кондотьер
В тридцатые годы прошлого века в рижской русскоязычной газете «Сегодня» служили редакторами Борис Осипович Харитон и Михаил Семенович Мильруд. Оба когда-то учились в Киевском университете (правда, Мильруд его не окончил), оба до революции работали в крупных газетах, а затем кружными путями попали в Ригу. Через несколько месяцев после установления в Латвии советской власти, 17 октября 1940-го оба были арестованы за антисоветскую деятельность и впоследствии приговорены к восьми годам лагерей. Оба умерли в лагерях в 1942-м. Сын Харитона Юлий остался в России, стал знаменитым физиком, внес немалый вклад в советский атомный проект. Судьба выросшего в Риге сына Михаила Мильруда Алексея еще более захватывающа.
В 1920-м Мильруд-старший был вынужден бежать из Киева вместе с женой Анной Степановной и 4-летним Алексеем. При устроенной контрабандистами переправе через Днестр у их лодки провалилось дно - Мильруды добрались до берега, но натерпелись страха, а у маленького Алеши даже на некоторое время пропала речь (каково было удивление М.С.Мильруда, когда в начале 30-х он получил от одного из авторов газеты беллетристическое изложение этой истории - разумеется, с другими именами действующих лиц - в качестве материала для публикации. Оказалось, что история стала в Берлине городской легендой).
Алексей закончил в Риге немецкую гимназию, прекрасно говорил на русском и латышском, хорошо на немецком. Несмотря на робкие попытки отца увлечь его банковским делом, Мильруд-младший тоже занялся журналистикой, сотрудничал сначала в «Сегодня», затем в латышской «Яунакас зиняс», летом 1940-го преобразованной в «Падомью Латвия» («Советская Латвия»). О дальнейших событиях рассказывает написавший прекрасную (хотя, по понятным причинам, не вполне нейтральную) биографию Мильруда Л.Флейшман:
Остававшийся во время немецкой оккупации в Риге один с матерью Алексей Мильруд поначалу был вынужден скрываться. «Я не собирался и не хотел идти на газетную работу - это было бы самоубийством», - позднее вспоминал он. Ему, в частности, могли поставить в вину работу в газете Падомью Латвия. Друг его, инженер Олег Пастухов, устроил его на фиктивную службу на мелком химическом предприятии. Между тем военная администрация в Риге, оказавшаяся перед необходимостью развернуть пропагандистскую деятельность, обращенную как к отступавшей Красной Армии, так и к быстро росшему числу военнопленных, а также к многочисленному русскому населению на оккупированных территориях, - испытывала острую нужду в русских журналистах, так как многие квалифицированные газетные работники бесследно исчезли в ходе репрессий в течение советского года. Учреждение, обслуживавшее пропагандистскими материалами Северную войсковую группу германской армии - Propaganda Abteilung der Heеresgruppe Nord - поручило латышскому журналисту Алоизию Клишансу набрать работников для русской печати, в первую очередь переводчиков. Когда он обратился к Алексею Михайловичу, прекрасно владевшему тремя языками и досконально, во всех деталях знавшему газетную работу, - то он наотрез отказался, сославшись на службу, на которую его устроил Пастухов.
Однако спустя короткое время Алексей Мильруд получил повестку с извещением о мобилизации и отправке через две недели в Белоруссию. Все попытки уклониться с помощью знакомых, от этой мобилизации остались безрезультатными, и Алексею Михайловичу пришлось принять предложение Клишанса. В течение двух суток было оформлено освобождение его от несения службы в Белоруссии и прикрепление к газете Правда, издававшейся для переброски на территорию противника. Алексей Михайлович в ней исполнял обязанности технического редактора. Как только Мильруд обучил этой работе другого, он был определен переводчиком в журнал Новый Путь, где оставался вплоть до основания газеты За Родину (выпускавшейся в Риге для распространения на обширной территории от Псковской до Калининской области) и своего назначения в нее. В За Родину ему первоначально надо было единолично исполнять весь круг обязанностей по организации номера и подготовке верстки к отправке в типографию. Писать, по его воспоминаниям, не приходилось, да и не было надобности, так как номер, как правило, заполнялся статьями и заметками, поступавшими из Берлина, где отдел «Винета» Министерства пропаганды рассылал материалы по всем печатным изданиям на русском, украинском и др. языках, выходившим на занятых немцами территориях. Для оживления газетных столбцов подчас прибегали к материалам из старых комплектов Сегодня. За все время войны А. М. Мильруд в Риге написал, по его свидетельству, лишь две статьи - одну о Рильке и России для Нового Пути, и одну для За Родину к ее юбилею, - о том, как делают газету. Когда в За Родину появились новые сотрудники, Мильруд недолгое время был по совместительству и редактором Нового Пути, сменив ушедшего оттуда Анцанса (у них обоих был один псевдоним - Артамонов).
