"Вести сегодня" 17 июля 2008
В начало
газета "Вести сегодня"
17 июля 2008 года
Шифр любви семьи Шифриных
Фото: Владимир Старков
Родители известного российского артиста познакомились
по переписке, а поженились на колымской зоне
Четыре года назад писатель Леонид Коваль начал издавать серию книг "Имя и память" - о судьбах наших земляков - узников гетто и ГУЛАГа. Вышло уже семь книг с бесценными воспоминаниями чудом выживших свидетелей трагической эпохи.
Среди тех, о ком в ближайшем будущем собирается рассказать писатель, - родители Ефима Шифрина, которых Леонид знал лично. Эти скромные люди, не сломавшись, не утратив достоинства, не ожесточив сердца, пережили в своей жизни столько, что, бесспорно, достойны биографического романа.
Коваль списался с Ефимом, поделился с ним своим замыслом. Договорились о встрече во время гастролей Шифрина на "Юрмалине". Встреча состоялась, но самым неожиданным образом.
Ефим с братом решили прогуляться по родным юрмальским окраинам. Шли по маленькой улочке Ригас в Майори. Как раз в этот момент из своего дома вышел Леонид и наткнулся прямо на гостей. "Вы случайно не Шифрин? Здравствуйте! Я - Коваль". И через несколько минут компания уже сидела за большим столом на уютной кухне Леонида. Хозяин и гости перебросились несколькими фразами на литвикере - диалекте идиша, на котором говорили в далёком детстве в их семьях. "Материнский язык - как мёд во рту",- поэтично выразился Леонид. Идиш мгновенно сблизил собеседников.
Гостеприимный хозяин дома пригласил на чашку чая и рюмку бальзама и корреспондентов "Вести Сегодня". Леонид, Ефим и Самуэль, приехавший повидаться с младшим братом из Израиля, - замечательные, тонкие и умные собеседники. Рассуждали мы о "высоких материях" - о судьбах России и Израиля, европейского еврейства и русского народа, истоках ксенофобии и культа личности… Из почти двухчасовой беседы придётся ограничиться лишь историей семьи Шифриных. Она трагическая и романтичная, трогательная и суровая - как весь XX век в России.
"Мой папа - "польский шпион"
28-летнего бухгалтера Залмана-Иосифа Шифрина в 1938-м в Орше арестовали по обвинению "в шпионаже в пользу Польши". Дали десять лет без права переписки. Плюс пожизненная ссылка под надзором НКВД на Крайнем Севере после освобождения.
"Польский шпион" Шифрин прошёл через пытки и застенки, немыслимые унижения и издевательства палачей, выдержал рабский труд на золотых приисках и вольфрамовых рудниках, хронический голод и обморожения, перенёс цингу и брюшной тиф.
Лагерный быт он описал в повести "Печальная расподия". Читая ёе, поражаешься тому, насколько изощрённая садистская машина была создана сталинским режимом! Заключённых старались не просто раздавить физически, но и оскотинить, вытравить из них всё человеческое. Но и в этих условиях политзеки проявляли благородство, сохраняли дружбу. В колымском лагере было много интеллигенции, там сложился круг духовно близких людей, своего рода колымское братство. Эти человеческие связи многие гулаговцы пронесли через годы.
Эпистолярный роман с политзеком
В 1948-м, когда у Залмана Шифрина закончился основной срок, он написал брату, школьному учителю в Орше. Тот дал почитать письмо коллеге - еврейской девушке Раисе. И хотя Раечка никогда не видела в лицо колымского адресата, но послала ему дружеское письмо. Завязалась переписка. Через два года Раиса Ильинична, тогда уже 35-летняя "старая дева", собрала чемодан и отправилась к суженому в Заполярье.
- Сейчас в брачных объявлениях много писем из зоны. Хорошо, если бы одно закончилось таким романом! - посмеивается Ефим. - А вы представляете себе это путешествие? Сейчас садишься на самолёт в Москве, прибываешь в Магадан. Там садишься на другой самолёт и прилетаешь в Сусуман. И всё в тот же день. А тогда? Надо было ехать поездом из Москвы до Владивостока, потом ждать, будет ли пароход. Потом плыть до Магадана, а оттуда по колымской трассе трястись в грузовике до спецпоселения.
