! Светлана АЛЕКСИЕВИЧ: Конец революции по-белорусски
Время second hand. Из документального романа
В сокращении - фрагмент новой книги Светланы Алексиевич «Время second hand»
Декабрь 2010, Минск
19 декабря 2010 года в Беларуси состоялись президентские выборы. Честных выборов никто не ожидал, результат был заранее известен: победит президент Лукашенко, который правит страной уже 16 лет. В мировой прессе над ним смеются: «картофельный диктатор», «мировой моська», но собственный народ оказался у него в заложниках. Последний диктатор Европы. Он не скрывает своих симпатий к Гитлеру, того тоже долго не принимали всерьез и называли «капральчиком» и «богемским ефрейтором».
Вечером на Октябрьскую площадь (главная площадь Минска) вышли десятки тысяч людей, протестуя против фальсификации выборов. Демонстранты требовали признать недействительными объявленные результаты и провести новые выборы без Лукашенко. Мирная акция протеста была жестоко подавлена спецназом и ОМОНом. В лесах возле столицы стояли в боевой готовности войска.
Всего было арестовано 700 демонстрантов, среди них 7 экс-кандидатов в президенты, на которых еще распространялась неприкосновенность.
После выборов белорусские спецслужбы трудятся день и ночь. По всей стране начались политические репрессии: аресты, допросы, обыски на квартирах, в редакциях и офисах оппозиционных газет и правозащитных организаций, изъятие компьютеров и другой оргтехники. Многим из тех, кто сидит в тюрьме на Окрестино и в изоляторе КГБ, грозит от четырех до пятнадцати лет тюрьмы за «организацию массовых беспорядков» и «попытку государственного переворота» (так сегодня белорусская власть классифицирует участие в мирной акции протеста). Опасаясь преследований и укрепления диктатуры, сотни людей бегут из страны.
*
ИЗ РАССКАЗА СТУДЕНТКИ ТАНИ КУЛЕШОВОЙ
«Шли весело, шли несерьезно»
Шли весело, шли несерьезно. Много смеялись, пели песни. Все жутко нравились друг другу. Очень приподнятое было настроение. Кто с плакатом идет, кто с гитарой. Друзья звонили нам на мобильники и сообщали, что пишут в интернете. Так узнали: дворы в центре города забиты военной техникой с солдатами и милицией.
К городу подтянули войска. В это верилось и не верилось, настроение колебалось, но страха никакого не было. Вдруг страх исчез. Во-первых, вон сколько людей. Десятки тысяч! Самые разные люди. Никогда нас не было так много. А во-вторых, мы у себя дома. В конце концов, это наш город. Наша страна. В нашей конституции записано: народ имеет право собираться мирно, проводить митинги и демонстрации. Есть закон! Мы первое непуганое поколение. Небитое. Нестреляное. А если посадят на 15 суток? Подумаешь! Будет о чем написать в ЖЖ. Пусть власть не думает, что мы стадо, которое слепо идет за пастухом! Вместо мозгов у нас телевизор.
На всякий случай у меня была с собой кружка, потому что я уже знала: в тюремной камере одна кружка на 10 человек. Еще положила в рюкзак теплый свитер и два яблока. Шли и фотографировали друг друга, чтобы запомнить это день. В рождественских масках, со смешными заячьими ушками, которые светились... Китайские такие игрушки. Рождество вот-вот.
Падал снег. Какая же красотень! Пьяных не видела ни одного. Если у кого-нибудь появлялась в руках банка пива, ее тут же отбирали и выливали. На крыше одного дома заметили человека: «Снайпер! Снайпер!» Все развеселились. Ему махали: «Давай к нам! Прыгай!» Прикольно так. Раньше у меня апатия была к политике, я никогда не думала, что есть такие чувства и я смогу их испытать. Как на концерте. Музыка - это для меня все, это вещь незаменимая. Но и тут интересно, точно было интересно.
