Радфем-теория сексуальности и реальная сексуальная жизнь. Ч.5. Политическое лесбийство
( Часть 4. Радфем и романтическая любовь)
Какое место во всем этом занимает лесбийский феминизм?
Единственное наименование из спектра сексуальных идентичностей, которое я все-таки предлагаю оставить, - это «лесбиянка». Потому что, во-первых, оно старее всех остальных наименований на сотни лет, а во-вторых, только квир-лесбиянки используют это слово для обозначения пиписечно-хотелочной «идентичности». Для лесбийских феминисток этот термин обозначает совсем иное: «Лесбиянка - это женщина, энергии которой, включая сексуальную энергию, сконцентрированы вокруг женщин» - это определение Шарлотты Банч. Та же Шарлотта Банч ввела в фемдискурс понятие «женщины, идентифицированная с женщинами»: «…это женщина, которая вверяет себя женщинам эмоционально, политически, физически и экономически. Для нее важны женщины. Она важна для самой себя». А Дженис Реймонд ввела понятие gyn-affection (досл. «привязанность к женщинам»; переводится как гиноаффектация либо как гиносимпатия), обозначающее эмоциональную концентрацию на женщинах.
Что значат все эти термины? В нашем мире - патриархальном, андроцентричном, - все люди симпатизируют мужчинам в ущерб женщинам. Т.е. важным, престижным, заслуживающим внимания, доверия, восхищения считается только мужское. Наглядный пример - образы в классическом патриархальном кино и классической мировой литературе. Мужские - психологически правдоподобны, глубоки, интересны, их хочется понять, разгадать, ими хочется восхищаться, им хочется сопереживать и подражать. Женские же в лучшем случае представлены однобоко - как преданные, любящие, самоотверженные и обязательно няшные домашние собачки героев-мужчин, а в худшем их и вовсе можно заменить торшером - и смысл произведения не поменяется. Они почти не вызывают у публики эмоций. Ну трогательно она ласкается к своему хозяину, ну любит его, как Хатико, ну жалко, когда умерла… И все. И это в лучшем случае. А в худшем мы о ней вообще ничего не знаем, кроме того, что она красива, да и мелькает она всего в паре сцен. Такая система персонажей в произведениях отражает мизогинию как черту коллективного сознания вообще всех людей. Людям в патриархальном мире важны и интересны только мужчины.
Женщины в патриархальном мире идентифицированы с мужчинами. Разумеется, это не значит, что они прямо называют себя мужчинами либо все поголовно говорят открытым текстом: мужчины - золото, а женщины - говно. Идентификация с мужчинами на уровне сознания и поведения означает, что женщина осознает саму себя не как автономную и целостную человекоединицу, а как дополнение к мужчине. Она занята поиском «второй половинки» (даже слово-то какое они придумали - «половинка»!), она определяет себя через отношения с мужчиной: дочь своего отца, мать своего сына, «девушка» или жена такого-то мужчины, - она пренебрегает своими интересами ради интересов мужчин, она восхищается мужчинами, подражает им, чтобы заслужить их одобрение, она способна сильно эмоционально привязываться только к мужчинам. Женщины для нее существа низкой значимости. Как это работает, мы все не раз убеждались, когда договаривались куда-то пойти с подругой - и вдруг ее планы в последний момент менялись из-за мужчины. Обладательницы братьев также часто замечают, что матери больше любят сыновей, чем дочерей, и что отношение к сыновьям в разы более лояльное. (Пояснение для радфем: я говорю сейчас только о формальных, видимых поведенческих аспектах идентификации женщин с мужчинами, а не о первопричине - социальном стокгольмском синдроме. Пост ликбезовый - приходится разжевывать элементарное).
Единственные, кто выбивается из общей колеи обожания мужчин и игнорирования женщин, - это лесбиянки. При общении с лесбиянкой, даже мизогинной, первое, что бросается в глаза - это ее интерес к женщинам - подлинный, искренний, неподдельный интерес, а не стандартное для патриархалки вежливое кивание и размышление о своем во время рассказа подруги об абьюзе. Она идет по улице и в первую очередь замечает женщин. Она говорит о женщинах, причем в ее освещении женщины вдруг становятся загадочными, интересными, глубокими личностями, а не блеклыми тенями, какими привыкла видеть их патриархальная гетеросексуальная женщина. Она интересуется женским творчеством - и благодаря ей ты начинаешь открывать для себя огромный пласт культуры, о существовании которого прежде почти ничего не знала. И даже самая мизогинная лесбиянка все равно говорит о женщинах меньше плохого, чем стандартная патриархальная гетеросексуальная женщина. И даже если у нее в жизни есть какие-то мужчины, которых она любит и уважает, она говорит о них значительно меньше, чем о женщинах. Вот это и есть гиносимпатия и идентификация с женщинами - осознание себя как женщины, осознание того, что женщины… ну хорошие, что ли… что они для тебя «свои», а не враги и не шкафы, интерес к женщинам, замечание их заслуг и достоинств, способность восхищаться женщинами и эмоционально привязываться к женщинам. У нас у всех такое было в детстве, а потом это из нас вытравили. У лесбиянок эта здоровая потребность быть с людьми твоей родной социальной группы сохраняется.
