От АГНЦА до ЯГНЕЦА - 3.
Оригинал взят у varandej в Ягноб, или Последняя Согдиана. Часть 2: потайная долина
В прошлой части по горной дороге, напоминающей боливийскую "дорогу смерти", мы достигли Ягнобской долины, где живут последние согдианцы. В кишлаке Науметкан дорога заканчивается - дальше пойдём пешком по земле, где нет проводов, дорог и заборов, по может быть самым красивым местам, которые я видел в жизни.
О том, кто такие ягноби, люди самого глухого места бывшей Согдианы, за 1300 лет не забывшие согдийского языка, я рассказывал в прошлой части. Равно как и о том, почему из 46 кишлаков в долине осталось 14, да и те если не заброшенные, то крошечные, а 9/10 ягноби ныне живёт на равнине. Ещё подробнее о них рассказано в "Вокруг Света" за 2011 год. А кишлаки, тут и там висящие на склонах, я показывал в прошлой части.
2.
Но думается, в 1970-е годы горцев спустили на равнину не только ради хлопковых отчётов - скорее, это было что-то вроде "закрытия неперспективных деревень" Русского Севера - советская власть сочла, что выгоднее переселить народ вниз, чем оснащать труднодоступную и в общем-то бесполезную в народном хозяйстве длину электричеством, дорогой, аэропортом, школой, больницей... Всего этого, кроме школы и половины дороги, здесь так и не появилось до сих пор, но на многих ручьях можно видеть такие вот самодельные генераторы, даже не мини-, а микро-ГЭС:
3.
А на иных домах - солнечные батареи. В той же статье из "Вокруг Света" складывается впечатление, будто ягноби живут в крайней нищете. Но соседи-таджики из Айни и кишлаков вдоль трассы к ягнобцам относятся примерно как жители северных городов - к ненцам: народ де они неграмотный, в школу ходят до 4 класса, многие не то что русским, а даже таджикским не владеют, но при этом они богаты - на здешних сочных пастбищах у ягнобцев немерено скота, и несколько раз в год они, как оленеводы в город, приезжают в посёлки, продают этот скот и уходят восвояси, скупив в Айни пол-базара. Ну а китайские солнечные батареи вообще многое изменили в жизни долины, и например сейчас тут есть даже сотовая связь от автономных точек:
4.
А впереди - Науметкан, последний кишлак в тупике дороги. Пока ехали, встретили трёх людей - старика из прошлой части, местного председателя с фамилией Калантаров, фотографироваться не захотевшего, и парня с заглавного кадра, словно вышедшего из пенджикентских фресок (более крупная фотография есть здесь) - чтобы показать всех без исключения обитателей этой долины, включая грудных детей, хватило бы десяти постов с индивидуальными портретами, и двух - с семейными портретами, и фотографий людей у меня будет мало просто потому, что здесь мало самих людей. Дом с зелёной крышей - это школа, та самая четырёхклассная, и преподают в ней, говорят, на таджикском - согдийскому ягнобцев научат родители:
5.
Школа - по совместительству автовокзал, почтамт, парковка и мехбаза, все несколько машин ягноби, кроме тех, что принадлежат жителям кишлаков ниже по долине, так же стоят здесь. Сюда же приходит народ встречать оказии, да и просто встретиться и обменяться новостями. Школа Науметкана - просто единственное общественное заведение в долине:
6.
Науметкан - не самый большой ягнобский кишлак, собственно кроме школы тут как будто ничего и нет. Но здесь находится самый натуральный "куст деревень" - на том берегу Ягноба почти вплотную стоят ещё Каши, Петиф и Тагининор, и суммарно в четырёх кишлаках живёт едва ли не треть населения долины. И несмотря на малочисленность, ягноби не выглядят умирающим народом - детей мы тут видели гораздо больше, чем стариков. Напротив Тагининора - Петиф, и на его камнях вроде бы есть рисунки и древние надписи:
7.
Но дороги дальше действительно нет - только пешком или на ишаке:
7а.
Я хотел дойти до Хатти-Мулло - главной ягнобской святыни у кишлака Сокан на ягнобском притоке Тагабикуль, и Виталий по электронной карте намерил дотуда 8 километров. И вот, за неимением ишака, мы отправились в пеший путь. Но выше Науметкана можно пройти либо через гору (чего мне очень не хотелось), либо вброд по плоским камушкам в ледяной воде. Виталий оказался сильным походником, и пересёк брод не сбавляя шагу, я же во-первых разулся, а во-вторых шёл эти 15 метров с криками и руганью - вода в горной речке оказалась просто невыносимо холодной:
8.