Со мной рядом шла женщина. Почему я не спросила у нее фамилию? Вы бы о ней написали. Я была занята другим - вокруг весело, все новое для меня. Эта женщина шла с сыном, ему на вид было лет 12. Школьник. Милицейский полковник ее увидел и обругал в мегафон чуть ли не матом, что она плохая мать. Сумасшедшая. А все стали ей и сыну аплодировать. Спонтанно получилось, никто не сговаривался. Это так важно, так важно знать. Потому что нам все время стыдно. У украинцев был Майдан, у грузин - «революция роз». А над нами смеются: Минск - коммунистическая столица, последняя диктатура Европы. Теперь я живу с другим чувством: мы вышли. Не побоялись. Это главное, это самое главное.
Вот стоим: мы и они. Тут один народ, там другой. Это странно выглядело. Одни с плакатами и портретами, а другие - в боевом порядке и в полной экипировке, со щитами и дубинками. Стояли плечистые парни. Красавцы реальные! Ну как это они начнут нас бить? Меня бить? Мои ровесники, поклонники. Факт! Среди них есть знакомые мальчики из моей деревни, они, конечно, тут. У нас много кто уехал в Минск и служит в милиции: Колька Латушка, Алик Казначеев. Нормальные ребята. Такие же, как мы, только с погонами. И они пойдут на нас? Не верилось. Смеялись, заигрывали с ними. Агитировали: «Че, ребята, будете с народом воевать?» А снег идет и идет. И тут, ну вроде как на параде, раздалась военная команда: «Рассекайте толпу! Держите строй!» Мозг не включался в реальность, не сразу. Потому что такого не может быть: «Рассекайте толпу...» На какой-то момент тишина. И тут же грохот щитов. Ритмичный грохот щитов. Они пошли. Шеренгами шли и стучали дубинками по щитам, так охотники гонят зверя. Добычу. Шли, шли и шли. Никогда я не видела такого количества военных, только по телевизору. Я потом узнала от своих деревенских ребят. Их учат: «Самое страшное, если вы увидите в демонстрантах людей». Натаскивают, как собак. (Молчит.) Крики, плач. Крики: «Бьют! Бьют!» Я увидела - бьют. Знаете, они с азартом били. С удовольствием. Я запомнила, что били с удовольствием, как будто на тренировке. Девчоночий визг: «Что ты делаешь, урод!» Высокий-высокий голос. Сорвался. Было так страшно, что я на какой-то момент закрыла глаза. На мне белая куртка, белая шапочка. Стою вся в белом. Кровь на снегу.
«Мордой в снег, сука»
Автозак. Чудо-машина. Я впервые ее там увидела. Это специальный фургон для перевозки заключенных. Все обшито сталью. «Мордой в снег, сука! Одно движение - убью!» Я лежу на асфальте. Лежу не одна, все наши тут. Пустота в голове, мыслей нет. Единственное реальное ощущение - холод. Пинками и дубинками нас поднимают и запихивают в автозаки. Больше всего достается ребятам, их стараются бить по промежности: «Ты по яйцам его бей, по яйцам!..», «Бей в кость!», «Мочи их!» Били и по ходу дела философствовали: «П... вашей революции!», «За сколько долларов ты продал родину, гад?»
Автозак два на пять метров рассчитан на 20 человек, сказали знающие люди, нас утрамбовали больше 50. Держитесь, сердечники и астматики! «В окна не смотреть! Головы вниз!» Мат, мат. Из-за нас, «придурков недоделанных», которые «продались америкосам», они сегодня не успели на футбол. Их целый день держали в крытых машинах. Под брезентом. Мочились в целлофановые пакеты и презервативы. Выскочили голодные, злые. Может, они сами по себе неплохие люди, но они работают палачами. Нормальные с виду ребята. Маленькие винтики системы. Бить, не бить - решают не они, но бьют они. Сначала бьют, а потом думают, а может, и не думают.
Долго куда-то ехали, то вперед, то разворачиваемся назад. Куда? Полная неизвестность. Когда открыли двери, на вопрос: «Куда нас везут?» - получили ответ: «В Куропаты» (место массовых захоронений жертв сталинских репрессий). Такие у них садистские шуточки. Нас долго возили по городу, потому что все тюрьмы были переполнены. Ночевали в автозаке. На улице 20 градусов ниже нуля, а мы в железном ящике. (Молчит.) Я должна их ненавидеть. А я никого не хочу ненавидеть. Я к этому не готова.