И именно эту особенность лесбиянок по сравнению с женщинами, любящими мужчин, взяли на вооружение феминистки-лесбиянки в конце 1960 - начале 1970-х гг. и сделали политической повесткой целой мощной ветви феминистского движения. Не письки, але! Не потрахушки! Не завязанную на потрахушках романтическую влюбленность! А живую искреннюю заинтересованность в женщинах при равнодушии к мужчинам.
Лесбийский феминизм, он же политическое лесбийство, был особенным, беспрецедентным проектом. Лесбиянки с момента своего образования как общности представляли собой закрытый круг и сейчас являются закрытым сообществом, достаточно подозрительным и агрессивным по отношению к «чужачкам». Лесбиянки, авторки идеи политизации лесбийства (я подчеркиваю: авторки - группа «Лавандовая угроза» - имеют именно лесбийские склонности! не знаете - нечего врать!), рискнули и открыли свою общность для всех желающих женщин. Критерии для вступления в лесбийское сообщество были снижены до минимума: принимали всех женщин, которые отказывались от проживания и секса с мужчинами и были способны эмоционально привязываться к женщинам. Сексуальная составляющая была задвинута на задний план, историкессы пишут, что отношения между многими политическими лесбиянками напоминали влюбленность между институтками в 19 веке. И этот проект дал потрясающие результаты: тысячи и тысячи женщин уходили из абьюзных отношений и, глядя на лесбиянок, учились строить более комфортные - с женщинами, едва ли не впервые в истории у женщин появилась своя автономная культура со своей наукой, своим искусством, своими финансами, своими традициями. Неслучайно едва появившиеся ликвидаторы - квиры - первыми набросились не на радфем, а на лесбийских феминисток. Им нужно было прежде всего лишить движение автономного ресурса: денег не из мужских рук, издательств, где можно публиковать свои книги, рабочих мест не в мужском бизнесе, позитивных примеров, эмоциональной взаимоподдержки. И увы, им это удалось. Но сейчас не о том..
Часть 6. О "гиноромантиках" и "золотых звездах" (После нее можно комментировать).
Какое место во всем этом занимает лесбийский феминизм?
Единственное наименование из спектра сексуальных идентичностей, которое я все-таки предлагаю оставить, - это «лесбиянка». Потому что, во-первых, оно старее всех остальных наименований на сотни лет, а во-вторых, только квир-лесбиянки используют это слово для обозначения пиписечно-хотелочной «идентичности». Для лесбийских феминисток этот термин обозначает совсем иное: «Лесбиянка - это женщина, энергии которой, включая сексуальную энергию, сконцентрированы вокруг женщин» - это определение Шарлотты Банч. Та же Шарлотта Банч ввела в фемдискурс понятие «женщины, идентифицированная с женщинами»: «…это женщина, которая вверяет себя женщинам эмоционально, политически, физически и экономически. Для нее важны женщины. Она важна для самой себя». А Дженис Реймонд ввела понятие gyn-affection (досл. «привязанность к женщинам»; переводится как гиноаффектация либо как гиносимпатия), обозначающее эмоциональную концентрацию на женщинах.
Что значат все эти термины? В нашем мире - патриархальном, андроцентричном, - все люди симпатизируют мужчинам в ущерб женщинам. Т.е. важным, престижным, заслуживающим внимания, доверия, восхищения считается только мужское. Наглядный пример - образы в классическом патриархальном кино и классической мировой литературе. Мужские - психологически правдоподобны, глубоки, интересны, их хочется понять, разгадать, ими хочется восхищаться, им хочется сопереживать и подражать. Женские же в лучшем случае представлены однобоко - как преданные, любящие, самоотверженные и обязательно няшные домашние собачки героев-мужчин, а в худшем их и вовсе можно заменить торшером - и смысл произведения не поменяется. Они почти не вызывают у публики эмоций. Ну трогательно она ласкается к своему хозяину, ну любит его, как Хатико, ну жалко, когда умерла… И все. И это в лучшем случае. А в худшем мы о ней вообще ничего не знаем, кроме того, что она красива, да и мелькает она всего в паре сцен. Такая система персонажей в произведениях отражает мизогинию как черту коллективного сознания вообще всех людей. Людям в патриархальном мире важны и интересны только мужчины.
