тайна есаула Бородишина
Немецкий геофизик и путешественник Вильгельм Фильхнер в своей книге "Bismillah!", рассказывающей о полной приключений экспедиции из китайского Ланьчжоу в индийский Сринагар через Синьцзян в 1936-37 г.г. писал:
День 4 июля 1936 года стал для нас наисчастливейшим. Мы отправились на юго-запад, но не успели проскакать и нескольких километров, как перед нами появились два всадника. В первом я узнал брата Гервазия, а второй был Бородишин, беглец. Невысокий тщедушный мужчина с красивым русским лицом, окаймленным седоватой бородой. Умные, добрые глаза, в глубине которых затаилась тоска по матушке-России. Высокий лоб и впалые скулы выдавали вечную неприкаянность, которая постепенно подтачивала его силы. Я заговорил с ним по-русски, и его лицо осветилось. Мы пожали друг другу руки...
Русский шагал рядом со мной и оживленно расспрашивал меня обо всем, что творится в мире. Увы, я едва ли мог удовлетворить его любопытство, так как и сам уже несколько месяцев путешествовал вдали от цивилизации. Внезапно Бородишин спросил: «А я вам не сгожусь в вашем путешествии? Я бы поехал вместе с вами. Все равно куда.»
Я не верил своим ушам. Беглец просил взять его на службу. Но я и сам хотел предложить ему то же самое. Ну не прекрасно ли?! Я воскликнул: «Бородишин, я буду весьма рад, если вы согласитесь сопровождать меня в качестве переводчика. Хотя бы до Иссык-Пакте. Или до Баш-Малгуна. Или даже до самого Черчена? Как пожелаете.
Бородишин оживился: да, он хочет покинуть Цайдам, и вообще покинуть Азию. Увы, у него нет ни паспорта, ни индийской визы, зато есть торговое удостоверение, выданное английской фирмой. В южном Синьцзяне сейчас спокойно... Он хотел бы поехать со мной до Черчена, а может и дальше, до Хотана или Кашгара. А потом через Индию в Америку или в Лондон, и оттуда в Европу.
Я отвечал: «Когда мы доберемся до Кашгара, я попытаюсь добиться у британского консула индийской визы для вас. Если не получится, то я постараюсь сделать для вас европейский паспорт, который вам пришлют с торговым караваном.»
Русский не знал, куда деваться от счастья. Человек прожил восемнадцать лет в изгнании, и вдруг, откуда не возьмись, появилась надежда на свободную и достойную жизнь.
Вот история Бородишина: при царе есаул в сибирском казачьем полку, в мировой войне на европейском фронте, после революции в белой армии. Он принадлежал к штабу Анненкова и вместе с ним разделил тяготы ужасного отступления к озеру Байкал . Когда остатки Белой Армии получили от красных разрешение уйти в Китай, Анненков и Бородишин пробились в Синьцзян. Генерал был предан, выдан Советам и расстрелян. Бородишин отправился в Джунгарию, а затем в Цайдам. Там он и поселился в жалкой юрте, служа у китайских торговцев управляющим склада. Кроме того он ездил по округе и собирал долги. За свою работу, с его слов, он получал 30-45 долларов в год. Их хватало лишь на то, чтобы не помереть с голоду. Он написал своей жене в Сибирь, она и дети были готовы разделить с ним его судьбу. Но она добралась лишь до границы. Это случилось девять лет назад. С тех пор Бородишин ничего не слышал о своих близких.
Он прекрасно владел монгольским, сартским и китайским. Бородишин объявил, что китаец Ван Сун-Линь, на которого он работает, не будет чинить препятствий его уходу. Русский стал для нас настоящей находкой!
Карта Синьцзяна и маршрут Фильхнера.