За ночь охрана несколько раз менялась. Лиц не помню, они в форме все одинаковые. А одного… Я его и сейчас узнала бы на улице. Я узнала бы его по глазам. Не старый и не молодой, мужчина как мужчина, ничего особенного. Что он делал? Он распахивал двери автозака настежь и долго держал их открытыми, ему нравилось, когда мы начинали дрожать от холода. Все в курточках, сапоги дешевые, мех искусственный. Смотрел на нас и улыбался. У него не было такого приказа, он сам действовал. По своей инициативе. А другой милиционер сунул мне «Сникерс»: «На, возьми. И чего ты поперлась на эту площадь?» Говорят, чтобы это понять, надо читать Солженицына. Когда я училась в школе, я брала в библиотеке «Архипелаг ГУЛАГ», но он у меня тогда не пошел. Толстая и нудная книга. Страниц 50 прочитала и бросила. Что-то далекое-далекое, как Троянская война. Сталин - истрепанная тема. Я, мои друзья - мы мало им интересовались.
Первое, что с тобой происходит в тюрьме. Из твоей сумочки вываливают на стол все вещи. Ощущение? Как будто тебя раздевают. И в буквальном смысле раздевают тоже: «Снять нижнее белье. Раздвинуть ноги на ширину плеч. Присесть». Что они искали у меня в анусе? Обращались с нами как с зэками. «Лицом к стенке! Смотреть в пол!» Все время приказывали смотреть в пол. Им страшно не нравилось, когда смотришь в глаза: «Лицом к стенке! Я ска-а-за-а-л - лицом к стенке!» Всюду строем. И в туалет водили строем: «Построиться в колонну в затылок друг другу». Чтобы все это выдержать, я поставила барьер: тут мы, а тут они. Допрос, следователь, показания. На допросе: «Ты должна написать: «Полностью признаю свою вину!» - «А в чем я виновата?» - «Ты что! Не понимаешь? Ты участвовала в массовых беспорядках!» - «Это была мирная акция протеста».
Начинается прессуха: исключат из института, маму уволят с работы. Как она может работать учительницей, если у нее такая дочь? Мама! Я все время думала о маме. Они это поняли, и каждый допрос начинался со слов «мама плачет», «мама в больнице». И опять: назови фамилии. Кто шел с тобой рядом? Кто раздавал листовки? Подпиши. Назови. Обещают, что никто не будет об этом знать и сразу отпустят домой. Надо выбирать. «Я ничего вам не подпишу». А ночами я плакала. Мама в больнице. (Молчит.) Предателем стать легко, потому что маму любишь. Не знаю, выдержала бы я еще месяц. Они смеялись: «Ну что, Зоя Космодемьянская?» Молодые ребята, веселые. (Молчит.) Мне страшно. Мы с ними ходим в одни магазины, сидим в одних кафе, ездим в одном метро. Всюду вместе. В обычной жизни нет четкой границы между «нами» и «ими». Как их узнать?(Молчит.) Раньше я жила в добром мире, его уже нет и не будет.
...Целый месяц в камере. За все это время ни разу не видели зеркала. У меня было маленькое, но оно после досмотра вещей исчезло из сумочки. И кошелек с деньгами пропал. Пить все время хотелось. Невыносимая жажда! Пить давали только во время еды, а в остальное время: «Пейте из туалета». Ржут. Сами пьют фанту. Мне казалось, что я никогда не напьюсь, на воле забью холодильник минералкой. Мы все вонючие. Помыться негде. У кого-то нашелся маленький флакончик духов, передавали друг другу и нюхали. А где-то наши друзья пишут конспекты, сидят в библиотеке. Сдают зачеты. Вспоминалась почему-то всякая ерунда. Новое платье, которое я ни разу не надела. (Засмеялась.) Узнала, что радость приносит такая мелочь, как сахар и кусочек мыла. В камере на 5 человек - 32 квадратных метра, нас сидело 17. Надо было научиться жить на двух метрах. Особенно тяжело было ночью, дышать нечем. Долго не спали. Разговаривали. Первые дни о политике, а потом только о любви.
