало запросов на перемены? Сегодня судьбу российского общества определяют - либо будут вскоре определять - три поколения с совершенно различными мотивациями, стремлениями и шансами на реализацию собственных мечтаний и надежд.
«Командные высоты» в российской политике и экономике занимают люди, которым сейчас от 45-50 до 60-65 лет. Они встретили эпоху перемен в среднем 30-летними, то есть относительно зрелыми людьми, достаточно самостоятельными, чтобы с головой окунуться в драматические и рискованные перипетии новейшей российской истории. Практически все они так или иначе соприкоснулись с бизнесом 1990-х - рискованным, а порой и отчаянным. Большинство тех, кто поднялся затем наверх, сохранили два важных инстинкта. С одной стороны, выработали в себе отношение к любой деятельности (в том числе и к государственной службе) как к бизнесу, и, с другой - уверовали в то, что завоеванное в тяжелой борьбе не может быть отдано. Прошедшие конкуренцию без правил, они создавали (и создали) систему правил, не допускающих конкуренции.
Эта верхушка общества сегодня необычайно сплочена: внутри нее нет никаких разделений на «силовиков» или «либералов», «государственников» или «демократов». Она объединена стремлением и дальше пользоваться богатствами страны и ни в какой ситуации не потерять власть. Собственно говоря, в этом и заключается суть современного понимания «стабильности»: нынешняя элита готова пожертвовать всем: конкурентоспособностью страны, ее положением на международной арене, жизнями тысяч людей - ради сохранения системы, в которой она занимает безусловно доминирующее положение. И это не должно вызывать удивления: «верхи» российского общества не так уж и отчуждены от остальной его части - они черпают свою силу в тех, кто, может быть, и достиг меньшего, но также самоотверженно готов защищать завоеванное им место в социально-экономической иерархии.
Куда интереснее, однако, наблюдать поколения, которые вроде бы должны прийти на смену нынешней элите.
Первое из них - то, которому сейчас между 27-30 и 35-40 годами. Эти люди застали 1990-е детьми или людьми совсем молодыми, и взрослели они по мере того, как экономически российское общество приближалось к некоей «нормальности». Нулевые стали периодом гораздо меньшей социальной мобильности, однако ее отсутствие компенсировалось массой материальных преимуществ. Если в 1990-е нужно было заработать «здесь и сейчас» несколько десятков тысяч долларов, чтобы купить престижный автомобиль, то в 2000-е можно было обойтись и несколькими тысячами, взяв доступный автокредит.
Появилась масса относительно дешевых потребительских товаров, возникли вещи, о которых в середине 1990-х мало кто мог мечтать: социальные пакеты, корпоративные медицинские страховки и многое подобное. В новой ситуации в обществе действительно появился средний класс - и в отличие от богатого класса 1990-х он был создан не предпринимательскими талантами, а бюрократической лояльностью. И хотя нулевые были успешным периодом для целого ряда бизнесов (финансового, торгового, коммуникационного, девелоперского), самое большое число рабочих мест для среднего класса было создано на госслужбе, в государственных компаниях, окологосударственных медиа и многих иных подобных же структурах. «Нормальность» повседневного существования сделала 30-летних не менее последовательными сторонниками режима, чем его главных бенефициаров, несмотря на то, что масштаб присваиваемых первыми и вторыми богатств несопоставим.
К реальному улучшению положения значительной части этого поколения власть «по полной» добавила и иллюзорное улучшение: вся пропаганда о «вставании России с колен» и ее грядущем величии была призвана обеспечить чувство удовлетворения прежде всего тем, кто хотя и замечал признаки роста благосостояния, тем не менее считал, что страна разделена на богатых и не очень, «допущенных» и нет. Общенародное единение как еще один признак нормальности было оплачено противостоянием остальному миру - что считалось в верхах вполне допустимым, так как этот внешний мир был гораздо менее опасен, чем внутренняя оппозиция. Оба метода «повышения самооценки» (материальный и воображаемый) сделали свое дело: в стране выросла масса приспособленцев, потерянное поколение, отторгающее риск и предпринимательство, пресмыкающееся перед государством и государственностью, недолюбливающее все приходящее извне, видящее смысл жизни в продвижении по карьерной лестнице и обеспечении себе спокойной старости.