Женщины в патриархальном мире идентифицированы с мужчинами. Разумеется, это не значит, что они прямо называют себя мужчинами либо все поголовно говорят открытым текстом: мужчины - золото, а женщины - говно. Идентификация с мужчинами на уровне сознания и поведения означает, что женщина осознает саму себя не как автономную и целостную человекоединицу, а как дополнение к мужчине. Она занята поиском «второй половинки» (даже слово-то какое они придумали - «половинка»!), она определяет себя через отношения с мужчиной: дочь своего отца, мать своего сына, «девушка» или жена такого-то мужчины, - она пренебрегает своими интересами ради интересов мужчин, она восхищается мужчинами, подражает им, чтобы заслужить их одобрение, она способна сильно эмоционально привязываться только к мужчинам. Женщины для нее существа низкой значимости. Как это работает, мы все не раз убеждались, когда договаривались куда-то пойти с подругой - и вдруг ее планы в последний момент менялись из-за мужчины. Обладательницы братьев также часто замечают, что матери больше любят сыновей, чем дочерей, и что отношение к сыновьям в разы более лояльное. (Пояснение для радфем: я говорю сейчас только о формальных, видимых поведенческих аспектах идентификации женщин с мужчинами, а не о первопричине - социальном стокгольмском синдроме. Пост ликбезовый - приходится разжевывать элементарное).
Единственные, кто выбивается из общей колеи обожания мужчин и игнорирования женщин, - это лесбиянки. При общении с лесбиянкой, даже мизогинной, первое, что бросается в глаза - это ее интерес к женщинам - подлинный, искренний, неподдельный интерес, а не стандартное для патриархалки вежливое кивание и размышление о своем во время рассказа подруги об абьюзе. Она идет по улице и в первую очередь замечает женщин. Она говорит о женщинах, причем в ее освещении женщины вдруг становятся загадочными, интересными, глубокими личностями, а не блеклыми тенями, какими привыкла видеть их патриархальная гетеросексуальная женщина. Она интересуется женским творчеством - и благодаря ей ты начинаешь открывать для себя огромный пласт культуры, о существовании которого прежде почти ничего не знала. И даже самая мизогинная лесбиянка все равно говорит о женщинах меньше плохого, чем стандартная патриархальная гетеросексуальная женщина. И даже если у нее в жизни есть какие-то мужчины, которых она любит и уважает, она говорит о них значительно меньше, чем о женщинах. Вот это и есть гиносимпатия и идентификация с женщинами - осознание себя как женщины, осознание того, что женщины… ну хорошие, что ли… что они для тебя «свои», а не враги и не шкафы, интерес к женщинам, замечание их заслуг и достоинств, способность восхищаться женщинами и эмоционально привязываться к женщинам. У нас у всех такое было в детстве, а потом это из нас вытравили. У лесбиянок эта здоровая потребность быть с людьми твоей родной социальной группы сохраняется.
И именно эту особенность лесбиянок по сравнению с женщинами, любящими мужчин, взяли на вооружение феминистки-лесбиянки в конце 1960 - начале 1970-х гг. и сделали политической повесткой целой мощной ветви феминистского движения. Не письки, але! Не потрахушки! Не завязанную на потрахушках романтическую влюбленность! А живую искреннюю заинтересованность в женщинах при равнодушии к мужчинам.
Лесбийский феминизм, он же политическое лесбийство, был особенным, беспрецедентным проектом. Лесбиянки с момента своего образования как общности представляли собой закрытый круг и сейчас являются закрытым сообществом, достаточно подозрительным и агрессивным по отношению к «чужачкам». Лесбиянки, авторки идеи политизации лесбийства (я подчеркиваю: авторки - группа «Лавандовая угроза» - имеют именно лесбийские склонности! не знаете - нечего врать!), рискнули и открыли свою общность для всех желающих женщин. Критерии для вступления в лесбийское сообщество были снижены до минимума: принимали всех женщин, которые отказывались от проживания и секса с мужчинами и были способны эмоционально привязываться к женщинам. Сексуальная составляющая была задвинута на задний план, историкессы пишут, что отношения между многими политическими лесбиянками напоминали влюбленность между институтками в 19 веке. И этот проект дал потрясающие результаты: тысячи и тысячи женщин уходили из абьюзных отношений и, глядя на лесбиянок, учились строить более комфортные - с женщинами, едва ли не впервые в истории у женщин появилась своя автономная культура со своей наукой, своим искусством, своими финансами, своими традициями. Неслучайно едва появившиеся ликвидаторы - квиры - первыми набросились не на радфем, а на лесбийских феминисток. Им нужно было прежде всего лишить движение автономного ресурса: денег не из мужских рук, издательств, где можно публиковать свои книги, рабочих мест не в мужском бизнесе, позитивных примеров, эмоциональной взаимоподдержки. И увы, им это удалось. Но сейчас не о том..
Часть 6. О "гиноромантиках" и "золотых звездах" (После нее можно комментировать).