Здесь я позволю себе прервать уважаемого биографа, чтобы удивиться тому, зачем при режиме «менее одной статьи в год» нужен был псевдоним, да еще общий с кем-то. Прием ухода от ответственности за содержание коллаборационистских газет (или наоборот, выпячивания своей роли в коррекции содержания) является общим местом мемуаров их сотрудников. К примеру, вот что пишет о той же «За Родину» работавшая в ней Вера Пирожкова:
Газета влачила довольно жалкое существование, но в последнее время начала быстро исправляться. Редактором ее сделали москвича, Анатолия Григорьевича Стенроса, художника-иллюстратора по профессии, талантливого журналиста по призванию, который при советской власти, конечно же, не мог применить своего публицистического дарования.
Нам присылали время от времени статьи из Берлина. Кто их писал, мы не знали, но нам они не подходили. Мы писали и печатали антикоммунистические статьи, но ничего национал-социалистского, кроме официальных известий, которые мы были обязаны опубликовать в той форме, в какой они к нам поступали, мы не печатали. Антисемитских статей я тоже не брала... Сложнее было со статьями из Берлина. Мы были обязаны их печатать, а я складывала их аккуратно в стол и ни одной не напечатала. Даже те из них, которые не содержали элементов нацизма или антисемитизма, были нам чужды.
Сравним с утверждением Флейшмана «номер, как правило, заполнялся статьями и заметками, поступавшими из Берлина» и добавим для полноты картины третье описание (из интервью, взятого в рамках Гарвардского проекта):
Редактором «За Родину» в Риге был Стенрос... еврей, утверждавший, что он - швед. Он также писал мерзкие антисемитские статьи. Когда я упрекнул его за это, он сказал, что этого требует зондерфюрер Шмидт. Тогда я убедил цензоров, что такие антисемитские статьи с точки зрения немецкой пропаганды, как минимум, нежелательны. Но Стенрос продолжал их печатать. Я пригрозил его уволить, и тогда он дал мне понять, что он сам еврей.
Но вернемся к рассказу Флейшмана:
Довелось Мильруду работать и в газете Русский Вестник... Она предназначалась для русского населения Латгалии и лагерей военнопленных...
Редакции этих русских газет разместились в прежнем здании Сегодня на улице Дзирнаву, 57. Старый кабинет отца казался совсем не изменившимся, на полу на разных этажах еще лежали штабелями годовые комплекты Сегодня, в типографии и в редакции оставались сотрудники, знавшие Алексея Михайловича еще подростком... При том, что функции А.М. Мильруда сводились, в основном, к подготовке разосланных в централизованном порядке пропагандистских текстов, занимаемая им должность ставила его в крайне опасное положение: в газете, как он вспоминал, о его недостаточно «арийском» (по нацистским нормам) происхождении «все знали, но не говорили». Несмотря на невозможность выражения индивидуальных позиций в прессе в условиях военного времени, в 1943-44 г. стал остро проявляться конфликт между Мильрудом и его сослуживцем по редакции А.Стенросом - Мильруд последовательно выступал против пренебрежительных высказываний о России и русской культуре на страницах газеты. Примечательно, что его позиция получала поддержку со стороны балтийских немцев, курировавших издание. Хотя в редакции к Мильруду относились в целом хорошо, на него стали поступать доносы, появились тревожные приметы и сигналы. Предвидя скорое падение нацистского режима, он, вместе с одним из своих рижских знакомых... стал подумывать о побеге в Швецию. Но оставить мать Алексей Михайлович не решился.
Между тем события развивались стремительно, и, когда немцы приступили к эвакуации своих учреждений из Риги, Миль руд, считавшийся на военной службе, был командирован в Таллинн, где газете Северное Слово понадобился заместитель редактора... Мать Алексея Михайловича тем временем была эвакуирована в Бреславль, где у семьи были друзья. Работать в Северном Слове Мильруду так и не довелось из-за того, что началось всеобщее бегство. За 24 часа до прихода Красной Армии Алексей Михайлович со своей невестой-эстонкой Хеллой (секретаршей редакции Северного Слова) и ее матерью сумели найти место на маленьком суденышке каботажного плавания, стоявшем в таллиннском порту, и добраться на нем до Данцига, откуда, после недолгого пребывания в местечке Торгелов в Померании, Мильруд был отправлен в Берлин.
