Мастер. Часть 4. Куклы и люди
- Как вы высоко живете! Пятый этаж - и дом без лифта. Давно можно было бы поменяться! - кряхтела Ананьевна. - Не тем будь помянут Роберт Петрович, но совсем непробивной человек был, ничего для своей семьи сделать не мог. А ведь возможности были! Идеалист - одно слово. Вот и мучаетесь всю жизнь. А мы давно уже удобно живем. Филипп от нас, правда, отделился, разъехались мы с ним. Говорит, это нужно, чтобы меня не тревожить - ведь ему, бывает, и ночью звонят, вызывают, служба.
Филька, сын Ананьевны, был одноклассником Иры. Классе в пятом он оказывал ей знаки внимания, но не был поощрен в этом и вскоре отсох. Но каким-то образом о его чувствах узнала его мамаша, и не могла простить их Ирине Робертовне и ее родителям всю жизнь. Филька в школе не пользовался никаким авторитетом именно из-за своей матери, впиравшейся, где надо и не надо. Наверное, чтобы отвязаться от нее, Филька и пошел работать в милицию, то есть теперь в полицию. И дослужился до зама начальника райотдела. Именно его супруга Валерия была кошмаром Ирины Робертовны - ее всегда и по любому поводу ставили ей в пример.
- Мебель у вас все та же, что и десять лет назад! А мы недавно обновили… А это Веничка? Ой, как вырос! Веничка, бедное дитятко, папой брошенное! Егор-то помогает, надеюсь? Или уклоняется?
Веничка выглянул из своей комнаты и не то рыкнул, не то поздоровался. Из-за его плеча выглянула еще одна мальчишеская рожица.
- А это товарищ твой? - полюбопытствовала Ананьевна.
- Знакомьтесь. Савва Лётов, - буркнул Венька.
- Ну что за мода - называть детей как попало! И какие же отчества будут у его детей - какой кошмар!
- Саввичи и Саввишны, - сдержанно (из последних сил) ответил Соволётов. - Того же типа, как Ананьевичи и Ананьевны.
Венька по приятельски дёрнул Соволётова за подол толстовки, втянул в комнату и захлопнул дверь.
- А Ирочка где? Бедная наша девочка… Такая талантливая, и совсем, совсем несчастливая судьба!
- Она на кухне, с подругами. Пекут пирог. Сейчас будем пробовать.
- Пирог? Мне вообще-то сладкого нельзя!
- Так ведь он несладкий. С капустой.
В комнату, сдержанно поздоровавшись, заглянула Смородина.
- Мария Кузьминична, мы ставим самовар? Пирог уже остывает, под полотенцем.
- Да, пора! Сейчас будем пить чай. А вы с нами, девочки?
- Нет. Мы, наверное, пойдем погуляем сейчас, пока светло. Пофотографируем Иру.
- Иру? Фотографировать? - удивилась Ананьевна. - Она такая скованная… Нефотогеничная. На школьных фотографиях у Фили всегда нахмуренная…
- Нефотогеничных людей нет. Есть безрукие фотографы, - категорично заявила неподобающе красивая рыжая темнолицая девица с фотоаппаратом на шее. - Мария Кузьминична, один кадр! Улыбаемся! Мальвы под окошком! Духовой оркестр! Жареные семечки!
Фотоаппарат запечатлел сияющую Кузьмовну и перекошенную от злости Ананьевну. Фламма, тряхнув алыми волосами, вернулась на кухню, что-то напевая.
Ананьевна пыталась найти слова, чтобы адекватно выразить осуждение в адрес нахальных девиц, и тут вдруг запел дверной звонок. Венька выскочил и открыл.
- Прекрасные благородные дамы… Рад вас приветствовать. Это вам, Мария Кузьминична. - Галахад преподнес Кузьмовне букет цветов и облобызал ей ручки. - Могу я видеть вашу дочь Ирочку?
Ирина вышла с кухни, на ходу развязывая засыпанный мукой передник, надетый поверх джинсов и старенькой клетчатой рубашки с подвернутыми рукавами. Галахад всплеснул руками.
- Ира… Ты просто красавица!
Он заключил Ирину Робертовну в объятия и нежно поцеловал. Фламма внесла румяный пирог на противне в комнату.
- Соволётов! - крикнула Смородина. - Ты здесь остаешься, или?
- Или. Мы с Венькой еще на компьютере поиграем. И пирога поедим.
Ира, Фламма, Смородина и Галахад собирались в прихожей.
- Наверняка он - женат! - прошипела Ананьевна.
- Пока - нет, - громким театральным шепотом произнес Галахад. - Но всерьёз задумываюсь об этом!
- Ирочка стала очень легкомысленной, - поджав губы, произнесла Ананьевна, когда они ушли, - боюсь, не доведет ее это до добра!
Четверо, нахохотавшись вволю на улице, все-таки и в самом деле пошли фотографировать Иру в парке, среди заснеженных деревьев. Это была первая в ее жизни настоящая фотосессия, и она удалась…
- Какие у Ирочки развязные подруги, - поджав губы, ворчала Ананьевна. - И какой подозрительный молодой человек! Неестественно вежливый, манерный, слащавый! На твоем месте, Маша, я бы насторожилась! Ведь Ирочка уже не молоденькая, у нее сын! У моего Филиппа тоже хорошие манеры, но он никогда не позволил бы себе таких выкрутасов.