* * *
Ночью я не могу уснуть. Я уже много ночей не сплю.
Я слышу голоса:
«ставили на растяжку, ноги заводили за голову»
«положили лист бумаги на почки, чтобы не осталось следов, и били пластиковой бутылкой с водой»
«он надевал мне на голову целлофановый пакет или противогаз и перекрывал доступ воздуха, а у него дома жена и дети, хороший муж, хороший отец»
«бьют, бьют, бьют, бьют, сапогами, ботинками, кроссовками»
«ты думаешь, что их учат совершать прыжки с парашютом, десантироваться по канату с зависшего вертолета, управлять парапланом, катамараном, их учат «интернету» - это когда через человека пропускают ток, как через розетку, учат по тем же учебникам, что и при Сталине»
«им повысят зарплату в 2-3 раза, боюсь, они будут стрелять»
«я не подам руки человеку, если он служит в ОМОНе, надо искать их адреса, фамилии и бить в подъезде, война так война».
СВИДЕТЕЛЬНИЦА
http://www.alexievich.info/
Светлана АЛЕКСИЕВИЧ - прозаик, автор документальных романов и повестей «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва», «Последние свидетели». Произведения Светланы Алексиевич переведены на 20 языков, во многих странах включены в школьные и вузовские программы. Лауреат многих литературных премий, в том числе российского «Триумфа», премии американского критического сообщества, литературной премии Центральной и Восточной Европы.
"Московские новости", 13 января 2012
http://mn.ru/friday/20120113/309686385.html
РАНЕЕ:
Писатель Светлана АЛЕКСИЕВИЧ: Общество расколото. Уже нет одной Беларуси, уже две Беларуси
http://loxovo.livejournal.com/1288550.html
Писатель Светлана АЛЕКСИЕВИЧ - о ситуации в Белоруссии
http://loxovo.livejournal.com/1188432.html
В сокращении - фрагмент новой книги Светланы Алексиевич «Время second hand»
Декабрь 2010, Минск
19 декабря 2010 года в Беларуси состоялись президентские выборы. Честных выборов никто не ожидал, результат был заранее известен: победит президент Лукашенко, который правит страной уже 16 лет. В мировой прессе над ним смеются: «картофельный диктатор», «мировой моська», но собственный народ оказался у него в заложниках. Последний диктатор Европы. Он не скрывает своих симпатий к Гитлеру, того тоже долго не принимали всерьез и называли «капральчиком» и «богемским ефрейтором».
Вечером на Октябрьскую площадь (главная площадь Минска) вышли десятки тысяч людей, протестуя против фальсификации выборов. Демонстранты требовали признать недействительными объявленные результаты и провести новые выборы без Лукашенко. Мирная акция протеста была жестоко подавлена спецназом и ОМОНом. В лесах возле столицы стояли в боевой готовности войска.
Всего было арестовано 700 демонстрантов, среди них 7 экс-кандидатов в президенты, на которых еще распространялась неприкосновенность.
После выборов белорусские спецслужбы трудятся день и ночь. По всей стране начались политические репрессии: аресты, допросы, обыски на квартирах, в редакциях и офисах оппозиционных газет и правозащитных организаций, изъятие компьютеров и другой оргтехники. Многим из тех, кто сидит в тюрьме на Окрестино и в изоляторе КГБ, грозит от четырех до пятнадцати лет тюрьмы за «организацию массовых беспорядков» и «попытку государственного переворота» (так сегодня белорусская власть классифицирует участие в мирной акции протеста). Опасаясь преследований и укрепления диктатуры, сотни людей бегут из страны.
*
ИЗ РАССКАЗА СТУДЕНТКИ ТАНИ КУЛЕШОВОЙ
«Шли весело, шли несерьезно»
Шли весело, шли несерьезно. Много смеялись, пели песни. Все жутко нравились друг другу. Очень приподнятое было настроение. Кто с плакатом идет, кто с гитарой. Друзья звонили нам на мобильники и сообщали, что пишут в интернете. Так узнали: дворы в центре города забиты военной техникой с солдатами и милицией.