Там он получил назначение в Дабендорф, в школу пропагандистов под Берлином. Произошло это благодаря знакомству с Эдуардом Карловичем Деллингсхаузеном, балтийским немцем, летчиком российской авиации, воевавшим в Первую мировую войну против германской армии, а после революции сражавшимся в рядах Белой армии и эмигрировавшим в Берлин... Во время Второй мировой войны его, как знатока России и балтийских стран, назначили офицером связи при Власове, а также заместителем начальника Школы пропагандистов. Мильруд с ним познакомился еще в Риге, когда Деллингсхаузен побывал в ней, сопровождая генерала Власова в поездке по Северо-Западу России. Вспоминая позднее эту встречу, Алексей Михайлович говорил: «Я сразу почувствовал что он - не нацист» В Берлине Деллингсхаузен предложил ему работать в Воле Народа - органе Комитета по Освобождению Народов России - и сказал: «Надо в первую очередь снять с вас эту военную форму и отпустить вас из армии». Через несколько дней Мильруду выписали паспорт (Fremdenpass) взамен того латвийского паспорта, который был у него отобран в 1941 г. в Риге при мобилизации на работу.
В Воле Народа обязанности Мильруда сводились к работе над версткой и к переводам фронтовых сводок (необходимой для этого русской военной терминологией он овладел еще в Риге). Его также уполномочили представлять газету на регулярных информационных пресс-конференциях в Потсдаме. Положение немцев было уже совершенно безнадежным. Задачей этих инструктажей было создавать впечатление, что на самом деле все не так плохо, и об их содержании Мильруду было предписано докладывать в штабе РОА. В те дни немецкие учреждения пытались сделать какую-то ставку на Власовское движение, создать видимость независимости власовской организации. Миль- руд был аккредитован как иностранный журналист и в последние две недели перед бегством из Берлина получал улучшенный паек. На пресс-конференциях балтийские журналисты обменивались слухами - там был литовский, эстонский, шведский представители. В Воле Народа Мильруд работал до выхода последнего ее номера, а потом выпустил вместе с бывшим офицером царской армии, полковником армии КОНР Пятницким несколько номеров газеты Заря. Выехал он из Берлина вместе с невестой 12 апреля 1945 г. последним эшелоном в Мариенбад. Там к ним присоединилась мать Алексея Михайловича.
Это были страшные для власовского движения дни: советская армия приближалась с Востока, американская с Запада. Мариенбад был избран базой для эвакуированных гражданских организаций (хозяйственных, пропагандистских); военные направлялись в Карлсбад. Мариенбад заняли американцы, а находившийся рядом Карлсбад - советские войска. По городу разъезжали чешские партизаны с красным флагом; шли слухи, что они помогают вылавливать советских граждан... Из Мариенбада Мильруда с невестой и матерью американцы вывезли в маленький баварский городок Вайден.
Внесу небольшое уточнение - «Заря» закончила выходить в конце 1944-го, а ей на смену пришла газета со знакомым названием «За Родину», но издававшаяся в Берлине. Ее и редактировал Пятницкий. Последний номер - на двух страницах - вышел 5 апреля 1945-го.
В интервью Гарвардского проекта (1950 г.) есть два коротких упоминания о Мильруде:
Томсон, который сейчас шишка в здешнем CIC[Counter Intelligence Corps], сын еврейско-украинского редактора рижской газеты Сегодня (его настоящее имя Линквуд [sic!]) работал с немцами как переводчик и позже сотрудничал с «Волей народа».и
Мильрут (сейчас капитан Томпсон из CIC) - сын редактора рижской «Сегодня», сам был редактором во время войны.
Как мы видим, за пять послевоенных лет Алексей Мильруд сделал удивительную карьеру - от редактора власовской газеты до руководящего сотрудника американской армейской спецслужбы. Увы, с мемуаристами, описывавшими этот отрезок его биографии, Мильруду не слишком повезло. Добрые приятели с оглядкой на место его работы предпочитали, по всей видимости, фигуру умолчания, а вот приятели недобрые...
В 1947 г. советский офицер, которого, с его слов, звали Игорь Калмыков перебежал в американскую зону оккупации. Через некоторое время он оказался в Штутгарте, где занялся в часы досуга литературным творчеством, посылая сочиненное в журнал «Посев». В строках перебежчика разглядели немалый литературный дар... и тремя годами спустя Калмыков, взявший себе к тому времени псевдоним Григорий Климов, неожиданно даже для себя оказался на вершине антисоветского пропагандистского айсберга. Использование писаний Климова в качестве исторического источника наталкивается на трудности методологического характера - практически все герои его мемуаров кроме него самого в итоге оказываются жидами, пидарасами и (опционально) советскими агентами, каковая предсказуемость заметно снижает информационную ценность климовских томов.
Однако, в начале 50-х американцы относились к Климову более, чем серьезно. Его первая книга «Берлинский Кремль» вышла сразу на трех языках, причем на немецком с предисловием обербургомистра Западного Берлина Эрнста Рейтера (впоследствии оказавшегося... см.выше). Климов возглавил свежеобразованное ЦОПЭ (Центральное Объединение Послевоенных Эмигрантов) и его издания - русскоязычный журнал «Свобода» и немецкоязычный «Der Anti-Kommunist». В этом качестве он выступал на митингах, присутствовал на заседаниях, общался с американскими сенаторами и крупными немецкими политиками и проч. Непосредственным начальником Климова и куратором всей его деятельности с американской стороны был Алексей Мильруд.
