Периодически всплывающие в информационном поле призывы консервативно настроенных гуманитариев преподавать в школах латынь поражают своей неадекватностью. Особенно это заметно, если вспомнить, каким общим предметом ненависти школяров была та самая латынь во времена, когда её таки преподавали, не говоря уж о более прагматичных соображениях.
На самом деле, это вполне логичная и востребованная идея, но аргументируется она, как правило, из рук вон плохо, - а это обидно, когда здравая мысль становится карикатурной и потешной просто из-за неудачной подачи.
Итак, чем же полезна латынь?
1. Латынь - мёртвый язык (по крайней мере, классическая, которая и является предметом обсуждения). Это очень хорошо.
Во-первых, мёртвый язык не меняется: один раз выучили (причём одинаково для всех) - и никаких потом апдейтов, разве что вширь и вглубь. Устойчивое знание на всю жизнь.
Во-вторых, при изучении мёртвого языка никто не заморачивается фонетикой: как умеем, так и произносим, но для носителей одного языка это исковерканное произношение будет общим, Цыцэро так Цыцэро. Эргономичное знание, не требующее насиловать гортань, чтобы чувствовать себя адекватным пользователем.
2. Латынь - ограниченный корпус текстов; всё, сохранившееся на классической латыни, вмещается в один шкаф (хорошо, в два). Добавлений не будет, разве что пара страниц. Это просто замечательно.
Изучение любого языка, особенно мёртвого, предполагает работу с текстами, - и, следовательно, важно что это за тексты.
Во-первых, большая часть дошедшего до нас латинского корпуса текстов - право, риторика, прикладная этика и история; есть ещё большие поэмы, излагающие всё то же самое в концентрированном и ритмически организованном виде, удобном для запоминания (+ некоторая сюжетность, тоже хорошо и удобно). Как показывают нынешние учебники и передовицы информресурсов, базовая этика, риторика и базовое право с тех пор изменились незначительно, как и древняя история. Заранее подготовленная, универсальная, неизменная и апробированная подборка учебных текстов (в том числе - огромное количество кейсов).
Во-вторых, это тексты, прошедшие отбор временем: доля случайных, малограмотных, незначительных опусов там крайне мала (в сравнении с любым живым языком или мёртвыми языками с более сохранным наследием, хоть бы и с той же средневековой латынью). Гарантированная выборка по критерию качества.
В-третьих, большая часть этих текстов цитируется, подразумевается, учитывается всей (пан)европейской культурой двух последних тысячелетий - и это продолжается снова и снова. Фундамент общей культуры (общей - в обоих смыслах), включая такие практические сферы, как прикладная логика, уголовное и гражданское право, искусство выступлений и ведения беседы.
3. Латынь - флективный язык. Это великолепно.
Во-первых, флективные языки предъявляют особые требования к формулированию высказывания, прежде всего - к согласованности его частей. Сам грамматический строй к этому принуждает: связность обеспечивается именно грамматической согласованностью, а не порядком слов и частицами, как в аналитических языках. Способов связать фразу много, но это невозможно без грамматической правильности и выверенности, привычного обдумывания. Узус вносит свои коррективы, и устная речь на любом языке может быть хаотичной и плохо структурированной, но латынь-то - мёртвый язык! Нам досталась именно что принуждающая и организующая часть языка, никакой другой нет. В этом же преимущество латыни перед другими флективными языками, которые неизбежно эволюционируют в сторону аналитичности и коррумпируются небрежной устной речевой практикой. Лучшая тренировка в прикладной логике: не освоив правила логической и грамматической связности, не сможешь ни понять, ни внятно сказать.
Во-вторых, именно флективность способствует знаменитой лаконичности, точности и одновременно афористичности латинского языка, - как, впрочем, и упомянутая специфика сохранившихся текстов. Разумеется, лаконично и точно можно высказаться на любом языке: мы знаем, когда уместно сказать get up, on en a eu или ну, давай - и собеседник нас поймёт однозначно. Разница в том, что здесь значение определяется контекстно, оно не выводится из структуры фразы и словарных значений. В мёртвом флективном языке формулировки типа cui prodest или sui generis внутренне прозрачны: мы понимаем смысл независимо от контекста, за счёт грамматики. Идеальный механизм формирования навыка точных формулировок на любом языке.