Чуть ниже ветхого пешеходного моста строится автомобильный мост. Он расположен ещё до брода, и так как местные отправили нас через брод - я счёл, что мостов переходить в принципе и не надо:
9.
Говорят, в Ягнобской долине не редкость окаменевшие деревья, попадающиеся кусками до 4 метров длиной, но я таких то ли не видел, то ли не приметил. Вместо окаменевшей древесины мне попалась каменная бумага, торчавшая из склонов крупными пачками. А резиновый ботинок - не для тех ли, кто собрался вброд?
10.
А за бродом - земля без признаков современности... но не без признаков людей! Натоптанные тропы, грядки в низинах, может быть вспаханные деревянной сохой, да пастбища с обилием скотины - и дорогу нам, за неимением белого кролика, показывал белый осёл. Места здесь обжитые - но такие, какими их увидели первые исследовалители Туркестана. Хотя всё же, приглядевшись, и тут можно заметить провод - видимо от самодельной микро-ГЭС:
11.
Мы приехали в Науметкан в середине дня, и в общем-то вполне могли успеть вернуться туда в сумерках, и стало быть уехать ночевать в Маргеб. Шофёр Мирзо был, конечно же, за такой вариант, да и Виталия не очень-то прельщала идея ночевать в здешней глуши, но я чувствовал, что во-первых категорически не хочу ехать назад по тем сыпучим карнизам над пропастью в потёмках, а во-вторых что приехать в такие места на несколько часов - просто кощунство! И я до сих пор не могу понять, действительно ли я так и не сообразил, что нужно было идти через мост, или же допустил эту ошибку намеренно, чтобы точно не успеть вернуться дотемна? Тропа по выбранному нами берегу упиралась в отвесную скалу, в створку ворот сверхчеловеческой крепости:
12.
Идти назад не хотелось, да и Виталию не составляло труда одолеть подъём, поэтому мы решили пересекать гору напролом - по козьим тропам посреди колючек и мелких сыпучих камней. И если Виталий опять же мог пройти его не сбавляя шагу, то я уже к середине пути начал проклинать свою ошибку, и раз в пять минут кричать, чтобы он подождал или дал мне руку. Я всё-таки путешественник слишком городской, мне очень тяжело даются подъёмы, и вдобавок кроет панический страх, когда склон под ногами сыпучий... В общем, к середине подъёма я понял, что мне не до фото, и сделав последний кадр в сторону Науметкана, отдал фотоаппарат Виталию, сам же лез еле-еле, наловив в руки колючек и ободрав кожу о камни, и просил привала каждые несколько шагов - не столько от усталости, сколько от страха и необходимости периодически брать себя в руки.
13.
Но тяжёлый подъём с лихвой окупился видами, открывшимися нам за горой, когда под ногами вместо сыпучего камня вновь оказалась трава. Может быть, это самый красивый пейзаж, когда-либо бывший перед моими глазами. Скалы за рекой имеют тюркское название Калейкала, и оно им явно подходит, так как "кала" - это "крепость". А за ними гора высотой 4340 метров - но пейзаж столь гармоничен, будто до неё рукой подать:
14.
Внизу видно устье речки Тагабикуль. Ягноб здесь - как проспект, его притоки - словно переулки. Вдали виднеется Пскан - крупнейший кишлак долины, в котором живёт целых 8 семей. Но даже он - песчинка на фоне гор, и даже издали видно, что большинство домов в нём заброшены:
15.
Выше ягнобских кишлаков стоят Дехиколон и Кирионте, где несмотря на явно не таджикское название, говорят опять на таджикском. Кирионте хорошо знаком советским альпинистам, отправлявшимся дальше в безлюдные горы, к ледниковым истокам Ягноба на водоразделе Сыра и Аму, где Алайский хребет раздваивается на Гиссарский и Зерафшанский хребты. В самом Кирионте есть камень с как будто бы следом от пальца - одна из местных святынь. Но как мне сказали по секрету старые альпинисты в душанбинском хостеле, искать ночлега в Кирионте не стоит - по крайней мере в советское время он "славился" сифилисом. С медициной в этой долине туго, тем более в дальних кишлаках, откуда срочного больного смог бы забрать разве что вертолёт. Говорят, у ягноби очень высокая младенческая смертность, масштабы которой впрочем сложно измерить - свидетельства о рождении здесь получают не когда ребёнок родился, а когда ему по какой-то причине впервые приходится выехать из долины:
16.