Я потом часто маму спрашивал: как это она решилась? Ну понятно, что с женихами плохо было после войны. Но думаю, она бы нашла мужчину. Но чем-то отец зацепил её в письмах. Рисоваться, интересничать, кокетничать он не умел, это я точно знаю. Писал правдиво, но цветисто.
- Они ведь родом из соседних местечек. У них было очень много общего, - вступает Самуэль. - Тот же идиш, тот же образ мыслей. Как теперь говорят - одна ментальность.
- И вот мама приехала, а её не пустили, - продолжает Ефим. - Начали запугивать: "А вы хорошо подумали, что вас ждет враг народа? Если вы свяжете с ним свою судьбу, то тоже получите статус "врагини". И дети ваши будут врагами народа. Вы готовы их обречь на такую участь?" Но мама не дрогнула и решения не переменила.
В маленьком посёлке Адыглахе молодожёны устроились в бараке, в пятиметровой комнатке, куда удалось втиснуть кровать и два стула. Через год у них родился первенец - Элик. Через пять лет, в 1956-м, - Фима.
Про войну и Холокост политзеки ничего не знали
Во время войны почти вся родня этой семьи погибла. Кто на фронте, кто в гетто и концлагерях. Древний белорусский городок Дрибин Могилёвской губернии, где родился Залман, и местечко Ляды Витебской области (родина Раисы Ильиничны) были сожжены немцами дотла. В Лядах евреев закопали живыми, там ещё двое суток земля шевелилась. Раису Ильиничну спасла от Холокоста эвакуация. А из рода Шифриных в живых остались только Залман и го сестра Сарра, которых перед войной отправили в ГУЛАГ.
- Отец о войне узнал с большим опозданием - от заключённых же всё скрывали! - рассказывает Ефим. - За свой интерес к войне он один раз поплатился. В лагерной библиотеке он спёр карты, чтобы в бараке сообразить, как развиваются боевые действия. Вечерний обыск. Карты нашли. Припаяли подготовку к побегу! - рассказывает Ефим. - Наши с Элькой сверстники гордились своими отцами и дедами-фронтовиками. А чем мы могли гордиться? Тем, что наш отец на лучшей своей фотокарточке стоит в робе зека? Слава богу, не уголовник, но брешь в нашей биографии была большая. Никаких льгот реабилитированным не дали. Спасибо, что разрешили свободно перемещаться по стране. Но куда ехать? В Оршу? С ней у отца были связаны страшные воспоминания.
Ужасы маленького городка
- Тургенев сказал про "Записки из мёртвого дома" Достоевского, что картина бани там просто Дантова. То есть сущий ад. Так вот по сравнению с тем, с чем столкнулся отец в августе 1938 года в оршанской тюрьме, эта баня - санаторий имени Фабрициуса, - говорит Ефим. - В оршанской тюрьме шли непрерывные ночные пытки с допросами. Город каждую ночь замирал от стонов.
- Мы, дети, ходили к этому дому в центре города слушать, как пытают "врагов народа", - дополняет земляк Залмана Леонид Коваль. - Как они страшно кричали!.. И это - мужики! Это были самые простые люди. Наутро их женам и матерям выдавали окровавленную одежду и забирали чистую. А завтра всё повторялось!
- Я знаю в истории только двух диктаторов - Сталина и Пол Пота, которые занимались целенаправленным геноцидом собственного народа. Поэтому обязательно нужен суд над Сталиным и компартией! - считает Ефим Шифрин.
Но это - отдельная тема. Вернёмся к истории семьи.
Раиса Ильинична начала списываться с уцелевшими родственниками и нашла свою тётю в Риге.
Рига - город-сон
Старая Рига. Малая гильдия
Фото: SvetRim
- Тётя расписала ей Ригу как совершеннейший Баден-Баден. В 1963 году был сделан пробный экскурс. Мы с Элькой попали в дом номер 4 на улице Кирова, где тётка жила в коммуналке. У нее были две отдельные комнаты! Трюмо! Ванна с горячей водой!
Это был шок. Весь наш колымский посёлок ходил по субботам мыться в баню. Мы с Элькой могли бы написать антологию русских лагерных татуировок. Я знал, что у кого на попе, что у кого на груди. Чаще всего два профиля - Ленин и Сталин.
Но я видел такие скабрезные надписи на бедрах, на предплечьях! Ягодицы - это был просто Версаль. На одной мог быть изображен истопник, на другой - топка. Когда человек ходил, складывалась такая мультипликация. Наколка - это же язык узнавания в лагере. Семиотика.