Впрочем, Мильруд курировал не только идеологический, но и партизанский фронт - американцы проводили в начале 50-х экстравагантные операции по десантированию агентов (набиравшихся большей частью из бывших власовцев) на территорию СССР. (ср. в мемуарах В.Белоцерковского «В начале 50-х годов НТС с самолетов сбрасывал на территорию Советского Союза парашютистов для организации борьбы с «коммунистическим режимом». Заброшено было несколько групп, всего более 20 человек, и все они были быстро выловлены КГБ и расстреляны. Об этом много писалось в западной прессе. В Германии еще живы вдовы этих несчастных парашютистов. За эту преступную авантюру никто из руководства НТС не понес уголовной ответственности. Как такое могло случиться, я не понимаю. Не понимаю и того, как они могли поднимать из Германии самолеты с парашютистами для полета на территорию СССР! Это, на мой взгляд, позорный факт для немецких и американских властей.»)
Некоторое время Климов и его куратор жили душа в душу, недружественные эмигрантские издания порой даже превращали их в двуглавую гидру, ставя их фамилии через дефис (к примеру, меньшевистский «Социалистический вестник» клеймил почтенного историка С.П.Мельгунова за контакты с «Мильрудом-Климовым»). Затем между ними пробежала черная кошка, и Климов, по всей видимости, написал донос на своего куратора. Уволен, однако, был не Мильруд, а сам доносчик (естественно, в мемуарах Климов вывел на чистую воду и уволившего его сотрудника ЦРУ, оказавшегося... см.выше).
Другой перебежчик, Иван Овчинников, тоже вспоминает о Мильруде в своей книге «Исповедь кулацкого сына» (характерная цитата «Публикация "Манифеста" [коммунистической партии] была первой попыткой легализировать одно из звеньев разветвленной сети тайной международной еврейской организации, ведущей в течение столетий скрытый подкоп под здание человечества», теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что Мильруду не повезло с мемуаристами?):
Он был ещё достаточно молод (на мой взгляд, немного за сорок), среднего или даже чуть выше роста, отлично сложён, красив и обаятелен, в обращении доброжелателен и даже ласков. Единственным его недостатком была полнота несколько выше нормальной, что делало его походку и все движения немного тяжеловесными.
С первых же минут нашего знакомства он завоевал моё доверие. Происходил он, безусловно, из России, так как русский язык его был безупречен. Немецким он владел прекрасно, однако произношение (что даётся труднее всего) не отличалось чистотой. Говорил он также и по- английски, но, по-видимому, хуже, чем по-немецки. Я увидел в нём "русского барина", отчасти сибарита, но в то же время прекрасно образованного и хорошо воспитанного. По природе своей он, вероятно, был незлой, однако вращение в сфере политики с её крутыми и жёсткими поворотами сделали его циником и скептиком. В русской среде о нём всегда говорили, что он еврей, но говорили не весьма убедительно, и я склонен видеть в этих словах лишь частичную истину. Несомненно было для меня лишь то, что он не чисто русский. На службе у любого государства он мог бы сделать большую карьеру, но едва ли он был бы преданным любому из них. О нём говорили, что он участвовал во власовском движении и принадлежал к его высшему руководству. Когда американо-английские еврейские власти огромными массами выдавали власовцев большевикам, он избежал тяжкой участи многих и вскоре оказался на службе в американской разведывательно-пропагандистской системе...
Оказавшись на службе в американской разведке, господин Мильруд, быть может, был вынужден расстаться с некоторыми своими честолюбивыми замыслами, но зато склонность сибарита к наслаждениям жизни получила полное удовлетворение. Американский паспорт и высокий оклад в долларах открывали в этом плане широкие возможности. Американский автомобиль, роскошная вилла невдалеке от Мюнхена с многочисленными хорошо меблированными комнатами и винным погребком, молодая изящная жена, латышка по национальности, не знающая русского языка, но отлично говорящая по-немецки, - вот награда за отступление от русских идеалов. Впоследствии мне часто и порой подолгу приходилось бывать в его обществе.
Но 50-е годы уже заканчивались, сенатора Маккарти призвали к себе высшие инстанции, финансирование ЦОПЭ и его проектов сокращалось и вскоре совсем сошло на нет. От партизанских наскоков американские спецслужбы перешли к планомерной осаде, время от времени подкладывая под кривоватое здание советского строя идеологические мины. Мильруд стоял за изданием на Западе «Доктора Живаго», открытое при его поддержке издательство Interlanguage Literary Associates выпускало Ахматову и Мандельштама - вся эта деятельность финансировалась ЦРУ, но была заметным шагом вперед по сравнению с эпохой ЦОПЭ и парашютистов. Сам же Мильруд, как и полагается куратору, постепенно отходил в тень.