Относительно небольшое число тех, кто среди представителей этой группы чувствовал себя неуютно в погружающейся в мракобесие и консервирующейся стране, получили прекрасную возможность индивидуального выхода: подъем 2000-х позволил накопить денег или капитализировать активы, открытость дала возможность получить нормальное образование и познакомиться с миром, и результат воплотился в растущей миграции, которая стала особенно активной с окончательным торжеством реакции после 2012 года. До 75% выехавших в 2012-2014 годах за границу на постоянное место жительства россиян приходится именно на возрастную группу 30-40-летних. Остающиеся составляют своего рода «гвардию» нынешней власти - это «солдаты» вставшей с колен России, которые будут стоять за нее до конца: с ней они выросли, ей обязаны относительным благополучием, и они не сформировали ни талантов, ни состояний, которые могли бы позволить им выжить где-то еще. Вероятно, эта группа в итоге окажется более консервативной, чем сама ныне правящая элита.
Второе - это поколение, которому сегодня всего 16-25 лет. Оно радикально отличается от своих предшественников по целому ряду параметров. Во-первых, это поколение, которое, вступая в самостоятельную жизнь, рискует не получить никаких дивидендов от развития страны в последние годы. Все возможности в бизнесе контролируются 50-летними и их подрастающими отпрысками. Административные должности оккупированы 35-летними «молодыми волками», которые вовсе не торопятся их освобождать. Экономика, достигнув пика, не имеет шансов успешно развиваться дальше - значит, на рост доходов и благосостояния можно не рассчитывать. Во-вторых, это поколение людей, выросших далеко не только в реальном, но и в виртуальном мире - мире социальных сетей и компьютерных игр, зачастую заменяющем обыденные ситуации. Оно менее подготовлено к борьбе с трудностями, более инфантильно и потому далеко не сразу найдет свое место в обществе. В-третьих, эти люди не видели ни Советского Союза, ни 1990-х годов, и им непонятны ни восторги по поводу ушедшего величия, ни катастрофичность периода перемен. Поэтому пропаганда, которая сейчас действует на данную группу особенно сильно, перестанет быть убедительной при любом столкновении с суровыми реалиями жизни - за тиражируемыми телевизионными образами для этого поколения не стоИт ничего, что было бы для него близко и тем более свято.
Как поведет себя это подрастающее поколение по мере своего взросления, сегодня не скажет никто. Сумеет ли оно, даже еще не выйдя в по-настоящему взрослую жизнь, перевернуть все общество, как сделали это парижские студенты в мае 1968 года? Предпочтет ли составить новую русскую диаспору в Европе и Америке, сопоставимую по численности с исходом столетней давности? Растворится ли в массе сторонников «самобытности» и «особого пути»? Я убежден, что пока у нас нет оснований считать любой из этих вариантов более вероятным, чем какой бы то ни было иной. Единственное, что можно утверждать с уверенностью, - это то, что самому молодому поколению активных россиян еще потребуется некоторое время для того, чтобы увидеть настоящую жизнь и задуматься о своем месте в ней. Это время я бы определил в 4-6 лет - то есть новое поколение ощутит себя серьезной силой, скорее всего, к началу 2020-х годов, то есть к тому времени, когда «ресурс» современной российской экономической и политической модели будет полностью исчерпан. Тогда оно получит такой же уникальный шанс, какой поколению нынешних 50-летних выпал четверть века назад, в период крушения советской империи. И от того, как сегодняшняя совсем еще юная молодежь распорядится этим шансом, будет зависеть судьба России в XXI столетии.
Владислав ИНОЗЕМЦЕВ - экономист, социолог. Автор более 300 печатных работ, опубликованных в России, Франции, Великобритании и США, в том числе 15 монографий. Основатель (с 1996 г.) и научный руководитель АНО "Центр исследований постиндустриального общества".
С 2011 г. член научного совета Российского совета по международным делам, в 2012-2014 гг. - председатель Высшего совета партии "Гражданская сила". В 2003-2012 гг. - главный редактор журнала "Свободная мысль".
https://ru.wikipedia.org/wiki/Иноземцев,_Владислав_Леонидович
Slon, 15.07.2015
https://slon.ru/posts/54089
Примечание: все выделения в тексте - мои.