Сразу после гражданской генерал Борис Анненков, атаманцы которого носили эклектичную нашивку с изображением черепа, костей и надписи «С нами Бог», занимал в общественном сознании место, с которого его уже в наше время вытеснил не менее брутальный и своенравный, но вдобавок окруженный мистическим ореолом барон Унгерн. О нравах и жестокости анненковцев ходили легенды. В 1933 г. отечественные кинематографисты даже сняли фильм «Анненковщина». Как и у любого, наверное, военачальника гражданской у Анненкова сегодня есть две биографии: советская и антисоветская. В то время как советская цитирует вполне кошмарные свидетельства:
Атаманский полк [Анненкова] осуществлял прикрытие отступления отряда [оренбургских белоказаков в Китай]. Он же на месте производил суд над идущими на родину партизанами - их просто раздевали и расстреливали или сообщали вооруженным киргизам, что идет такая-то партия и ее надо уничтожить. С отрядом к границе шли семьи некоторых офицеров... Всем семьям атаман [Анненков] приказал эвакуироваться в Китай, а сам немедля отдал приказ 1-й сотне Атаманского полка... отдать всех женщин в распоряжение партизан, а мужчин перебить. Как только стали приезжать семейства, то сотник Васильев задерживал их под разными предлогами и отправлял в обоз своей сотни, где уже были любители насилия... Прибывших женщин раздевали, и они переходили в пьяные компании из рук в руки, и после их рубили в самых невероятных позах. Из этой клоаки удалось выбраться уже изнасилованной с отрубленной рукой [12-летней] дочери вахмистра, которая прибежала в отряд и все рассказала.
антисоветская описывает те же события крайне уклончиво:
После трагического инцидента с семьями нескольких оренбургских офицеров, в котором были повинны старые анненковские партизаны, от Анненкова отделился 1 Оренбургский казачий полк...
Как бы то ни было, Анненков и его атаманцы под напором Красной Армии действительно ушли в середине 1920 г. на территорию Синьцзяна. Всего в этом регионе Китая оказалось около пятидесяти тысяч белоказаков, беженцев и членов их семей (Надо заметить, что Китай на тот момент был крайне раздроблен, формально Синьцзяном управлял китайский губернатор, но полагаться ему приходилось фактически на собственные силы, ни о какой централизованной поддержке речи не шло. Только на то, чтобы добраться из Центрального Китая в Синьцзян требовались месяцы.) Через некоторое время Анненков был арестован синьцзянскими властями. По одной из версий, китайцы пытались выпытать, где находятся богатства, вывезенные им из России. По другой, губернатор счел атамана слишком непредсказуемым и ненадежным союзником (несмотря на то, что казаки официально сдали оружие на границе с Синьцзяном, между ними и местными жителями уже возникали вооруженные стычки) и решил одолеть его хитростью. Он подсадил к нему в камеру китайского офицера, с подачи которого Анненков пристрастился к курению опиума. Когда через три года Анненкова выпустили, старые атаманцы нашли его «сильно изменившимся и физически очень сдавшим». Один вахмистр «плача приговаривал: курит, нет брата-атамана!». Анненков перебрался в из Синьцзяна в Ланчжоу, где занялся коневодством. Там он сблизился с генералом Фэн Юйсяном, в штабе которого работали советские военные советники, в том числе комкор Примаков. В результате заговора Анненкова выкрали, вывезли в Россию и по приговору суда расстреляли в 1927 г. в Семипалатинске.
В начале 30-х обстановка в Синьцзяне резко обострилась. Юго-западная часть провинции перешла под контроль мусульманских повстанцев под командованием генерала Ма Чжунина. В 1933-34 г.г. дунганские мятежники несколько раз осаждали столицу Синьцзяна Урумчи. В первый раз город помог отстоять отряд белоказаков под началом полковника Папенгута, сражавшийся плечом к плечу с китайскими солдатами. В начале 1934 г. на территорию Синьцзяна вошли замаскированные под белогвардейцев части Красной Армии (в сопровождении броневиков и даже самолетов), которые совместно с настоящими белогвардейцами и китайцами подавили восстание. Тем не менее на юге, в Хотане и Черчене, через которые проходил маршрут Фильхнера, командовали по-прежнему дунгане. В 1936-37 г. стычки с правительственными войсками опять участились, стали множиться слухи о том, что Советский Союз снова двинет войска в Синьцзян. Это действительно произошло, но лишь в середине 1937 г., уже после описываемых Фильхнером событий.
Итак, Бородишин стал третьим европейцем в экспедиции Фильхнера. Немец не мог нарадоваться на нового помощника:
Он брался за любую работу. Я с удивлением увидел, что этот нищий офицер, который когда-то командовал казаками и едал за княжеским столом, помогает носильщикам, носит обувь в починку, покупает молоко и масло, нанимает швей для штопанья палаток, меняет верблюдов и т.д. Похоже, работа, неважно какая, была единственным утешением его безрадостной жизни.
