Аутлуков снова про горе от ума
Дежурный сел на табуретку и обвёл взглядом обезьянник. Было тепло и уютно. Аутлуков бился в истерике, пытаясь выплюнуть шапку.
- Ну, что же, граждане алкоголики, дебоширы и прочая интеллигентская сволочь, предмет вашей дискуссии настолько интересен и увлекателен..., но, зачем же посуду бить? Лейтенанта нашего оскорбили действием, а, ведь он всего лишь указал вам на недопустимость справления малой нужды в общественном месте, сопровождаемого битьём посуды и морд.
Аутлуков укусил коллегу за палец, тот заорал и отдернул руку, чем Виктор Степанович немедленно и воспользовался, выплюнув шапку:
- Да, ваш пентяра позорный вообще в натуре недогоняет! Кто ему только диплом миллиционера выдал! Назвать Чацкого выдающимся государственником, это надо насколько, в натуре, не любить русскую литературу! Я бы таких из милиции ссаными тряпками гнал... - Аутлукова побороли и втроем засунули ему шапку обратно в рот.
- Простите, товарищ начальник, он это не со зла - уж больно он у нас читать любит. Даже в библиотеку записан. Ну, переволновался немного...
- Да, ничего страшного, граждане. Я его уже простил. Ну-ка на счет три отпустите товарища и разбегайтесь - В руках дежурного оказался шланг - Раз. Два. Три! - Разумеется, отпрыгнуть никто не успел, да, и некуда было. Струя холодной воды прошлась по клетке, в разной степени промочив каждого. Больше всех досталось человеку, который вообще оказался с нами случайно.
- Ну, а теперь, когда страсти улеглись, давайте, господа, вы мне вкратце перескажете события предшествующих пары часов. Начнем с тебя, красавчик. - Дежурный указал пальцем на нашего главного бухгалтера, Андрея Борисовича, человека плешивого и одутловатого.
- Ну, мы кушали пельмени, потом ещё пельмени, потом чебуреки, потом салат, потом опять пельмени. Потом встали и пошли по домам. На выходе нас встретил автобус с омоном, и, вот мы здесь, мокрые и избитые...
- Ну, мокрые Вы, товарищ, отчасти и по другой причине - лично Вы мочились в кадку с пальмой, когда охрана заведения пыталась Вас вывести из зала. Так что, не надо ла-ла...
- А у них туалет был вечно закрыт... - Пробурчал Андрей Борисович покраснев.
- Ну, туалет у них был закрыт не просто так, а потому, что там начал рыгать и заснул ваш коллега. Встретим его апплодисментами - воскликнул дежурный, после чего опустил глаза и покраснел завхоз Вадим Станиславович. - Что же Вы, товарищ, уснули в туалете?
- Устал я...
- Да, Вы устали. А устали от чего? А устали Вы от того, что Ваш сослуживец вел с Вами крайне утомительную беседу. Ну, что, Виктор Степанович, "...Служить бы рад - прислуживаться тошно..."? Всячески обесчестили словесно хорошего литературного героя, обвинили его в антисоциальной позиции. А, ведь это положительный герой, который искренне хочет процветания своему государству и развития обществу.
- Полноте, гражданин начальник. - Возразил мокрый и оттого успокоившийся Аутлуков. - В тексте есть НЕОДНОКРАТНЫЕ упоминания о том, что Чацкий НЕ ЯВЛЯЕТСЯ служащим и НЕ ХОЧЕТ им быть. Ни военным, ни штатским. Он НЕ ЯВЛЯЕТСЯ также и предпринимателем. Он имеет "...душ триста..." или четыреста и у них на шее, судя по всему, и сидит. Его трехлетнее (!!!) путешествие не было связано ни с какими делами, ни с государственными, ни с частными. Он ездил "...мир посмотреть...". Как сказал Пилат у Булгакова, "...это называется бродяга...". Причем, свинтил из Москвы он неожиданно для всех и, даже, для своей пассии, которая, видимо, мало что о нем знала все это время. Ну, и после трехлетнего бродяжничества, он, как из 3,14зды на лыжах "...чуть свет, и я у Ваших ног...", и еще недоволен, что ему предпочли предсказуемого Молчалина.
