Аэропорт
Наш рейс был на следующий день рано утром, и мы решили ради разнообразия пере-ночевать не в палатке, а в аэропорту. В маршрутке, против моего ожидания, ехали люди не обремененные багажом, и явно не собиравшиеся никуда лететь. Я периодически сверялся с картой, дергал водителя и беспокойно озирался по сторонам. Вскоре мы высадились на каком-то полустанке. В отдалении одиноко серел колонами павильон в лучших традициях выставки достижений народного хозяйства. Слева в торец жилого дома основательно врезалась металлическая дверь с надписью “Авиакомпания Даурия”. Ага, та самая обанкротившаяся авиакомпания, имевшая рейсы до Чары. Ведь вместо Сохондинского заповедника я сначала планировал отправиться на север в очень интересную климатическую зону - Чарские пески. Когда-то туда летали небольшие самолеты из Читы. Но авиакомпания обанкротилась и сообщение прекратилось. Однако дверь осталась. Мы направились к павильону, на портике которого кроме колосьев была еще и надпись “Аэропорт”. Павильон, однако, был закрыт. Нас это не обескуражило, поскольку справа вытянулся бетонный саркофаг с аналогичной надписью и, о чудо, незапертой дверью!
Внутри было темно и тихо. Смутно угадывались очертания касс, бара и туалета в конце зала. Огромное табло на стене зияло черными дырами неведомых рейсов. Мы разделились. Ромыч отправился исследовать второй этаж, а я занялся первым. Вдруг оглушительно зашелестела вода и из двери с надписью “М” появился персонаж с таинственной улыбкой на устах. Прошел мимо, всем своим видом показывая, что нас он не заметил, и направился к выходу, позвякивая ключами. Мне стало не по себе. Когда он начал закрывать дверь, терпение мое лопнуло и я закричал: “А что, аэропорт не работает?” Он, блаженно улыбаясь, ответил: “Нет”. Мы выкатились на улицу и уткнулись в бумажку на двери с надписью “Часы работы”. Ну конечно - с 21:00 до 8:00 - тихий час. Что ж, не беда. Места вокруг вдоволь. Палатка все еще с нами. Только вот неплохо было бы поужинать. А поскольку прощальный банкет в ресторане аэропорта отменился, мы занялись поиском продуктового магазина в его окрестностях. Местные пацаны со скромной бутылкой пива пристают с извечными вопро-сами откуда-куда и удивляются меж собой: “Вот люди ездят!” Из-за деревьев периодически выплывают стайки похрюкивающих девиц старшего школьного возраста. В воздухе все настойчивее материализуются комары, мешая нам есть только что добытую колбасу. Порой нам даже мерещатся синие огоньки ментовских машин. Но вскоре все поглощает тьма и мы уверенно направляемся в сторону взлетного поля ставить палатку.
Миновав заросли кустарника и несколько канав, мы, уже в полной темноте, выбра-лись на кочковатое поле и занялись водружением палатки. Количество насекомых в воздухе возрастало в геометрической прогрессии. Здесь рассыпалась в прах наша теория о том, что мазь против комаров начинает действовать примерно через час после нанесения на кожу. Все три недели нашего сибирского путешествия каждый вечер мы тщательно смазывали лицо, руки и шею пахучей жижей, потом терпеливо отмахивались от наседающей мошкары и, примерно через час, комары исчезали. Только здесь мы поняли, что они исчезали не от мази, а от ночного холода. Поскольку ночь выдалась теплая, гнус не прекращал свои атаки, а в довершение всего у нас сломалась дуга, поддерживающая палатку. Ночь мы провели, слушая завывание ветра и хлопанье полотна нашего полуразвалившегося жилища, вознамерив-шегося улететь в Москву раньше нас.
Утром аэропорт стал нехотя оживать: к зданию подъезжали машины, появились за-спанные люди в форменной одежде, внутри зажглось табло с расписанием, открылось кафе с чаем по цене коньяка, и даже в мужской туалет заглянула миловидная уборщица с вопросом: “Есть кто?”