А в Риге всё было просто невозможно! Нас отвели в Молочный ресторан. Мы и понятия не имели, что из молока, которое нам наливали в бидончики по талонам, можно сделать столько блюд! Мы обалдели от творога в разноцветных пачках, от кефира в бутылках с крышечками из зелёной фольги. А в гастрономе на Смилшу на крючках висело мясо - впору было потерять сознание!
Парк Кронвалда. Бывший Молочный ресторан,
ныне - Управление Рижского Свободного порта
Фото: SvetRim
- И ещё нас поразила соседка тёти - Мирдза Яновна, которая говорила на каком-то языке, как гувернантка из западного фильма. А потом нас отвели в Оперу на "Кармен", где тётенька пела неземным голосом.
Всё, вопросов больше не было! Все колымские трудовые накопления - 1600 рублей - пошли на покупку половины дома в Юрмале на Конкордияс, который по иронии судьбы оказался летней дачей академика Зутиса. По его учебникам я потом учил историю Латвии на филфаке в ЛГУ.
Латвия - крутая заграница
- В Юрмале меня тут же отдали в музыкальную школу, но я бросил её - из-за языка. Я слышал одно свистящее "с". Стресс был огромный. Теперь-то мне смешно - латышский я схватил в считанные годы, - с улыбкой рассказывает Ефим. - Я с удовольствием читаю латышские газеты, перевожу моим друзьям-актёрам латышские фильмы.
Майори. Сад Горна
Фото: SvetRim
- Но вообще в Латвии мне всё очень нравилось, тут всё было очень загранично, всё дышало большой свободой.
На Колыме у школьников была военизированная форма - гимнастёрка, подшитый воротничок, ремень и фуражка с клеёнчатым околышем. В ней я и пришел в юрмальскую школу. А здесь все ребята ходили в синеньких костюмчиках! Один раз зимой я надел оленьи унты. На Севере это считалось шиком. А здесь все ржали надо мной. Нас в Заполярье вообще кутали как колобков, там - минус 60. А здесь при минус 25 отменяли занятия в школе. Зато ребята всю зиму пижонили - ходили без шапок.
Папа устроился главным бухгалтером на чулочную фабрику "Аврора" и проработал несколько лет до пенсии. А у мамы уже подошёл пенсионный возраст: колымчане выходили на пенсию на пять лет раньше. Женщины в 50, мужчины в 55.
По сценарию свыше
Фото: Владимир Старков
- Что удивительно: узники лагерей и гетто, если уж они выжили, живут долго. Вот папина сестра-близняшка, которая 20 лет провела в Карлаге, умерла два года назад в 96 лет, в здравом уме и ясной памяти. И папа, если бы не сердце, тоже бы пожил ещё. Он был очень энергичным!
- В чём причина этого феномена? - объясняет Самуэль. - Во-первых, огромная сила воли, которая закалилась за годы лишений. Во-вторых, эти люди ни на кого не держат зла. Они давно простили тех, кто их оговорил. Они понимают, что, когда человека избивают до полусмерти, он уже не помнит, что говорит и подписывает.
- А я думаю, тут ещё один момент, - задумчиво произносит Ефим. - В обычной жизни трагедии одной неразделённой любви хватит на целый роман. А если таких трагедий по плотности случилось на 50-томную эпопею? Это выработало очень спокойное отношение к жизни.
Тётя Сарра из Риги репатриировалась в Израиль в самый голодный 93-й год, когда в магазинах исчезло всё. Её знакомство со страной начали с супермаркета - нарочно, чтобы поразить её воображение. Тётя без тени волнения на лице прошла бесконечные ряды с продуктами, рыбой во льду, авокадо - молча, ничему не удивившись, и только у кассы невозмутимо сказала своим провожатым: "А бурачка здесь всё-таки нет!"
Все эти реформы в новейшее время - инфляцию, дефолт, дороговизну бывшие гулаговцы встретили с философским спокойствием. Это мы суетились, потому что всё внове: а что теперь с деньгами, а вот банк упал, а куда положить… А их уже ничем нельзя удивить. Они-то знают: всё, что происходит, - происходит по какому-то сценарию свыше.
Наталья СЕВИДОВА
Фото: SvetRim