- Да, но, говорит то он правильные вещи. Говорит как государственник, как прогрессивный общественный деятель, критикующий устои современного ему общества. Чтобы это общество стало лучше...
- Да ну нафиг, командир! Если это и государственник, то очень своеобразный. Таких государственников зовут 3,14здоболами.
Грибоедовский Чацкий это человек, на которого горбатятся душ триста - четыреста. Машки и Ваньки его по-любому накормят. В этом случае он может безнаказанно заниматься чем угодно и болтать о чем угодно. При таком раскладе очень легко делать умный вид и говорить, что мне, типа, ваше общество не нравится, говно, типа, ваше общество, потому служить не буду, работать не буду, буду общество критиковать. Прожектор перестройки вот вспомнился. Тот же Чацкий, только картавый: "...Все плохо, все дураки, колбасы нет, Сталин съел Тухачевского...". А меж тем, "...сало русское едят..." и едят сало, судя по мордам, неплохо. К чему оно привело?... - Аутллуков протёр рукавом лоб. - А вот отнять бы у Чацкого триста крепостных, да посмотреть, что бы он тогда заговорил про дым отечества. Чацкий - дурак, который не понимает, что он может сытно есть и сладко спать только в рамках фамусовского общества. Свинья под дубом.
- Да, что Вы, гражданин, всё про триста душ, да про триста душ. Ну, все так жили в то время...
- Дык, об чём и речь! Не зря ж в "обществе" возник спор о количестве душ у Чацкого. Это знак. Грибоедов показывает зрителю (читателю), что персонаж не бесплотный ангел, который питается солнечным светом и какает ромашками, а такой же как все, только "манерный". Автор нам двумя глазами подмигивает, а мы и не видим. У меня вообще появилось подозрение, что Чацкий выведен как апофеоз фамусовского общества. Типа, такой же как все, только ко всем прочим грехам (нахлебник, бабник, демагог) добавилось еще и абсолютное нежелание хоть чем-то поддерживать тот режим, при котором единственно он и может существовать. Типа, закономерный итог дворянской вольницы - богатый тунеядец, косящий под революционера.
начало здесь
и здесь
Click to view- Ну, что же, граждане алкоголики, дебоширы и прочая интеллигентская сволочь, предмет вашей дискуссии настолько интересен и увлекателен..., но, зачем же посуду бить? Лейтенанта нашего оскорбили действием, а, ведь он всего лишь указал вам на недопустимость справления малой нужды в общественном месте, сопровождаемого битьём посуды и морд.
Аутлуков укусил коллегу за палец, тот заорал и отдернул руку, чем Виктор Степанович немедленно и воспользовался, выплюнув шапку:
- Да, ваш пентяра позорный вообще в натуре недогоняет! Кто ему только диплом миллиционера выдал! Назвать Чацкого выдающимся государственником, это надо насколько, в натуре, не любить русскую литературу! Я бы таких из милиции ссаными тряпками гнал... - Аутлукова побороли и втроем засунули ему шапку обратно в рот.
- Простите, товарищ начальник, он это не со зла - уж больно он у нас читать любит. Даже в библиотеку записан. Ну, переволновался немного...
- Да, ничего страшного, граждане. Я его уже простил. Ну-ка на счет три отпустите товарища и разбегайтесь - В руках дежурного оказался шланг - Раз. Два. Три! - Разумеется, отпрыгнуть никто не успел, да, и некуда было. Струя холодной воды прошлась по клетке, в разной степени промочив каждого. Больше всех досталось человеку, который вообще оказался с нами случайно.
- Ну, а теперь, когда страсти улеглись, давайте, господа, вы мне вкратце перескажете события предшествующих пары часов. Начнем с тебя, красавчик. - Дежурный указал пальцем на нашего главного бухгалтера, Андрея Борисовича, человека плешивого и одутловатого.
- Ну, мы кушали пельмени, потом ещё пельмени, потом чебуреки, потом салат, потом опять пельмени. Потом встали и пошли по домам. На выходе нас встретил автобус с омоном, и, вот мы здесь, мокрые и избитые...