Вскоре, однако, Фильхнер стал замечать, что не Бородишин командует носильщиками-сартами, а скорее сарты гоняют его. Фильхнер сделал сартам выговор, но Бородишин так и не решался отдавать им приказания, предпочитая все делать самостоятельно. Сарты - народ мстительный, объяснял он немцу. Если кого невзлюбят, могут и горло перерезать. Кроме того Бородишин явно занервничал, когда появились слухи о том, что в Черчене и Чарклике идут бои между дунганами и советскими войсками. Якобы Черчен и Хотан даже подверглись бомбардировке. Слухи оказались ложными, и Фильхнер продолжил путь в сторону Черчена. Через несколько дней они приблизились к Баш-Малгуну, где стояла дунганская пограничная застава. И тут Бородишин совершенно неожиданно для Фильхнера объявил, что возвращается в Цайдам. Черчен кажется ему слишком ненадежным. Он боится, что его там узнает советский агент, и его выдворят в Россию.
Метками обозначен путь, пройденный Бородишиным вместе с Фильхнером.
А ведь недавно он строил такие планы. США, Англия... Теперь все мечты рассыпались как карточный домик. Вечером он инструктировал нас, что надо говорить дунганским пограничникам: мол, мы не русские, едем в Индию, у нас есть индийская виза...
Я пообещал заказать у англичан нансеновский паспорт для Бородишина. Я подарил ему 200 долларов, 2 верблюдов, два мешка муки. Ружье он не взял, т.к. боялся быть оштрафованным за ношение оружия. 16 сентября мы разошлись. Один из верблюдов, которых выбрал Бородишин, по привычке присоединился к нашей колонне. Бородишин побежал за ним. При этом у него, видимо, заболело сердце, он прижал руку к груди. Потом он залез на верблюда и потрусил прочь, не оглядываясь. Мне было его очень жалко. Сгорбившись он сидел в седле, человек без родины, который только что похоронил свои мечты.
Фильхнер не выполнил свое обещание насчет паспорта. В его оправдание надо заметить, что в Хотане местный царек арестовал его самого и продержал в заточении полгода. Еще до прихода в Хотан Фильхнер встретил двух сартов, которые направлялись в Цайдам и попросил передать привет Бородишину. Сарты сказали, что сделать это будет непросто, так как того арестовали. Больше в книге Фильхнера о Бородишине не упоминается, но в ней есть еще одна зацепка:
Многие месяцы назад Бородишин сопровождал по этому же маршруту двух европейцев: мужчину и очень смелую женщину. Это были английский писатель Питер Флеминг и швейцарка Элла Майяр.
Питер Флеминг был более литературно одарен, чем его его младший брат Ян, а по одной из версий даже послужил тому прототипом для Джеймса Бонда. Возможно, Питер сотрудничал с SIS уже в тридцатых. В предисловии к своей книге "News from Tartary" Флеминг пишет, что ему захотелось узнать, что же творится в Синьцзяне, ведь после подавления дунганского восстания ни один европейский путешественник не добирался до Урумчи со стороны Китая (китайское правительство просто не давало соответствующих виз, и Флеминг с Майяр, и Фильхнер путешествовали без официальных документов, на свой страх и риск), и как сильно там теперь влияние СССР. Если это журналистская любознательность (путевые заметки Флеминга публиковались в «Таймс»), то весьма специфическая.
Элла «Кини» Майяр принимала участие в Олимпийских Играх (парусный спорт) и тренировала сборную Швейцарии по хоккею на траве, пока ее не увлек ветер странствий. Флеминг пишет, что в 1930 г. Элла приехала в Советский Союз без гроша в кармане, и зарабатывая на поденных работах, совершила два примечательных путешествия: через Кавказ в Крым, а затем по Средней Азии. Случайно познакомившиеся в Китае Флеминг и Майяр не собирались отправляться в экспедицию вместе: Майяр намеревалась попасть в Индию через Тибет. Но после того, как выяснилось, что эта дорога еще более опасна, чем путь через южный Синьцзян, Кини присоединилась к Флемингу.
Вильгельм ФильхнерПитер ФлемингЭлла Майяр на Москва-реке
И Флеминг, и Майяр написали книги о своем путешествии, и в обеих рассказывается о замечательном человеке, которого они встретили в Цайдаме и который несколько недель служил им проводником и переводчиком (академик Фоменко был бы вправе заметить, что в этом месте рассказы Флеминга, Майяр и Фильхнера совпадают чуть не дословно, из чего можно сделать вывод, что это не три разных писателя, а один и тот же). Этого замечательного человека звали... ну, конечно, Бородишин.