А.М.Мильруд умер в Мюнхене в марте 2006 г., лишь месяца не дожив до своего девяностолетия.
В 1920-м Мильруд-старший был вынужден бежать из Киева вместе с женой Анной Степановной и 4-летним Алексеем. При устроенной контрабандистами переправе через Днестр у их лодки провалилось дно - Мильруды добрались до берега, но натерпелись страха, а у маленького Алеши даже на некоторое время пропала речь (каково было удивление М.С.Мильруда, когда в начале 30-х он получил от одного из авторов газеты беллетристическое изложение этой истории - разумеется, с другими именами действующих лиц - в качестве материала для публикации. Оказалось, что история стала в Берлине городской легендой).
Алексей закончил в Риге немецкую гимназию, прекрасно говорил на русском и латышском, хорошо на немецком. Несмотря на робкие попытки отца увлечь его банковским делом, Мильруд-младший тоже занялся журналистикой, сотрудничал сначала в «Сегодня», затем в латышской «Яунакас зиняс», летом 1940-го преобразованной в «Падомью Латвия» («Советская Латвия»). О дальнейших событиях рассказывает написавший прекрасную (хотя, по понятным причинам, не вполне нейтральную) биографию Мильруда Л.Флейшман:
Остававшийся во время немецкой оккупации в Риге один с матерью Алексей Мильруд поначалу был вынужден скрываться. «Я не собирался и не хотел идти на газетную работу - это было бы самоубийством», - позднее вспоминал он. Ему, в частности, могли поставить в вину работу в газете Падомью Латвия. Друг его, инженер Олег Пастухов, устроил его на фиктивную службу на мелком химическом предприятии. Между тем военная администрация в Риге, оказавшаяся перед необходимостью развернуть пропагандистскую деятельность, обращенную как к отступавшей Красной Армии, так и к быстро росшему числу военнопленных, а также к многочисленному русскому населению на оккупированных территориях, - испытывала острую нужду в русских журналистах, так как многие квалифицированные газетные работники бесследно исчезли в ходе репрессий в течение советского года. Учреждение, обслуживавшее пропагандистскими материалами Северную войсковую группу германской армии - Propaganda Abteilung der Heеresgruppe Nord - поручило латышскому журналисту Алоизию Клишансу набрать работников для русской печати, в первую очередь переводчиков. Когда он обратился к Алексею Михайловичу, прекрасно владевшему тремя языками и досконально, во всех деталях знавшему газетную работу, - то он наотрез отказался, сославшись на службу, на которую его устроил Пастухов.
Однако спустя короткое время Алексей Мильруд получил повестку с извещением о мобилизации и отправке через две недели в Белоруссию. Все попытки уклониться с помощью знакомых, от этой мобилизации остались безрезультатными, и Алексею Михайловичу пришлось принять предложение Клишанса. В течение двух суток было оформлено освобождение его от несения службы в Белоруссии и прикрепление к газете Правда, издававшейся для переброски на территорию противника. Алексей Михайлович в ней исполнял обязанности технического редактора. Как только Мильруд обучил этой работе другого, он был определен переводчиком в журнал Новый Путь, где оставался вплоть до основания газеты За Родину (выпускавшейся в Риге для распространения на обширной территории от Псковской до Калининской области) и своего назначения в нее. В За Родину ему первоначально надо было единолично исполнять весь круг обязанностей по организации номера и подготовке верстки к отправке в типографию. Писать, по его воспоминаниям, не приходилось, да и не было надобности, так как номер, как правило, заполнялся статьями и заметками, поступавшими из Берлина, где отдел «Винета» Министерства пропаганды рассылал материалы по всем печатным изданиям на русском, украинском и др. языках, выходившим на занятых немцами территориях. Для оживления газетных столбцов подчас прибегали к материалам из старых комплектов Сегодня. За все время войны А. М. Мильруд в Риге написал, по его свидетельству, лишь две статьи - одну о Рильке и России для Нового Пути, и одну для За Родину к ее юбилею, - о том, как делают газету. Когда в За Родину появились новые сотрудники, Мильруд недолгое время был по совместительству и редактором Нового Пути, сменив ушедшего оттуда Анцанса (у них обоих был один псевдоним - Артамонов).