Мы же с "проспекта" Ягноба сворачиваем в "переулок" Тагабикуль. Виталий под гору прибавил ходу и обогнал меня на пару сотен метров. Моё же продвижения замедлила выползшая на тропинку змея, которую я предпочёл спугнуть, кидая в неё камни - "в лицо" я змей не знаю, и проверять, ядовитая она или нет, мне как-то совсем не хотелось (на самом деле это был всё же безвредный узорчатый полоз):
16а.
А навстречу вдруг показалась процессия из двух всадников на ишаках и пешего деда, и одним из главных впечатлений Ягноба стали их лица совсем не из нашей эпохи. Такие можно увидеть разве что в фэнтези-фильмах, герои которых вдруг повстречали вольных людей за краем своей мрачной Ойкумены. И если старик на заднем плане пол-жизни провёл в хлопковых полях, то ребята на ослике выросли в этой долине:
17.
Вот и Тагабикуль:
18.
Здесь тропа была лишь на одном берегу, но зато ветвилась, и я предпочёл идти по той, которая ниже. Над дорогой висели кишлаки, а закат как бы намекал, что в один из них нам придётся стучаться на ночь:
19.
Выше по склону паслась корова, а на речном островке был привязан здоровенный рогатый бык, и от жажды по корове он не ревел, а натурально рычал словно тигр. Рычащего быка мне видеть прежде не доводилось, и находиться между ним и коровой было мягко говоря не комфортно.
20.
Домик с характерной для этой долины каменной кладкой - ни что иное, как водяная мельница. Но такие в принципе не редкость в горных кишлаках Таджикистана, и в куда более доступных по земле местах типа Ширкента я видел их работающими, в Ягнобе же все попадавшиеся нам мельницы стояли заброшенными:
21.
Между тем, по карте Виталия выходило, что вон те домики над нами - это и есть Хатти-Мулло, главная ягнобская святыня. "Взять ниже" было моей ошибкой - из сырой и под вечер промзглой приречной низины пришлось подниматься практически поперёк склона, и я периодически ложился отдохнуть в высокой и сочной траве - сам не знаю, почему, но идти мне было даже тяжелее обычного, хотя для горной болезни здесь явно ещё не та высота. Но сами здешние травы после прочей, сухой и пыльной Средней Азии впечатляют - потому наверное и заброшены мельницы да забыты ремёсла, что ягноби легче торговать отъевшимся скотом, которого эта долина могла бы вместить в разы больше.
22.
Хатти-Мулло - это на ягнобский манер Хаджи-Мулла, то есть попросту Святой Отец (перевод не дословный, но подходящий по смыслу). По местному преданию здесь покоится миссионер, принесший ислам в эту долину, но как часто бывает в Средней Азии, скорее всего сама эта святыня куда древнее, просто с приходом новой религии ей поменяли легенду. В сомнительных источниках пишут, у что ягноби осталось множество языческих и зороастрийских пережитков, здесь чтут огонь и не к добру задувать его ртом, на праздниках прыгают через костёр да обводят вокруг пламени жениха и невесту...
23.
...а у святынь по крайней мере раньше оставляли подношения в виде глиняных фигурок животных, и верили, что по ночам эти фигурки оживают и идут на реку бороться, и те, что утром будут расколотыми - проиграли, то есть не были приняты богами. Понятия не имею, насколько это всё достоверно и живо ли в наше время - ягноби за делами культовыми мне видеть не случалось, равно как не встречал и научной литературы по этому вопросу (хотя таковая безусловно есть). И лишь рычащий бык в низине может и не корову вожделел, а звал на бой чужого глиняного зверя? Как бы то ни было, у странной башенки в нижней части Хатти-Мулло обнаружилось маленькое оконце из рассохшихся непостижимо старых дощечек, а перед оконцем лежали такие вот плоские камушки, может быть действительно оставленные в качестве подношений?
23а.
В верхней постройке Хатти-Мулло обнаружились лишь пустые комнаты за маленькими дверцами, куда можно пройти лишь сгруппировавшись - скорее всего одна служит мечетью, другая трапезной. Самая маленькая дверца во вспышке фотоаппарата оказалась ещё и резной, и подобной резьбы я не видел больше нигде в Средней Азии:
24а.