Впрочем, обо всем по порядку. Первоначально сопровождать англичанина и швейцарку вызвались Смигуновы, русская пара, с которой их познакомил шведский ученый Норин, участник экспедиции Свена Гедина. Норин вместе со Смигуновыми бежал из южного Синьцзяна в 1933 г., когда там вспыхнуло дунганское восстание.
Любопытно, что первое упоминание о Степане Смигунове встречается еще раньше, в книге датского колониста, а позже также участника экспедиции Гедина, Хеннинга Хаслунда "Men and Gods in Mongolia". Там рассказывается о томских студетах Макееве и Смигунове, которые после революции присоединились к войскам атамана Анненкова и вместе с ними отступили в Синьцзян. Они поселились среди кочевников в Цайдаме и занялись торговлей шерстью. Незадолго до описываемых в книге событий (1927 г.) Макеев, шедший с пятью верблюдами, везущими в Чарклик шерсть, попал под лавину, и погиб. Смигунов, потеряв верного друга, очень горевал. У Флеминга дана другая версия дореволюционного прошлого Смигунова: якобы он командовал химротой на западном фронте. В остальном описание совпадает с хаслундовским: Смигунов ушел с остатками белых в Синьцзян, поселился в Цайдаме и торговал шерстью. Затем он женился на Нине, дочери врача из Урумчи, вместе с ней они и бежали в 1933 г. от дунганских войск. Теперь он работал официантом в Тяньцзине, в метрополии на берегу Тихого океана, но страстно хотел вернуться в Цайдам, который в его описании представлялся райским местом. Таким образом возник взаимовыгодный союз: Смигунов был готов послужить Флемингу и Майяр переводчиком и проводником, а путешественники взять на себя дорожные расходы небогатых русских. Смигунов уволился из ресторана, и компания отправилась в путь. Увы, вместе они добрались лишь до Ланчжоу. Там всех четверых посадили под домашний арест, и после долгих утомительных разбирательств Смигуновых (заподозренных в симпатиях к большевикам) отправили обратно в Тяньцзин. Позже, судя по всему, им все же удалось вернуться в Цайдам. По крайней мере, существует книга 1944 года "Konron kikō" ("Путешествие в горы Кунлун"), авторами которой являются Масацугу Суда и Степан Иванович Смигунов. Возможно, в этой книге есть какая-то дополнительная информация о наших героях, которую смогут извлечь японисты.
Но вернемся к Бородишину. Его Флемингу и Майяр рекомендовал Смигунов, знакомый с ним по Цайдаму. Пережив немало приключений, путешественники добрались до Цайдама:
На берегу ручья стояли две юрты. «Оросс», - указал старик и покинул нас... Войлочная занавеска, прикрывающая вход в юрту упала, и наружу вышел белый человек.
Sdrastwutje, - закричали мы.
Он недоверчиво посмотрел на нас. Приземистый сутулый мужчина в старом кителе и фуражке. Но постепенно его печальные глаза засветились, а бородатое лицо расплылось в улыбке.
Добро пожаловать, - сказал он по-русски, - откуда вас черт принес?
Бородишин и его китайский компаньон Ван Сунь-Лин устроили измученным путешественникам королевский прием. Флеминг излагает историю Бородишина так:
Ему было под пятьдесят, и происходил он из уважаемой акмолинской семьи. Во время войны он служил на европейском фронте, после революции оказался в Сибири и стал унтер-офицером в белой армии под началом Анненкова. При всей своей безрассудной отваге Анненков был наиспособнейшим из всех белых командиров на востоке России, исключая разве что Колчака. И по сей день Бородишин был трогательно предан Анненкову. Войска генерала - тифозные и раздавленные - вынуждены были забыть о своих фантастических планах сопротивления красным и получили разрешение - при условии, что они сложат оружие - войти в Китай.