В-третьих, в грамматике флективных языков системность гораздо более наглядна, чем в остальных случаях (не уверен насчёт агглютинативных). Конечно, грамматическая структура любого языка системна, но именно очевидность, наглядность и одновременно сложность взаимосвязей может существенно различаться. Простой и, в идеале, автоматизированный навык использования системного подхода, не сводящийся к технике.
4. Латинская \ римская культура - культура древняя и во многом чужая. Это очень важно.
Во-первых, некоторая ущербность гуманитарного знания и гуманитарной культуры часто пропорциональна представлениям об уникальности её отдельного экземпляра, будь то национальная культура, религиозная, современная и т.п. Иными словами, чем больше мы верим в уникальность таких масштабных явлений, тем безграмотнее мы в социально-гуманитарном смысле. Необходимо, чтобы было с чем сравнивать - и хорошо бы, чтобы это сравнение исключало заведомую конфронтацию, т.е. было вневременным или внесовременным, а то и вненациональным, иначе текущая политика, актуальные расклады и злободневные речёвки будут застить глаза, не давая увидеть общечеловеческое. Сравнивать нужно с далёким и неважным - тогда можно притормозить впрыснутые ближайшей медсестрой эмоции и начать думать. Думать - полезно, находить в человеческой жизни и социальных процессах общее - тем более. Некоторые считают, что именно на этом строится стратегическое мышление.
Во-вторых, сравнение позволяет и осознать различия, более того - приобрести мыслительную культуру работы с различиями. То же самое: применительно к актуальному это делать сложно, неизбежна эмоциональная, идеологическая и бытовая контаминация; применительно к далёкому - вполне, по крайней мере - проще. Понимание другого, причём с использованием мыслительного и речевого инструментария гарантированного качества, а не на основе чувственно-бытового опыта.
5. Латынь - мать или бабушка большинства европейских языков. Это восхитительно.
Достаточно просто попробовать - невероятный по мощности бустер для изучения любого языка континента. Даже легендарные по своей сложности и инородности венгерский и финский удивят некоторым узнаванием системы падежей.
6. Латынь объединяет все названные свойства, даёт их в одном пакете, и это просто чудесно.
Нажатием одной кнопки - введением преподавания латыни - мы одновременно обеспечиваем формирование навыков логического и системного мышления (и высказывания), фундаментальную эрудицию, гигантский набор сохраняющих актуальность социальных, правовых, риторических кейсов и их подробный разбор, а также общий образовательный и культурный бэкграунд - и всё это с помощью простого, универсального и апробированного инструмента, причём раз и навсегда. И испортить тут что-то довольно сложно, система налажена.
Нынешние правила родного языка могут (и будут) меняться, также как актуальные сегодня лозунги, конкретные формулировки законов, популярные мемы, герои и события - с латинской культурой и выработанными на её основе базовыми навыками ничего не произойдёт, а востребованность сохранится. Есть ли лучший способ усвоить идею патриотизма, идею соподчинённости, идею диалога, идею последовательности, идею собственности, идею воли чем постоянное натаскивание на разнообразных примерах, заведомо не сводящихся к злободневной современности? Ведь чем больше мы концентрируемся на прикладной и уникальной сегодняшней идее или норме, тем больше вероятности, что после их отмены окажемся или в растерянности (опереться не на что), или решим, что раз это отменили - значит, всё позволено. Неизвестно, что лучше.
Означает ли это, что нам нужно вводить в школах преподавание латыни?
Разумееется, нет.