К городу подтянули войска. В это верилось и не верилось, настроение колебалось, но страха никакого не было. Вдруг страх исчез. Во-первых, вон сколько людей. Десятки тысяч! Самые разные люди. Никогда нас не было так много. А во-вторых, мы у себя дома. В конце концов, это наш город. Наша страна. В нашей конституции записано: народ имеет право собираться мирно, проводить митинги и демонстрации. Есть закон! Мы первое непуганое поколение. Небитое. Нестреляное. А если посадят на 15 суток? Подумаешь! Будет о чем написать в ЖЖ. Пусть власть не думает, что мы стадо, которое слепо идет за пастухом! Вместо мозгов у нас телевизор.
На всякий случай у меня была с собой кружка, потому что я уже знала: в тюремной камере одна кружка на 10 человек. Еще положила в рюкзак теплый свитер и два яблока. Шли и фотографировали друг друга, чтобы запомнить это день. В рождественских масках, со смешными заячьими ушками, которые светились... Китайские такие игрушки. Рождество вот-вот.
Падал снег. Какая же красотень! Пьяных не видела ни одного. Если у кого-нибудь появлялась в руках банка пива, ее тут же отбирали и выливали. На крыше одного дома заметили человека: «Снайпер! Снайпер!» Все развеселились. Ему махали: «Давай к нам! Прыгай!» Прикольно так. Раньше у меня апатия была к политике, я никогда не думала, что есть такие чувства и я смогу их испытать. Как на концерте. Музыка - это для меня все, это вещь незаменимая. Но и тут интересно, точно было интересно.
Со мной рядом шла женщина. Почему я не спросила у нее фамилию? Вы бы о ней написали. Я была занята другим - вокруг весело, все новое для меня. Эта женщина шла с сыном, ему на вид было лет 12. Школьник. Милицейский полковник ее увидел и обругал в мегафон чуть ли не матом, что она плохая мать. Сумасшедшая. А все стали ей и сыну аплодировать. Спонтанно получилось, никто не сговаривался. Это так важно, так важно знать. Потому что нам все время стыдно. У украинцев был Майдан, у грузин - «революция роз». А над нами смеются: Минск - коммунистическая столица, последняя диктатура Европы. Теперь я живу с другим чувством: мы вышли. Не побоялись. Это главное, это самое главное.
Вот стоим: мы и они. Тут один народ, там другой. Это странно выглядело. Одни с плакатами и портретами, а другие - в боевом порядке и в полной экипировке, со щитами и дубинками. Стояли плечистые парни. Красавцы реальные! Ну как это они начнут нас бить? Меня бить? Мои ровесники, поклонники. Факт! Среди них есть знакомые мальчики из моей деревни, они, конечно, тут. У нас много кто уехал в Минск и служит в милиции: Колька Латушка, Алик Казначеев. Нормальные ребята. Такие же, как мы, только с погонами. И они пойдут на нас? Не верилось. Смеялись, заигрывали с ними. Агитировали: «Че, ребята, будете с народом воевать?» А снег идет и идет. И тут, ну вроде как на параде, раздалась военная команда: «Рассекайте толпу! Держите строй!» Мозг не включался в реальность, не сразу. Потому что такого не может быть: «Рассекайте толпу...» На какой-то момент тишина. И тут же грохот щитов. Ритмичный грохот щитов. Они пошли. Шеренгами шли и стучали дубинками по щитам, так охотники гонят зверя. Добычу. Шли, шли и шли. Никогда я не видела такого количества военных, только по телевизору. Я потом узнала от своих деревенских ребят. Их учат: «Самое страшное, если вы увидите в демонстрантах людей». Натаскивают, как собак. (Молчит.) Крики, плач. Крики: «Бьют! Бьют!» Я увидела - бьют. Знаете, они с азартом били. С удовольствием. Я запомнила, что били с удовольствием, как будто на тренировке. Девчоночий визг: «Что ты делаешь, урод!» Высокий-высокий голос. Сорвался. Было так страшно, что я на какой-то момент закрыла глаза. На мне белая куртка, белая шапочка. Стою вся в белом. Кровь на снегу.