Большая часть солдат отправилась на восток к побережью, но Анненков остался в Синьцзяне, а Бородишин при нем. Затем Анненков был предан во Внешней Монголии Фэн Юйсяном, выдан русским агентам и расстрелян. Бородишин сначала торговал в Илийском районе и в Джунгарии, но затем переселился в Цайдам и присоединился к Смигунову. Когда Смигунов с Норином бежали из Цайдама, Бородишин был в горах, где покупал хвосты яков. Документы Смигунов передал Вану, так что тот формально стал начальником Бородишина... Мы были первыми европейцами, которых он видел за последние два года. Он был ужасно одинок. С нами он старался казаться веселым или хотя бы оживленным, но чувство, что его сердце раскалывается, не покидало нас. После приезда в Синьцзян он написал своей жене и детям в Сибирь, чтобы они приехали к нему. Обе стороны готовились к встрече, и семья действительно уже была на пути к границе, как вдруг он перестал получать ответы на свои письма. Позже обходным путем ему намекнули, что в интересах своих родных, ему лучше бы больше не пытаться связаться с ними. Это было в 1927 году. Он по-прежнему скучает по ним и надеется с ними свидеться. Казалось, он говорит равнодушно, но было видно, как болезненны для него эти воспоминания. Он покуривал свою монгольскую трубочку. «Раньше я вообще не курил», - признался он, - Но после того. как я перестал получать письма от жены, начал. Покуришь и вроде легче становится. Когда мы встретимся с ней, я брошу.
Бородишин довел путешественников до Иссык-Пакте (через год с Фильхнером он прошел несколькими дневными переходами дальше), где нашел местных проводников, взявшихся доставить европейцев в Черчен. По дороге Флеминг заметил, что у казака больное сердце, старался освободить его от тяжелой работы и отпаивал валерьянкой. Наконец, в Иссык-Пакте
мы устроили большой прощальный ужин. Бородишин до глубокой ночи рассказывал нам об Анненкове, о партизанской войне с большевиками и об уловках, с помощью которых белым удалось получить разрешение войти на территорию Китая. Мы дали ему денег, пару подарков, в том числе сотню сычуаньских сигар, которые я захватил с собой на случай если у меня закончится табак.
В утреннем мареве он покинул нас… Я смотрел на него и старался не вспоминать две грязноватые юрты, из которых поочередно выходят за дровами то он, то Ван, вокруг которых кричат болотные птицы и где никогда ничего не происходит. Мы очень полюбили Бородишина.
А вот что рассказывает о Бородишине Кини в своей книге "Forbidden Journey":
Я закричала: «Borodishin! Zdravstvuite!»
Невысокий человечек с черной бородой лопатой и красивыми карими глазами был одет как монгол за исключением тюбетейки на макушке...
Снаружи юрты на костре из хвороста он принялся печь aladis и одновременно читать письмо Смигунова, в котором тот описал наши планы и объяснил, почему он остался в Ланчжоу...
Покуривая маленькую китайскую трубочку... Боро рассказывал нам, как он командовал сотней казаков в войске Анненкова, и как, когда атаман больше не мог сопротивляться большевикам и решил со своими изможденными, бичуемыми тифом войсками, сдаться китайцам, он, Боро, был отправлен в Синьцзян квартирьером. Он знал киргизский, который схож с языком джунгарских мусульман. Сначала он должен был получить деньги, хранимые Анненковым у бывшего царского консула в Чугучаке. У него не было паспорта и пробраться через советские и китайские пограничные заставы оказалось непросто. Два казака, посланных до него, были убиты. В Китае он был арестован, но после объяснений с местным начальством отпущен. Получив деньги, он устремился на юг, где вступил в переговоры не с китайцами, а с тюркскими старейшинами. Там он закупил пять сотен овец, риса, муки в достаточных количествах, чтобы прокормить три-четыре тысячи человек и дождался Анненкова и его казаков. Позже Анненков перебрался в Урумчи и был убит в Монголии. Генерал Фэн продался Советам и выдал его.
Но в этот момент Боро был не подле своего атамана. Он открыл свое дело в Дуньхуане, там его встретил Смигунов и забрал в Цайдам, где, очевидно, не требовалось получать от властей разрешение на проживание.
Когда мусульмане в Хотане восстали, и Смигунов решил бежать с Норином, Боро был в горах. Так и получилось, что Смигунов передал свои дела хитрецу Вану, который стал теперь хозяином Бородишина. Так как монголы не слишком любили Вана, торговые дела шли не очень.
Боро родился в Сибири, в Акмолинске. Его жена и дети по-прежнему жили там, но он ужасно тревожился, так как ничего не слышал о них уже четыре года. Его трубка была теперь его единственным другом. У бедняги болело сердце, и жизнь на высокогорье была ему противопоказана. Он думал о переселении в Тяньцзин, но я рассказала ему, что под японским давлением китайская торговля чахнет, и десятки тысяч русских мечутся вдоль побережья, пытаясь найти хоть какой-то источник пропитания.