Здесь я позволю себе прервать уважаемого биографа, чтобы удивиться тому, зачем при режиме «менее одной статьи в год» нужен был псевдоним, да еще общий с кем-то. Прием ухода от ответственности за содержание коллаборационистских газет (или наоборот, выпячивания своей роли в коррекции содержания) является общим местом мемуаров их сотрудников. К примеру, вот что пишет о той же «За Родину» работавшая в ней Вера Пирожкова:
Газета влачила довольно жалкое существование, но в последнее время начала быстро исправляться. Редактором ее сделали москвича, Анатолия Григорьевича Стенроса, художника-иллюстратора по профессии, талантливого журналиста по призванию, который при советской власти, конечно же, не мог применить своего публицистического дарования.
Нам присылали время от времени статьи из Берлина. Кто их писал, мы не знали, но нам они не подходили. Мы писали и печатали антикоммунистические статьи, но ничего национал-социалистского, кроме официальных известий, которые мы были обязаны опубликовать в той форме, в какой они к нам поступали, мы не печатали. Антисемитских статей я тоже не брала... Сложнее было со статьями из Берлина. Мы были обязаны их печатать, а я складывала их аккуратно в стол и ни одной не напечатала. Даже те из них, которые не содержали элементов нацизма или антисемитизма, были нам чужды.
Сравним с утверждением Флейшмана «номер, как правило, заполнялся статьями и заметками, поступавшими из Берлина» и добавим для полноты картины третье описание (из интервью, взятого в рамках Гарвардского проекта):
Редактором «За Родину» в Риге был Стенрос... еврей, утверждавший, что он - швед. Он также писал мерзкие антисемитские статьи. Когда я упрекнул его за это, он сказал, что этого требует зондерфюрер Шмидт. Тогда я убедил цензоров, что такие антисемитские статьи с точки зрения немецкой пропаганды, как минимум, нежелательны. Но Стенрос продолжал их печатать. Я пригрозил его уволить, и тогда он дал мне понять, что он сам еврей.
Но вернемся к рассказу Флейшмана:
Довелось Мильруду работать и в газете Русский Вестник... Она предназначалась для русского населения Латгалии и лагерей военнопленных...
Редакции этих русских газет разместились в прежнем здании Сегодня на улице Дзирнаву, 57. Старый кабинет отца казался совсем не изменившимся, на полу на разных этажах еще лежали штабелями годовые комплекты Сегодня, в типографии и в редакции оставались сотрудники, знавшие Алексея Михайловича еще подростком... При том, что функции А.М. Мильруда сводились, в основном, к подготовке разосланных в централизованном порядке пропагандистских текстов, занимаемая им должность ставила его в крайне опасное положение: в газете, как он вспоминал, о его недостаточно «арийском» (по нацистским нормам) происхождении «все знали, но не говорили». Несмотря на невозможность выражения индивидуальных позиций в прессе в условиях военного времени, в 1943-44 г. стал остро проявляться конфликт между Мильрудом и его сослуживцем по редакции А.Стенросом - Мильруд последовательно выступал против пренебрежительных высказываний о России и русской культуре на страницах газеты. Примечательно, что его позиция получала поддержку со стороны балтийских немцев, курировавших издание. Хотя в редакции к Мильруду относились в целом хорошо, на него стали поступать доносы, появились тревожные приметы и сигналы. Предвидя скорое падение нацистского режима, он, вместе с одним из своих рижских знакомых... стал подумывать о побеге в Швецию. Но оставить мать Алексей Михайлович не решился.
Между тем события развивались стремительно, и, когда немцы приступили к эвакуации своих учреждений из Риги, Миль руд, считавшийся на военной службе, был командирован в Таллинн, где газете Северное Слово понадобился заместитель редактора... Мать Алексея Михайловича тем временем была эвакуирована в Бреславль, где у семьи были друзья. Работать в Северном Слове Мильруду так и не довелось из-за того, что началось всеобщее бегство. За 24 часа до прихода Красной Армии Алексей Михайлович со своей невестой-эстонкой Хеллой (секретаршей редакции Северного Слова) и ее матерью сумели найти место на маленьком суденышке каботажного плавания, стоявшем в таллиннском порту, и добраться на нем до Данцига, откуда, после недолгого пребывания в местечке Торгелов в Померании, Мильруд был отправлен в Берлин.
Там он получил назначение в Дабендорф, в школу пропагандистов под Берлином. Произошло это благодаря знакомству с Эдуардом Карловичем Деллингсхаузеном, балтийским немцем, летчиком российской авиации, воевавшим в Первую мировую войну против германской армии, а после революции сражавшимся в рядах Белой армии и эмигрировавшим в Берлин... Во время Второй мировой войны его, как знатока России и балтийских стран, назначили офицером связи при Власове, а также заместителем начальника Школы пропагандистов. Мильруд с ним познакомился еще в Риге, когда Деллингсхаузен побывал в ней, сопровождая генерала Власова в поездке по Северо-Западу России. Вспоминая позднее эту встречу, Алексей Михайлович говорил: «Я сразу почувствовал что он - не нацист» В Берлине Деллингсхаузен предложил ему работать в Воле Народа - органе Комитета по Освобождению Народов России - и сказал: «Надо в первую очередь снять с вас эту военную форму и отпустить вас из армии». Через несколько дней Мильруду выписали паспорт (Fremdenpass) взамен того латвийского паспорта, который был у него отобран в 1941 г. в Риге при мобилизации на работу.