- Ну, мокрые Вы, товарищ, отчасти и по другой причине - лично Вы мочились в кадку с пальмой, когда охрана заведения пыталась Вас вывести из зала. Так что, не надо ла-ла...
- А у них туалет был вечно закрыт... - Пробурчал Андрей Борисович покраснев.
- Ну, туалет у них был закрыт не просто так, а потому, что там начал рыгать и заснул ваш коллега. Встретим его апплодисментами - воскликнул дежурный, после чего опустил глаза и покраснел завхоз Вадим Станиславович. - Что же Вы, товарищ, уснули в туалете?
- Устал я...
- Да, Вы устали. А устали от чего? А устали Вы от того, что Ваш сослуживец вел с Вами крайне утомительную беседу. Ну, что, Виктор Степанович, "...Служить бы рад - прислуживаться тошно..."? Всячески обесчестили словесно хорошего литературного героя, обвинили его в антисоциальной позиции. А, ведь это положительный герой, который искренне хочет процветания своему государству и развития обществу.
- Полноте, гражданин начальник. - Возразил мокрый и оттого успокоившийся Аутлуков. - В тексте есть НЕОДНОКРАТНЫЕ упоминания о том, что Чацкий НЕ ЯВЛЯЕТСЯ служащим и НЕ ХОЧЕТ им быть. Ни военным, ни штатским. Он НЕ ЯВЛЯЕТСЯ также и предпринимателем. Он имеет "...душ триста..." или четыреста и у них на шее, судя по всему, и сидит. Его трехлетнее (!!!) путешествие не было связано ни с какими делами, ни с государственными, ни с частными. Он ездил "...мир посмотреть...". Как сказал Пилат у Булгакова, "...это называется бродяга...". Причем, свинтил из Москвы он неожиданно для всех и, даже, для своей пассии, которая, видимо, мало что о нем знала все это время. Ну, и после трехлетнего бродяжничества, он, как из 3,14зды на лыжах "...чуть свет, и я у Ваших ног...", и еще недоволен, что ему предпочли предсказуемого Молчалина.
- Да, но, говорит то он правильные вещи. Говорит как государственник, как прогрессивный общественный деятель, критикующий устои современного ему общества. Чтобы это общество стало лучше...
- Да ну нафиг, командир! Если это и государственник, то очень своеобразный. Таких государственников зовут 3,14здоболами.
Грибоедовский Чацкий это человек, на которого горбатятся душ триста - четыреста. Машки и Ваньки его по-любому накормят. В этом случае он может безнаказанно заниматься чем угодно и болтать о чем угодно. При таком раскладе очень легко делать умный вид и говорить, что мне, типа, ваше общество не нравится, говно, типа, ваше общество, потому служить не буду, работать не буду, буду общество критиковать. Прожектор перестройки вот вспомнился. Тот же Чацкий, только картавый: "...Все плохо, все дураки, колбасы нет, Сталин съел Тухачевского...". А меж тем, "...сало русское едят..." и едят сало, судя по мордам, неплохо. К чему оно привело?... - Аутллуков протёр рукавом лоб. - А вот отнять бы у Чацкого триста крепостных, да посмотреть, что бы он тогда заговорил про дым отечества. Чацкий - дурак, который не понимает, что он может сытно есть и сладко спать только в рамках фамусовского общества. Свинья под дубом.
- Да, что Вы, гражданин, всё про триста душ, да про триста душ. Ну, все так жили в то время...
- Дык, об чём и речь! Не зря ж в "обществе" возник спор о количестве душ у Чацкого. Это знак. Грибоедов показывает зрителю (читателю), что персонаж не бесплотный ангел, который питается солнечным светом и какает ромашками, а такой же как все, только "манерный". Автор нам двумя глазами подмигивает, а мы и не видим. У меня вообще появилось подозрение, что Чацкий выведен как апофеоз фамусовского общества. Типа, такой же как все, только ко всем прочим грехам (нахлебник, бабник, демагог) добавилось еще и абсолютное нежелание хоть чем-то поддерживать тот режим, при котором единственно он и может существовать. Типа, закономерный итог дворянской вольницы - богатый тунеядец, косящий под революционера.
начало здесь
и здесь