Несмотря на то, что рассказы всех трех путешественников в общих чертах подтверждают друг друга, у читателя остается больше вопросов, чем ответов. Действительно ли Бородишина звали Бородишин? Фамилия не самая распространенная, можно было бы предположить, что это искаженное Бородихин или даже Бородин, но все три автора (которые знали, заметим, русский язык) настаивают на Borodishin/Borodischin. Впрочем, раз документов у казака не было, то фамилия и вовсе может оказаться вымышленной. С воинскими званиями есть некоторый разнобой. Флеминг называет его унтер-офицером, Фильхнер - ротмистром, т.е. по-казачьему есаулом, версия Майяр («командовал сотней») ближе к версии Фильхнера. Объяснением тут может служить то, что старые армейские звания Анненков признавал не слишком, атаманцы начинали у него с низших чинов, при этом в звании атаман мог повышать чуть не ежемесячно. В связи с рассказом Майяр о связях Анненкова и Бородишина с царским консулом в Чугучаке, можно процитировать сводку советского агента в Синьцзяне, который сообщал, что
в конце 1925 - начале 1926 г. некий капитан Бородин, в своё время занимавший видное место в отряде атамана Анненкова, был командирован в Чугучак специально «для поддержания духа местной белогвардейщины»
О том, случайное ли это совпадение или тот Бородин и есть наш Бородишин можно только гадать.
Наконец, непонятно почему Бородишин так боялся советских агентов, что убежал от них фактически на край света. Да, большевики казнили Анненкова, еще раньше убили атамана Дутова, полковник Папенгут, командовавший белоказаками, защищавшими Урумчи от дунган в 1933-м, тоже был расстрелян. С другой стороны, младшие белогвардейские чины были амнистированы еще в 20-х, многие вернулись в Россию, за ними последовали в 1934-35 г.г. и некоторые офицеры, сотрудничавшие при подавлении дунганского восстания с Советской властью (начавшиеся через несколько лет сталинские чистки удалось пережить лишь немногим возвращенцам). Действительно ли на совести Бородишина было нечто, из-за чего большевики пылали местью и пятнадцать лет спустя или у него просто развилась фобия? Впрочем за год до Фильхнера он объяснял Флемингу свое нежелание идти до Черчена тем, что не хочет встречаться с дунганами. Которые тогда по понятным причинам не привечали любых русских: и белых, и красных. Наконец, возможно, что за время пути Бородишин просто разочаровался в Фильхнере и не хотел рисковать, связывая свою судьбу с человеком, который и сам, не имея визы для Синьцзяна, был полностью зависим от дунганских властей. Неясно и то, почему у Бородишина не было вовсе никаких документов. Китайцы в Урумчи выдавали белоказакам паспорта, к примеру именно такой был у Смигунова. Возможно, на какие-то из этих вопросов еще удастся найти ответы в архивах и библиотеках.
В 1963 году Питер Флеминг выпустил историческое исследование "Fate of Admiral Kolchak", которое посвятил
бывшему сержанту одной из сибирских армий. Любезный, стойкий, изобретательный человек, он провел годы в изгнании среди болот у северо-восточных рубежей Тибета. В 1935 году он помог двум молодым путешественникам в их непростых приключениях, при прощании они видели как он возвращается назад, сгорбившись в своем седле, беспрестанно посасывая длинную китайскую трубку и глядя грустными честными глазами в пустое пространство перед собой. Два года спустя он был убит бандитами.
Дополнительное чтение:
1. Книга Флеминга. News from Tartary
2. Книга Майяр. Forbidden Journey
3. Об атамане Анненкове:
М.Ивлев Антибольшевицкое движение в семиреченском казачьем войске.
М.Ивлев Атаман Анненков.
Д. Заика, В.Бобренев Атаман Анненков.
В.Шалагинов Крах атамана Анненкова.
4. О Синьцзяне 20-30-х годов
К. Абдуллаев. Ма Джунин-«Большой конь» и белые армии в восставшем Синьцзяне. Часть I, часть II.
А.Окороков. В боях за поднебесную.
Е. Наземцева Активизация антисоветской деятельности белой эмиграции в Синьцзяне в 1927-1930 гг.