Мы прошли регистрацию, погрузились в полупустой самолет и взмыли в высь над Забайкальем. За шесть тысяч километров от дома, за миллионы жизней и судеб, за века трак-тов и лыжных троп, мимо покосившихся срубов и мигающих запредельными узорами окон, от гористых степей черного барона и заброшенных хамниганских поселков, от наливного Будды и потрескавшегося Христа, через остроги ссылок и кандалы пересылок, бездонные кристальные глубины и бурлящие потоки, над шелестом ленточек, унизывающих серые ветви и воем волков в одинокой ночи.
…………………………
В Москве я заболел: несильно, небольшая простуда. Першило в горле. Наверное, акклиматизация.
Начало
Внутри было темно и тихо. Смутно угадывались очертания касс, бара и туалета в конце зала. Огромное табло на стене зияло черными дырами неведомых рейсов. Мы разделились. Ромыч отправился исследовать второй этаж, а я занялся первым. Вдруг оглушительно зашелестела вода и из двери с надписью “М” появился персонаж с таинственной улыбкой на устах. Прошел мимо, всем своим видом показывая, что нас он не заметил, и направился к выходу, позвякивая ключами. Мне стало не по себе. Когда он начал закрывать дверь, терпение мое лопнуло и я закричал: “А что, аэропорт не работает?” Он, блаженно улыбаясь, ответил: “Нет”. Мы выкатились на улицу и уткнулись в бумажку на двери с надписью “Часы работы”. Ну конечно - с 21:00 до 8:00 - тихий час. Что ж, не беда. Места вокруг вдоволь. Палатка все еще с нами. Только вот неплохо было бы поужинать. А поскольку прощальный банкет в ресторане аэропорта отменился, мы занялись поиском продуктового магазина в его окрестностях. Местные пацаны со скромной бутылкой пива пристают с извечными вопро-сами откуда-куда и удивляются меж собой: “Вот люди ездят!” Из-за деревьев периодически выплывают стайки похрюкивающих девиц старшего школьного возраста. В воздухе все настойчивее материализуются комары, мешая нам есть только что добытую колбасу. Порой нам даже мерещатся синие огоньки ментовских машин. Но вскоре все поглощает тьма и мы уверенно направляемся в сторону взлетного поля ставить палатку.
Миновав заросли кустарника и несколько канав, мы, уже в полной темноте, выбра-лись на кочковатое поле и занялись водружением палатки. Количество насекомых в воздухе возрастало в геометрической прогрессии. Здесь рассыпалась в прах наша теория о том, что мазь против комаров начинает действовать примерно через час после нанесения на кожу. Все три недели нашего сибирского путешествия каждый вечер мы тщательно смазывали лицо, руки и шею пахучей жижей, потом терпеливо отмахивались от наседающей мошкары и, примерно через час, комары исчезали. Только здесь мы поняли, что они исчезали не от мази, а от ночного холода. Поскольку ночь выдалась теплая, гнус не прекращал свои атаки, а в довершение всего у нас сломалась дуга, поддерживающая палатку. Ночь мы провели, слушая завывание ветра и хлопанье полотна нашего полуразвалившегося жилища, вознамерив-шегося улететь в Москву раньше нас.
Утром аэропорт стал нехотя оживать: к зданию подъезжали машины, появились за-спанные люди в форменной одежде, внутри зажглось табло с расписанием, открылось кафе с чаем по цене коньяка, и даже в мужской туалет заглянула миловидная уборщица с вопросом: “Есть кто?”
Мы прошли регистрацию, погрузились в полупустой самолет и взмыли в высь над Забайкальем. За шесть тысяч километров от дома, за миллионы жизней и судеб, за века трак-тов и лыжных троп, мимо покосившихся срубов и мигающих запредельными узорами окон, от гористых степей черного барона и заброшенных хамниганских поселков, от наливного Будды и потрескавшегося Христа, через остроги ссылок и кандалы пересылок, бездонные кристальные глубины и бурлящие потоки, над шелестом ленточек, унизывающих серые ветви и воем волков в одинокой ночи.
…………………………
В Москве я заболел: несильно, небольшая простуда. Першило в горле. Наверное, акклиматизация.
Начало