Перевёл очень красивую поэму английского поэта Альфреда Нойеса (1880 - 1958) "The Highwayman", опубликованную в 1906-ом году. Перевод ложится на музыку не хуже оригинала (если рассматривать версию Лорины МакКеннитт, с версией Фила Окса я не знаком), но звучит чуть более тяжеловесно из-за бОльшего количества слогов (впрочем, это всего лишь вопрос исполнения). Ниже приведены перевод и оригинал.
Разбойник
Часть первая
I
И ветер был тёмным потоком в бушующих кронах лесов,
Луна как Летучий Голландец плыла по морям облаков,
Серебрянный свет пал на вереск, украсив лиловый узор...
Разбойник по вереску скачет-
Скачет- Скачет-
На двор постоялый он скачет, на спящий в безмолвии двор.
II
Луна серебрит треуголку, его воротник в кружевах,
Мундира вельвет полыхает; он в замшевых тёмных штанах,
Без складки единой до бёдер блестят сапоги на ногах.
В камней драгоценных мерцаньи
Его пистолеты сверкали,
Рапира в алмазном сияньи под небом в алмазных огнях.
III
Подковы звенели о камни, ворвался он в сумрачный двор,
Хлыстом постучался он в ставни - закрыты они на запор.
Тогда просвистел он тихонько той, что в полумраке ждала
Во мглу обратив свои очи,
Прекрасные чёрные очи...
В окошке хозяйская дочка, косу смоляную плела.
IV
Во тьме проскрипела калитка, конюшни распахнута дверь...
И конюх, всё больше бледнея, стал слушать, таясь, будто зверь.
Растрёпаны волосы ветром, пусты и безумны глаза...
Любил Тим хозяйскую дочку,
Его чернокудрую дочку,
И слышал он, что этой ночью разбойник в тиши ей сказал...
V
«Один поцелуй, моя прелесть, и я за наживой умчусь,
Но знай, что к тебе до рассвета со златом я снова вернусь.
Погоня же если начнётся и днём я залягу на дно,
Тогда жди меня в лунном свете,
К тебе прискачу в лунном свете,
Пусть Дьявол сам путь преграждает, к тебе я вернусь всё равно»
VI
На стремени он приподнялся, её лишь коснувшись руки...
Косу из окна распустила, плясали в глазах огоньки,
Когда водопад чёрных кудрей на грудь его тихо упал...
И он целовал её кудри,
Прекрасные чёрные кудри...
Потом натянул он поводья и в свете луны ускакал.
Часть вторая
I
Но он не пришёл на рассвете, весь день ждала Бэсс у окна...
Пылало закатное солнце, ещё не сияла луна,
Цыганскою лентой змеилась дорога сквозь пёстрый узор...
В пунцовых мундирах отряды
Маршем- Маршем-
Солдат королевских отряды вошли на темнеющий двор.
II
Хозяина эль они пили, ни слова ему не сказав,
Лишь дочь его к ножке кровати верёвкой тугой привязав.
И двое засели у окон, мушкеты направив во тьму.
Мрак окон в вуали багровой
Грозился погибелью скорой,
Дорога в окне по которой скакать предстояло ему.
III
Ей руки связали верёвкой и дуло направив на грудь
Мушкет перед Бэсс привязали. Здесь должен лежать его путь.
Хорошей ей службы желали, а Бэсс всё глядела в окно:
«Тогда жди меня в лунном свете,
К тебе прискачу в лунном свете,
Пусть Дьявол сам путь преграждает, к тебе я вернусь всё равно»
IV
Узлы за своею спиною пыталась она развязать.
В кровь стёрты красавицы пальцы, верёвок тугих не порвать.
Минуты тянулись как годы, её онемела рука...
Пробили часы, уже полночь...
В холодную тёмную полночь,
Дотронулась кончиком пальца она до стального курка.
V
Бэсс с пальцем на стали холодной стояла не смея вздохнуть,
Во мраке она ожидала с мушкетом, упёртым ей в грудь.
Стояла она неподвижно, боясь потревожить солдат.
Дорогу луна серебрила...
И в свете ночного светила
По этой дороге вернуться был должен разбойник назад.
VI
Цок-цок из-за тёмного леса - подковы звенят в тишине,
Нацелив мушкеты притихли солдаты в полуночной тьме.
К любимой по лунной дороге с вершины крутого холма
Разбойник по вереску скачет-
Скачет- Скачет-
Взглянули на деву солдаты, в молчаньи стояла она.
VII
Цок-цок - в ледяном полумраке, цок-цок - над ветвями лесов
Копыт стук всё ближе и ближе, её просияло лицо.
В последний раз тихо вздохнула, сгустилась в глазах её мгла...
И щёлкнул курок в лунном свете,
Мушкет прогремел в лунном свете,
Разбойника ночью от смерти погибнув она сберегла.
VIII
Стрелка он не видел во мраке, конь мчался по вереску в лес...
С простреленной грудью лежала его черноглазая Бэсс.
Разбойник узнал лишь к рассвету, лицо стало смерти бледней,
Про то, как хозяйская дочка
Во мглу обратив свои очи
Ждала его тёмною ночью смерть встретив средь лунных теней.
IX
Назад как безумный он мчался проклятия небу крича,
Рапира свирепо блестела в палящего солнца лучах,
Сверкали багровые шпоры, белел пыли столб за спиной...
Убили его на дороге...
Как пса пристрелив на дороге...
В горячей крови на дороге белел воротник кружевной.
X
И шепчется люд, будто ночью, когда над ветвями лесов
Луна как Летучий Голландец плывёт по морям облаков,
И лунный свет льётся на вереск, украсив лиловый узор,
Разбойник по вереску скачет-
Скачет- Скачет-
На двор постоялый он скачет, на спящий в безмолвии двор.