Во-первых, мы живём в мире разрастающегося прекариата. Прекарность - это прежде всего дефицит; дефицит всего: времени, денег, энергии, мотивации, досуга, памяти. Изучение латыни - безусловно полезная вещь, но всё большее количество людей просто не могут себе этого позволить. Это как личный самолёт: удобно, практично, но не для всех. Учредить обязательность школьной латыни можно, но реакция прекарного большинства вполне предсказуема, как и результаты: с избытком студентов и гимназистов, знающих латынь, страна уже сталкивалась, а проблема "инженеров джихада" также не теряет актуальности. И это не говоря о сопротивлении заказчиков.
Во-вторых, массовая обязательность латыни как образовательной дисциплины (собственно, комплекса дисциплин) хорошо работала тогда, когда это давало и совсем прикладной, ощутимый результат. Латынь как язык науки и преподавания, как язык международного общения, как язык церкви, как язык элиты: польза прямо здесь и сейчас, остальное - бонусом. Сейчас такая сиюминутная практичность знания латыни неочевидна, а большинство людей живёт повседневностью - и повседневность же является критерием востребованности знаний и умений.
В-третьих, изучение латыни и примыкающей к ней классической римской культуры - занятие достаточно сложное. Школьная программа и так перегружена для прекарного общества (что, кстати, вступает в неизбежный конфликт с всеобщим и обязательным средним образованием): любая дополнительная сложность приведёт либо к увеличению отсева по не самому, быть может, значимому параметру, либо к фальсификации образования. Если 60% заведомо "не тянут", мы подкрутим критерии оценки так, чтобы выдавать удовлетворительный результат. Собственно, это именно то, что сейчас происходит в высшем образовании, в школах-то давно уже.
Вывод напрашивается простой. Если все те преимущества, что даёт латынь, нам действительно важны, и мы ждём чего-то подобного от образовательной системы, нужно искать альтернативные варианты: та же функциональность, апробированность и ёмкость, но большая наглядная практичность, влияющая на мотивацию, легитимацию и поддержку работодателей.
По меньшей мере одна такая попытка уже была: техническая, математическая и естественно-научная составляющая общего образования в СССР. Логика, системность, терминологическая точность, общеобязательность, общий бэкграунд и язык (умеешь брать интегралы, ноль с фазой не путаешь - наш человек), универсальность, очевидная выгода. Опора на традицию математической и технической мысли, ничуть не менее мощную, чем римское право или латинская риторика.
Чем дело кончилось, мы тоже видели: высоковалифицированный класс научно-технической элиты, которая в социально-гуманитарном смысле была ментально девственной, а то и недееспособной. За что и поплатилась. При этом, как ни парадоксально, литературно-художественные и артистические таланты там рождались гроздьями, - но близость тут только кажущаяся, художественное творчество с гуманитарно-социальной грамотностью не связано никак. Можно посмотреть для иллюстрации на деятелей искусств, высказывающихся на общественно-политические или жизненные темы. Так и хочется сказать: заткнись, иди пой, играй, снимай кино - те же делаешь это божественно, так не позорься. В частной жизни каждый имеет право быть идиотом, но тут-то публичные высказывания кумиров миллионов; всенародная известность, всё же, к чему-то обязывает.
Какие ещё варианты?
Не знаю.
Массированное изучение английской, китайской или отечественной культуры и языка всех этих преимуществ точно не даст. Вполне рационально было бы выкинуть из вузовских программ все обязательные социо-гуманитарные дисциплины, которые там сейчас присутствуют повсеместно, чуть ли не целый семестр независимо от специальности, заменив их курсом латинского языка и культуры. Разумеется, привязав их к специфике специальности: конструирование машины Герона, изучение агротехники по Вару или географии по Цезарю может оказаться столь же интересным и полезным, как римское право для юристов, латинская терминология для медиков и биологов или история античности для историков. Боюсь, однако, что сейчас эту идею не продать: покупателей нет.
Как бы то ни было, во многом эти идеи обязаны успешно изученному мной когда-то курсу латинского языка, которому я всё это и посвящаю. Думаю, он сам за себя постоит, даже если мы пройдём мимо.