Другая дверь вела в маленькое помещение, подпёртое толстым резным столбом, отполоированным людскими прикосновениями до блеска. Я обходил вокруг него круги, а лишь на утро в Науметкане мне было рассказано, что столб этот нужно обнимать, и у плохого человека на той его стороне не сойдутся пальцы:
24.
Но по-настоящему этим столбом, который наука датирует 10-11 векам, я впечатлился уже в Москве: примерно тогда же, когда я лазил по глухим углам Таджикистан, мой друг лазил по глухим углам Индии, и добрался до народа киннаури в гималайских предгорьях. Киннаури - потомки горных индоевропейцев, перешедшие на язык, близкий тибетскому, но сохранившую пережитки древней религии, более всего похожей на культы гиндукушских калашей и дардов, которых вместе с говорящими на изолированном языке бурушаски мусульманами считаются остатками тех народов и цивилизаций, что жили здесь до прихода индоевропейцев (см. Саразм). Так вот, в киннаурских храмах мой друг видел такие же точно колонны, то есть это атрибут даже не зороастризма, а совсем уж древних и почти забытых религий. Из какой тьмы веков торчит этот столб на Ягнобе?!
24б. фото Андрея Манчева.
Между тем, пока мы общались со столбом, вместо тьмы веков наползла обыкновенная ночь, и мы оба поняли, что пытаться своим ходом вернуться в Науметкан не стоит. Ближайший к Хатти-Мулло кишлак Сокан оказался заброшен, и мы направились в Гармен, который видели над головой из тагабикульских оврагов:
25.
Но вниз даже в потёмках идти было на порядок легче, чем в гору, и даже в темноте я прекрасно видел светлую на тёмной траве тропу. Гармен оказался тремя домами, стоящими по склону один над другим, и в окнах их горел свет, а при нашем приближении залаяли незлобные собаки. Но из первого дома, к которому мы спустились, никто не вышел. Мы поныкались туда-сюда, я пару раз крикнул "Здравствуйте!" ил "Hello!", и наконец откуда-то сверху показался ребёнок. Виталий сумел объяснить ему, чтобы позвал взрослых, и вскоре из темноты появился добродушный длинный сельский парень, похожий на только что выкопанную из земли жердь. Он ни слова не знал по-русски, но сразу понял, что делать, и через пять минут мы сидели в тёплом и ярком освещённом гостевом домике за чаем, лепёшками и каймаком. Мне было холодно и тяжело, а Виталий наотрез отказывался верить, что на высоте двух с половиной километров бывает горная болезнь:
26. фото Виталия Громова.
А яркий свет не случаен - лампочка здесь работает от солнечной батареи, и в ней в принципе не предусмотрен выключатель, она сама по себе гаснет за ночь. Это было очень странно - в том краю, куда не дотянули проводов, засыпать при ярком свете. Виталий ещё раз заглянул в планшет, и заметил, что по прямой отсюда до Душанбе - всего 70 километров. Но фарсангов, подумал я - на все 700.
В доме - сюзане и ковры, частью наверное местные, но верхнее скорее зерафшанское - такие же я видел в Панджруде:
27.
А когда рано утром я вышел из дома - мне открылся вот такой вид. Величественные горы, пьяняще сладкий воздух, шум реки с едва заметным эхом - а люди здесь просто живут, и судя по новенькому дому, сложенному из того же плитняка, живут не так уж бедно. В Гармене три семьи, но два других дома я застал пустыми, а именно из того дома, в который мы зашли, уехали в Науметкан те люди на осликах и сообщили Мирзо, что до вечера мы не придём:
28.
Каменные дома ягнобцев, не изменившиеся внешне со времён Согдианы. И страшно подумать, что такие же точно кучи сена на крышах горели от факела, брошенного монголом, арабом или греком-македонцем:
29.
Парень, что нас приютил, топит очаг. С лица я его так и не сфотографировал, но просидел он с нами почти весь вечер и пол-утра, и я раньше не знал, что так много можно объяснить друг другу одними лишь жестами. Единственное понятное ему слово, которое я говорил - "рахмат!" ("спасибо!").
30.
Часть домов обмазаны глиной, включая и гостевой. У стены - мешавшая мне заснуть солнечная батарея, а в оконце вышитое сюзане. Говорят, народные промыслы в Ягнобской долине умерли, и новых сюзане здесь давно уже не шьют. Так же точно в своё время умерло народное искусство сибирских аборигенов, понявших, что проще купить всё, что им нужно, у русских за меха.
31.
И лишь стройматериалы возить по долине невыгодно, поэтому дома ягноби такие же, как тысячи лет назад, и пожитки здесь не кладут на полку, а вешают в мешочки у потолка:
32.
