(no subject)
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А.Блок. “Незнакомка”.
Только рюмка водки на столе.
Ветер плачет за окном,
Тихой болью отзываются во мне
Этой молодой луны крики.
Г. Лепс. Слова Григорьева В.
Я сижу один в тени дуба на сказочно белом диване. Его кожаную обшивку слегка тронула сеть черных морщинок - трещинок. Провожу по ним ладонью и ощущаю, какие они выпуклые, аж острые. Передо мной темнеет стол, накрытый скатертью темно-шоколадного цвета, испачканной налетевшим пухом. На столе набор алкаша - минималиста: яркий сок, для него большой блестящий стакан с согнутой черной трубочкой, круглый графин с водкой, блестящий и запотевший, похожий на драгоценный камень, и безобразно футуристичная рюмка с расширяющимися кверху краями. Все это принес милый чернокожий официант с ослепительной серьгой в ухе, облаченный в заботливый передничек. Почему - то он первый, кто вызвал во мне теплые чувства за этот вечер... С другой стороны стола, прямо передо мной, еще один сказочно белый диван, брат - близнец моего, только совсем безлюдный. Все это, в том числе и я, покрыто цветками, осыпавшимися с дерева.
У меня на душе творится какая-то несусветная жуть. Мысли бурлят, шумно борются за обладание мозгом и скандалят, переворачивая в нем все верх дном. Наверное, очень похоже на то, как когда на радио ищешь подходящую волну и прокручивают круглую ручку, разные голоса, мелодии и ритмы, перемежаемые шипением, сменяются так быстро, что вся эта какофония создает одно целое, но бесконечно невнятное. Обрывки стихов и песен витают в моей голове. По вечерам над ресторанами горячий воздух дик и глух, что же мы, смешав языки, мутим воду в речах, спроси меня, ясная звезда, долго ли долбить толоконные лбы, я мету сор новых песен из старой избы, отбивая поклоны, мне хочется встать на дыбы... well, your fingers weave quick minarets, speaking secret alphabets, I shot the sheriff and then said that it was self-defense, только черная чалма не сгорела, обугленное тело, но не в этом дело, а в том, что перья страуса склоненные в моем качаются мозгу, и очи черные бездонные цветут на дальнем берегу.
Напротив меня, среди крон деревьев виднеется дом. Прямо под крышей, у него идет орнамент - толстая “пунктирная” линия, где вместо полосочек полукруги светло-желтые на темно-оранжевом. Почему-то создаёт ощущение стойкой древнегреческости. В этом кафе я выбрал столик на летней площадке, стоящий прямо у забора, чтобы видеть улицу и проходящий по ней людей. Это очень легко - заборчик низенький, из аккуратных белых, как будто игрушечных колышек, такое чувство, что его принесло сюда откуда-нибудь из Новой Англии. За ним лежит наша центральная улица, тихая и умиротворенная. Узкая проезжая часть с обеих сторон, заставлена авто… изредка между ними кто-нибудь сонно проезжает. Спокойно как дома, в новый год под елкой. Здания на противоположной стороне все в греческом стиле, все в нежных кремовых тонах: светло-голубых, абрикосовых. Некоторые с колоннами. Я выпил уже 3 рюмки и, когда я долго смотрю на них, мне начинает казаться что я в античной Греции. А точнее на Олимпе или что там у греков было за рай. Погода очень мягкая, не жарко, дует прохладный ветерок, сладко шелестя листвой над головой, тут так кафово после целого дня в невыносимо душном офисе. Итак, я в Раю. И поэтому меня мучает дикий когнитивный диссонанс: мне так плохо, как будто я в Аду.
Сегодня я должен был высказать очень важные слова одному человеку. Я ждал этого момента год. Мысленно готовился. Оно уже начало выходить из меня... но ничего не вышло. По моей вине. В последний момент сорвалось. Теперь во мне торчит большое эмоциональное инородное тело. И обратно не заходит, и вытащить я его не могу. Решил напиться в одиночку. Хуже не будет.
Продолжение следует...