В Воле Народа обязанности Мильруда сводились к работе над версткой и к переводам фронтовых сводок (необходимой для этого русской военной терминологией он овладел еще в Риге). Его также уполномочили представлять газету на регулярных информационных пресс-конференциях в Потсдаме. Положение немцев было уже совершенно безнадежным. Задачей этих инструктажей было создавать впечатление, что на самом деле все не так плохо, и об их содержании Мильруду было предписано докладывать в штабе РОА. В те дни немецкие учреждения пытались сделать какую-то ставку на Власовское движение, создать видимость независимости власовской организации. Миль- руд был аккредитован как иностранный журналист и в последние две недели перед бегством из Берлина получал улучшенный паек. На пресс-конференциях балтийские журналисты обменивались слухами - там был литовский, эстонский, шведский представители. В Воле Народа Мильруд работал до выхода последнего ее номера, а потом выпустил вместе с бывшим офицером царской армии, полковником армии КОНР Пятницким несколько номеров газеты Заря. Выехал он из Берлина вместе с невестой 12 апреля 1945 г. последним эшелоном в Мариенбад. Там к ним присоединилась мать Алексея Михайловича.
Это были страшные для власовского движения дни: советская армия приближалась с Востока, американская с Запада. Мариенбад был избран базой для эвакуированных гражданских организаций (хозяйственных, пропагандистских); военные направлялись в Карлсбад. Мариенбад заняли американцы, а находившийся рядом Карлсбад - советские войска. По городу разъезжали чешские партизаны с красным флагом; шли слухи, что они помогают вылавливать советских граждан... Из Мариенбада Мильруда с невестой и матерью американцы вывезли в маленький баварский городок Вайден.
Внесу небольшое уточнение - «Заря» закончила выходить в конце 1944-го, а ей на смену пришла газета со знакомым названием «За Родину», но издававшаяся в Берлине. Ее и редактировал Пятницкий. Последний номер - на двух страницах - вышел 5 апреля 1945-го.
В интервью Гарвардского проекта (1950 г.) есть два коротких упоминания о Мильруде:
Томсон, который сейчас шишка в здешнем CIC[Counter Intelligence Corps], сын еврейско-украинского редактора рижской газеты Сегодня (его настоящее имя Линквуд [sic!]) работал с немцами как переводчик и позже сотрудничал с «Волей народа».и
Мильрут (сейчас капитан Томпсон из CIC) - сын редактора рижской «Сегодня», сам был редактором во время войны.
Как мы видим, за пять послевоенных лет Алексей Мильруд сделал удивительную карьеру - от редактора власовской газеты до руководящего сотрудника американской армейской спецслужбы. Увы, с мемуаристами, описывавшими этот отрезок его биографии, Мильруду не слишком повезло. Добрые приятели с оглядкой на место его работы предпочитали, по всей видимости, фигуру умолчания, а вот приятели недобрые...
В 1947 г. советский офицер, которого, с его слов, звали Игорь Калмыков перебежал в американскую зону оккупации. Через некоторое время он оказался в Штутгарте, где занялся в часы досуга литературным творчеством, посылая сочиненное в журнал «Посев». В строках перебежчика разглядели немалый литературный дар... и тремя годами спустя Калмыков, взявший себе к тому времени псевдоним Григорий Климов, неожиданно даже для себя оказался на вершине антисоветского пропагандистского айсберга. Использование писаний Климова в качестве исторического источника наталкивается на трудности методологического характера - практически все герои его мемуаров кроме него самого в итоге оказываются жидами, пидарасами и (опционально) советскими агентами, каковая предсказуемость заметно снижает информационную ценность климовских томов.
Однако, в начале 50-х американцы относились к Климову более, чем серьезно. Его первая книга «Берлинский Кремль» вышла сразу на трех языках, причем на немецком с предисловием обербургомистра Западного Берлина Эрнста Рейтера (впоследствии оказавшегося... см.выше). Климов возглавил свежеобразованное ЦОПЭ (Центральное Объединение Послевоенных Эмигрантов) и его издания - русскоязычный журнал «Свобода» и немецкоязычный «Der Anti-Kommunist». В этом качестве он выступал на митингах, присутствовал на заседаниях, общался с американскими сенаторами и крупными немецкими политиками и проч. Непосредственным начальником Климова и куратором всей его деятельности с американской стороны был Алексей Мильруд.