XI
Подковы звенели о камни, ворвался он в сумрачный двор,
Хлыстом постучался он в ставни - закрыты они на запор.
Тогда просвистел он тихонько той, что в полумраке ждала
Во мглу обратив свои очи,
Прекрасные чёрные очи...
В окошке хозяйская дочка, косу смоляную плела.
Оригинал
The Highwayman
Part I
I
The wind was a torrent of darkness among the gusty trees,
The moon was a ghostly galleon tossed upon cloudy seas,
The road was a ribbon of moonlight over the purple moor,
And the highwayman came riding-
Riding-riding-
The highwayman came riding, up to the old inn-door.
II
He'd a French cocked-hat on his forehead, a bunch of lace at his chin,
A coat of the claret velvet, and breeches of brown doe-skin;
They fitted with never a wrinkle: his boots were up to the thigh!
And he rode with a jewelled twinkle,
His pistol butts a-twinkle,
His rapier hilt a-twinkle, under the jewelled sky.
III
Over the cobbles he clattered and clashed in the dark inn-yard,
And he tapped with his whip on the shutters, but all was locked and barred;
He whistled a tune to the window, and who should be waiting there
But the landlord's black-eyed daughter,
Bess, the landlord's daughter,
Plaiting a dark red love-knot into her long black hair.
IV
And dark in the dark old inn-yard a stable-wicket creaked
Where Tim the ostler listened; his face was white and peaked;
His eyes were hollows of madness, his hair like mouldy hay,
But he loved the landlord's daughter,
The landlord's red-lipped daughter,
Dumb as a dog he listened, and he heard the robber say-
V
"One kiss, my bonny sweetheart, I'm after a prize to-night,
But I shall be back with the yellow gold before the morning light;
Yet, if they press me sharply, and harry me through the day,
Then look for me by moonlight,
Watch for me by moonlight,
I'll come to thee by moonlight, though hell should bar the way."
VI
He rose upright in the stirrups; he scarce could reach her hand,
But she loosened her hair i' the casement! His face burnt like a brand
As the black cascade of perfume came tumbling over his breast;
And he kissed its waves in the moonlight,
(Oh, sweet, black waves in the moonlight!)
Then he tugged at his rein in the moonliglt, and galloped away to the West.
Part II
I
He did not come in the dawning; he did not come at noon;
And out o' the tawny sunset, before the rise o' the moon,
When the road was a gypsy's ribbon, looping the purple moor,
A red-coat troop came marching-
Marching-marching-
King George's men came matching, up to the old inn-door.
II
They said no word to the landlord, they drank his ale instead,
But they gagged his daughter and bound her to the foot of her narrow bed;
Two of them knelt at her casement, with muskets at their side!
There was death at every window;
And hell at one dark window;
For Bess could see, through her casement, the road that he would ride.
III
They had tied her up to attention, with many a sniggering jest;
They had bound a musket beside her, with the barrel beneath her breast!
"Now, keep good watch!" and they kissed her.
She heard the dead man say-
Look for me by moonlight;
Watch for me by moonlight;
I'll come to thee by moonlight, though hell should bar the way!
IV
She twisted her hands behind her; but all the knots held good!
She writhed her hands till her fingers were wet with sweat or blood!
They stretched and strained in the darkness, and the hours crawled by like years,
Till, now, on the stroke of midnight,
Cold, on the stroke of midnight,
The tip of one finger touched it! The trigger at least was hers!
V
The tip of one finger touched it; she strove no more for the rest!
Up, she stood up to attention, with the barrel beneath her breast,
She would not risk their hearing; she would not strive again;
For the road lay bare in the moonlight;
Blank and bare in the moonlight;
And the blood of her veins in the moonlight throbbed to her love's refrain .
VI
Tlot-tlot; tlot-tlot! Had they heard it? The horse-hoofs ringing clear;
Tlot-tlot, tlot-tlot, in the distance? Were they deaf that they did not hear?
Down the ribbon of moonlight, over the brow of the hill,
The highwayman came riding,
Riding, riding!
The red-coats looked to their priming! She stood up, straight and still!
VII
Tlot-tlot, in the frosty silence! Tlot-tlot, in the echoing night!
Nearer he came and nearer! Her face was like a light!
Her eyes grew wide for a moment; she drew one last deep breath,
Then her finger moved in the moonlight,
Her musket shattered the moonlight,
Shattered her breast in the moonlight and warned him-with her death.
VIII
He turned; he spurred to the West; he did not know who stood
Bowed, with her head o'er the musket, drenched with her own red blood!
Not till the dawn he heard it, his face grew grey to hear
How Bess, the landlord's daughter,
The landlord's black-eyed daughter,
Had watched for her love in the moonlight, and died in the darkness there.
IX
Back, he spurred like a madman, shrieking a curse to the sky,
With the white road smoking behind him and his rapier brandished high!
Blood-red were his spurs i' the golden noon; wine-red was his velvet coat,
When they shot him down on the highway,
Down like a dog on the highway,
And he lay in his blood on the highway, with the bunch of lace at his throat.
* * * * * *
X
And still of a winter's night, they say, when the wind is in the trees,
When the moon is a ghostly galleon tossed upon cloudy seas,
When the road is a ribbon of moonlight over the purple moor,
A highwayman comes riding-
Riding-riding-
A highwayman comes riding, up to the old inn-door.
XI
Over the cobbles he clatters and clangs in the dark inn-yard;
He taps with his whip on the shutters, but all is locked and barred;
He whistles a tune to the window, and who should be waiting there
But the landlord's black-eyed daughter,
Bess, the landlord's daughter,
Plaiting a dark red love-knot into her long black hair.