«Мордой в снег, сука»
Автозак. Чудо-машина. Я впервые ее там увидела. Это специальный фургон для перевозки заключенных. Все обшито сталью. «Мордой в снег, сука! Одно движение - убью!» Я лежу на асфальте. Лежу не одна, все наши тут. Пустота в голове, мыслей нет. Единственное реальное ощущение - холод. Пинками и дубинками нас поднимают и запихивают в автозаки. Больше всего достается ребятам, их стараются бить по промежности: «Ты по яйцам его бей, по яйцам!..», «Бей в кость!», «Мочи их!» Били и по ходу дела философствовали: «П... вашей революции!», «За сколько долларов ты продал родину, гад?»
Автозак два на пять метров рассчитан на 20 человек, сказали знающие люди, нас утрамбовали больше 50. Держитесь, сердечники и астматики! «В окна не смотреть! Головы вниз!» Мат, мат. Из-за нас, «придурков недоделанных», которые «продались америкосам», они сегодня не успели на футбол. Их целый день держали в крытых машинах. Под брезентом. Мочились в целлофановые пакеты и презервативы. Выскочили голодные, злые. Может, они сами по себе неплохие люди, но они работают палачами. Нормальные с виду ребята. Маленькие винтики системы. Бить, не бить - решают не они, но бьют они. Сначала бьют, а потом думают, а может, и не думают.
Долго куда-то ехали, то вперед, то разворачиваемся назад. Куда? Полная неизвестность. Когда открыли двери, на вопрос: «Куда нас везут?» - получили ответ: «В Куропаты» (место массовых захоронений жертв сталинских репрессий). Такие у них садистские шуточки. Нас долго возили по городу, потому что все тюрьмы были переполнены. Ночевали в автозаке. На улице 20 градусов ниже нуля, а мы в железном ящике. (Молчит.) Я должна их ненавидеть. А я никого не хочу ненавидеть. Я к этому не готова.
За ночь охрана несколько раз менялась. Лиц не помню, они в форме все одинаковые. А одного… Я его и сейчас узнала бы на улице. Я узнала бы его по глазам. Не старый и не молодой, мужчина как мужчина, ничего особенного. Что он делал? Он распахивал двери автозака настежь и долго держал их открытыми, ему нравилось, когда мы начинали дрожать от холода. Все в курточках, сапоги дешевые, мех искусственный. Смотрел на нас и улыбался. У него не было такого приказа, он сам действовал. По своей инициативе. А другой милиционер сунул мне «Сникерс»: «На, возьми. И чего ты поперлась на эту площадь?» Говорят, чтобы это понять, надо читать Солженицына. Когда я училась в школе, я брала в библиотеке «Архипелаг ГУЛАГ», но он у меня тогда не пошел. Толстая и нудная книга. Страниц 50 прочитала и бросила. Что-то далекое-далекое, как Троянская война. Сталин - истрепанная тема. Я, мои друзья - мы мало им интересовались.
Первое, что с тобой происходит в тюрьме. Из твоей сумочки вываливают на стол все вещи. Ощущение? Как будто тебя раздевают. И в буквальном смысле раздевают тоже: «Снять нижнее белье. Раздвинуть ноги на ширину плеч. Присесть». Что они искали у меня в анусе? Обращались с нами как с зэками. «Лицом к стенке! Смотреть в пол!» Все время приказывали смотреть в пол. Им страшно не нравилось, когда смотришь в глаза: «Лицом к стенке! Я ска-а-за-а-л - лицом к стенке!» Всюду строем. И в туалет водили строем: «Построиться в колонну в затылок друг другу». Чтобы все это выдержать, я поставила барьер: тут мы, а тут они. Допрос, следователь, показания. На допросе: «Ты должна написать: «Полностью признаю свою вину!» - «А в чем я виновата?» - «Ты что! Не понимаешь? Ты участвовала в массовых беспорядках!» - «Это была мирная акция протеста».