Впрочем, Мильруд курировал не только идеологический, но и партизанский фронт - американцы проводили в начале 50-х экстравагантные операции по десантированию агентов (набиравшихся большей частью из бывших власовцев) на территорию СССР. (ср. в мемуарах В.Белоцерковского «В начале 50-х годов НТС с самолетов сбрасывал на территорию Советского Союза парашютистов для организации борьбы с «коммунистическим режимом». Заброшено было несколько групп, всего более 20 человек, и все они были быстро выловлены КГБ и расстреляны. Об этом много писалось в западной прессе. В Германии еще живы вдовы этих несчастных парашютистов. За эту преступную авантюру никто из руководства НТС не понес уголовной ответственности. Как такое могло случиться, я не понимаю. Не понимаю и того, как они могли поднимать из Германии самолеты с парашютистами для полета на территорию СССР! Это, на мой взгляд, позорный факт для немецких и американских властей.»)
Некоторое время Климов и его куратор жили душа в душу, недружественные эмигрантские издания порой даже превращали их в двуглавую гидру, ставя их фамилии через дефис (к примеру, меньшевистский «Социалистический вестник» клеймил почтенного историка С.П.Мельгунова за контакты с «Мильрудом-Климовым»). Затем между ними пробежала черная кошка, и Климов, по всей видимости, написал донос на своего куратора. Уволен, однако, был не Мильруд, а сам доносчик (естественно, в мемуарах Климов вывел на чистую воду и уволившего его сотрудника ЦРУ, оказавшегося... см.выше).
Другой перебежчик, Иван Овчинников, тоже вспоминает о Мильруде в своей книге «Исповедь кулацкого сына» (характерная цитата «Публикация "Манифеста" [коммунистической партии] была первой попыткой легализировать одно из звеньев разветвленной сети тайной международной еврейской организации, ведущей в течение столетий скрытый подкоп под здание человечества», теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что Мильруду не повезло с мемуаристами?):
Он был ещё достаточно молод (на мой взгляд, немного за сорок), среднего или даже чуть выше роста, отлично сложён, красив и обаятелен, в обращении доброжелателен и даже ласков. Единственным его недостатком была полнота несколько выше нормальной, что делало его походку и все движения немного тяжеловесными.
С первых же минут нашего знакомства он завоевал моё доверие. Происходил он, безусловно, из России, так как русский язык его был безупречен. Немецким он владел прекрасно, однако произношение (что даётся труднее всего) не отличалось чистотой. Говорил он также и по- английски, но, по-видимому, хуже, чем по-немецки. Я увидел в нём "русского барина", отчасти сибарита, но в то же время прекрасно образованного и хорошо воспитанного. По природе своей он, вероятно, был незлой, однако вращение в сфере политики с её крутыми и жёсткими поворотами сделали его циником и скептиком. В русской среде о нём всегда говорили, что он еврей, но говорили не весьма убедительно, и я склонен видеть в этих словах лишь частичную истину. Несомненно было для меня лишь то, что он не чисто русский. На службе у любого государства он мог бы сделать большую карьеру, но едва ли он был бы преданным любому из них. О нём говорили, что он участвовал во власовском движении и принадлежал к его высшему руководству. Когда американо-английские еврейские власти огромными массами выдавали власовцев большевикам, он избежал тяжкой участи многих и вскоре оказался на службе в американской разведывательно-пропагандистской системе...
Оказавшись на службе в американской разведке, господин Мильруд, быть может, был вынужден расстаться с некоторыми своими честолюбивыми замыслами, но зато склонность сибарита к наслаждениям жизни получила полное удовлетворение. Американский паспорт и высокий оклад в долларах открывали в этом плане широкие возможности. Американский автомобиль, роскошная вилла невдалеке от Мюнхена с многочисленными хорошо меблированными комнатами и винным погребком, молодая изящная жена, латышка по национальности, не знающая русского языка, но отлично говорящая по-немецки, - вот награда за отступление от русских идеалов. Впоследствии мне часто и порой подолгу приходилось бывать в его обществе.
Но 50-е годы уже заканчивались, сенатора Маккарти призвали к себе высшие инстанции, финансирование ЦОПЭ и его проектов сокращалось и вскоре совсем сошло на нет. От партизанских наскоков американские спецслужбы перешли к планомерной осаде, время от времени подкладывая под кривоватое здание советского строя идеологические мины. Мильруд стоял за изданием на Западе «Доктора Живаго», открытое при его поддержке издательство Interlanguage Literary Associates выпускало Ахматову и Мандельштама - вся эта деятельность финансировалась ЦРУ, но была заметным шагом вперед по сравнению с эпохой ЦОПЭ и парашютистов. Сам же Мильруд, как и полагается куратору, постепенно отходил в тень.
А.М.Мильруд умер в Мюнхене в марте 2006 г., лишь месяца не дожив до своего девяностолетия.