Кругом сушится кизяк - основное топливо с тех давних пор, когда вырубленные арчовые леса сменились пастбищами:
33.
А рядом сушится курут, не в меру солёные шарики хрустящего твёрдого сыра, походная еда чабанов, здесь крупные, как куриные яйца:
34.
И выйдя усталым из темноты, найти кров у людей, с которыми не знаешь ни единого взаимно понятного слова - раньше я знал о таком лишь из книг...
35.
Считается, что ягноби лучше сохранили и согдийскую внешность, и среди них немало людей белых и голубоглазых. Мне такие не встречались ни разу, напротив - ягноби запомнились мне смуглее и чернее жителей равнины, и вместе с тем в их облике чудилось что-то ни то арабское, ни то античное. Из той же статьи "Вокруг Света" можно понять, что многие брали себе жён с равнины - как и всякому малому народу, ягноби нужен приток свежей крови.
36.
Пора в обратный путь. Ягнобская долина при всей средневековости селений и лиц поражает своей ухоженностью. Через ручьи положены гати, и валунные опоры мостов через речки строили явно не при Советах. Не представляю, что здесь могут воровать или драться. Говорят, народный суд здесь может просто изгнать преступника во внешний мир. Сюда вернулись те, кто искренне любили эту благодатную долину, и живут теперь в гармонии с ней.
37.
А по земле, как и по человеку, всегда видно, когда её любят, учитывая что эта любовь не бывает безответной:
38.
Теперь мы не стали повторять ошибки и вышли к воротам понизу:
39.
В воротах - ещё одна мельница, и тоже заброшенная:
40.
А может просто ещё или уже не сезон?
41.
Птичка на камнях - это водяная горихвостка, мечта любого среднеазиатского орнитолога, так как живёт она лишь в глухих углах Памиро-Алая:
41а.
Водопадик сквозь дорогу. Вода здешних родников, как ни странно, невкусная:
42.
Но поражает то, что эта тропка, где и двум пешеходам-то не везде разойтись - ЕДИНСТВЕННЫЙ путь во внешний мир для нескольких сотен человек:
43.
А надпись "Марко Поло" говорит во-первых о том, что туристы здесь всё же иногда бывают, а во-вторых - о том, кем они здесь себя чувствуют.
44.
Скалы у ворот похожи на башни. Я вижу здесь сюжеты караванов и паломников с картин Рериха:
45.
Небо между скал становится узкой щелью:
45а.
А тем временем нас нагонял ягнобец на личном транспорте:
46.
И поравнявшись с нами, радостно поздоровался да предложил подвезти. На ослике меня хватило буквально метров на 15, после чего я решил, что лучше идти пешком - на то, чтобы удерживать равновесие и не заваливаться на бок с его узкой спины, сил уходило гораздо больше, чем на ходьбу.
47. фото Виталия Громова.
Ворота замыкают два камня в реке:
48.
И после них мы попадаем ещё не в 21-й век, но время неуклонно начинает отматываться вперёд:
49.
Здесь строится дорога, хотя я не очень понимаю, как она пройдёт через ворота:
50.
Встреча эпох, неумолимый бульдозер прогресса:
51.
Холодное горное утро осталось позади, и идти было уже жарковато. Дорога спускается к мостам:
52.
Снова брод под скалой, а вот женщина предпочла пройти по тропе через гору:
53.
У школы нас встретил радостный Мирзо, к которому в машину пристроился ещё и Калантаров - председатель местного сельсовета, судя по фамилии не ягноби, а бухарский еврей или армянин, но абсолютно здесь сливающийся с фоном. И лишь здесь я услышал согдийскую речь - с нами ведь ягноби говорили по-русски или жестами, а между собой... нам они просто не встречались в том количестве, чтобы между ними завязался звучный разговор. Согдийский язык по звучанию оказался абсолютно не похож на таджикский - металлически-звонкий, несколько более европейский, очень красивый и отдающийся эхом веков.
54.
На обратном пути я почти не фотографировал, устало любуясь пейзажам из окна. Мирзо довёз нас в базарную Сарводу, где мы с Виталием решили разделиться - он хотел в Худжанд (куда мне предстояло вернуться лишь в октябре), а я собирался через Душанбе брать курс к Памиру. Но сначала съездили на озеро Искандеркуль, которым я в следующей части закончу рассказ о Согдийской области.
Часть 1
Часть 2