Начинается прессуха: исключат из института, маму уволят с работы. Как она может работать учительницей, если у нее такая дочь? Мама! Я все время думала о маме. Они это поняли, и каждый допрос начинался со слов «мама плачет», «мама в больнице». И опять: назови фамилии. Кто шел с тобой рядом? Кто раздавал листовки? Подпиши. Назови. Обещают, что никто не будет об этом знать и сразу отпустят домой. Надо выбирать. «Я ничего вам не подпишу». А ночами я плакала. Мама в больнице. (Молчит.) Предателем стать легко, потому что маму любишь. Не знаю, выдержала бы я еще месяц. Они смеялись: «Ну что, Зоя Космодемьянская?» Молодые ребята, веселые. (Молчит.) Мне страшно. Мы с ними ходим в одни магазины, сидим в одних кафе, ездим в одном метро. Всюду вместе. В обычной жизни нет четкой границы между «нами» и «ими». Как их узнать?(Молчит.) Раньше я жила в добром мире, его уже нет и не будет.
...Целый месяц в камере. За все это время ни разу не видели зеркала. У меня было маленькое, но оно после досмотра вещей исчезло из сумочки. И кошелек с деньгами пропал. Пить все время хотелось. Невыносимая жажда! Пить давали только во время еды, а в остальное время: «Пейте из туалета». Ржут. Сами пьют фанту. Мне казалось, что я никогда не напьюсь, на воле забью холодильник минералкой. Мы все вонючие. Помыться негде. У кого-то нашелся маленький флакончик духов, передавали друг другу и нюхали. А где-то наши друзья пишут конспекты, сидят в библиотеке. Сдают зачеты. Вспоминалась почему-то всякая ерунда. Новое платье, которое я ни разу не надела. (Засмеялась.) Узнала, что радость приносит такая мелочь, как сахар и кусочек мыла. В камере на 5 человек - 32 квадратных метра, нас сидело 17. Надо было научиться жить на двух метрах. Особенно тяжело было ночью, дышать нечем. Долго не спали. Разговаривали. Первые дни о политике, а потом только о любви.
* * *
Ночью я не могу уснуть. Я уже много ночей не сплю.
Я слышу голоса:
«ставили на растяжку, ноги заводили за голову»
«положили лист бумаги на почки, чтобы не осталось следов, и били пластиковой бутылкой с водой»
«он надевал мне на голову целлофановый пакет или противогаз и перекрывал доступ воздуха, а у него дома жена и дети, хороший муж, хороший отец»
«бьют, бьют, бьют, бьют, сапогами, ботинками, кроссовками»
«ты думаешь, что их учат совершать прыжки с парашютом, десантироваться по канату с зависшего вертолета, управлять парапланом, катамараном, их учат «интернету» - это когда через человека пропускают ток, как через розетку, учат по тем же учебникам, что и при Сталине»
«им повысят зарплату в 2-3 раза, боюсь, они будут стрелять»
«я не подам руки человеку, если он служит в ОМОНе, надо искать их адреса, фамилии и бить в подъезде, война так война».
СВИДЕТЕЛЬНИЦА
http://www.alexievich.info/
Светлана АЛЕКСИЕВИЧ - прозаик, автор документальных романов и повестей «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва», «Последние свидетели». Произведения Светланы Алексиевич переведены на 20 языков, во многих странах включены в школьные и вузовские программы. Лауреат многих литературных премий, в том числе российского «Триумфа», премии американского критического сообщества, литературной премии Центральной и Восточной Европы.
"Московские новости", 13 января 2012
http://mn.ru/friday/20120113/309686385.html
РАНЕЕ:
Писатель Светлана АЛЕКСИЕВИЧ: Общество расколото. Уже нет одной Беларуси, уже две Беларуси
http://loxovo.livejournal.com/1288550.html
Писатель Светлана АЛЕКСИЕВИЧ - о ситуации в Белоруссии
http://loxovo.livejournal.com/1188432.html