Но Мария Кузьминична беспечно уплетала пирог с капустой и, наверное, впервые в жизни не волновалась из-за высказываний Ананьевны.
На площади, где рядом с новогодней ёлкой высились ледяные горки, к компании присоединилась Молчание. Смородина достала откуда-то бенгальские огни, и они все вместе бегали с ними, катались и дурачились.
Внезапно откуда-то раздался неуверенный голос:
- Ирка? Это ты?
Грузный круглолицый мужчина в дубленке и нерпичьей шапке гулял на площади с девочкой лет пяти.
- Привет, Егор! - весело поздоровалась Ирина Робертовна с бывшим мужем.
- Ой, какая лапонька! Как тебя зовут, золотце? - полезла к девочке Смородина.
- Ила, - застенчиво представилось дитя. - Егор, и без того красный, почему-то вовсе рассвирепел:
- Это еще кто с тобой? - он кивком показал на Галахада.
- Приветствую вас, сударь, - слегка поклонился Галахад.
- Это мой друг, - ответила на вопрос Ирина Робертовна.
- Что, забегала? - зашипел Егор. - Имей в виду, я не позволю, чтоб мой сын якшался с кем попало. И на усыновление согласия не дам!
Глядя на макушку ёлки, увенчанную звездой, Галахад задумчиво произнес:
- Усыновление - отличный метод заводить детей с прекрасными женщинами. Хороший метод. Но он - не единственный. Я слышал и о другом.
- Ты… Ты что несешь!
- Спокойно! - Фламма, Смородина и Молчание бросились в узкое пространство между мужчинами. Галахад смотрел на Егора доброжелательно и без вызова, но дело было не в нем. Дело было в том, как весело и беспечно смеялась Ира… Егор был поражен и уязвлен именно этим…
Филька, сын Ананьевны, был одноклассником Иры. Классе в пятом он оказывал ей знаки внимания, но не был поощрен в этом и вскоре отсох. Но каким-то образом о его чувствах узнала его мамаша, и не могла простить их Ирине Робертовне и ее родителям всю жизнь. Филька в школе не пользовался никаким авторитетом именно из-за своей матери, впиравшейся, где надо и не надо. Наверное, чтобы отвязаться от нее, Филька и пошел работать в милицию, то есть теперь в полицию. И дослужился до зама начальника райотдела. Именно его супруга Валерия была кошмаром Ирины Робертовны - ее всегда и по любому поводу ставили ей в пример.
- Мебель у вас все та же, что и десять лет назад! А мы недавно обновили… А это Веничка? Ой, как вырос! Веничка, бедное дитятко, папой брошенное! Егор-то помогает, надеюсь? Или уклоняется?
Веничка выглянул из своей комнаты и не то рыкнул, не то поздоровался. Из-за его плеча выглянула еще одна мальчишеская рожица.
- А это товарищ твой? - полюбопытствовала Ананьевна.
- Знакомьтесь. Савва Лётов, - буркнул Венька.
- Ну что за мода - называть детей как попало! И какие же отчества будут у его детей - какой кошмар!
- Саввичи и Саввишны, - сдержанно (из последних сил) ответил Соволётов. - Того же типа, как Ананьевичи и Ананьевны.
Венька по приятельски дёрнул Соволётова за подол толстовки, втянул в комнату и захлопнул дверь.
- А Ирочка где? Бедная наша девочка… Такая талантливая, и совсем, совсем несчастливая судьба!
- Она на кухне, с подругами. Пекут пирог. Сейчас будем пробовать.
- Пирог? Мне вообще-то сладкого нельзя!
- Так ведь он несладкий. С капустой.
В комнату, сдержанно поздоровавшись, заглянула Смородина.
- Мария Кузьминична, мы ставим самовар? Пирог уже остывает, под полотенцем.
- Да, пора! Сейчас будем пить чай. А вы с нами, девочки?
- Нет. Мы, наверное, пойдем погуляем сейчас, пока светло. Пофотографируем Иру.
- Иру? Фотографировать? - удивилась Ананьевна. - Она такая скованная… Нефотогеничная. На школьных фотографиях у Фили всегда нахмуренная…
- Нефотогеничных людей нет. Есть безрукие фотографы, - категорично заявила неподобающе красивая рыжая темнолицая девица с фотоаппаратом на шее. - Мария Кузьминична, один кадр! Улыбаемся! Мальвы под окошком! Духовой оркестр! Жареные семечки!
Фотоаппарат запечатлел сияющую Кузьмовну и перекошенную от злости Ананьевну. Фламма, тряхнув алыми волосами, вернулась на кухню, что-то напевая.
Ананьевна пыталась найти слова, чтобы адекватно выразить осуждение в адрес нахальных девиц, и тут вдруг запел дверной звонок. Венька выскочил и открыл.
- Прекрасные благородные дамы… Рад вас приветствовать. Это вам, Мария Кузьминична. - Галахад преподнес Кузьмовне букет цветов и облобызал ей ручки. - Могу я видеть вашу дочь Ирочку?
Ирина вышла с кухни, на ходу развязывая засыпанный мукой передник, надетый поверх джинсов и старенькой клетчатой рубашки с подвернутыми рукавами. Галахад всплеснул руками.
- Ира… Ты просто красавица!
Он заключил Ирину Робертовну в объятия и нежно поцеловал. Фламма внесла румяный пирог на противне в комнату.
- Соволётов! - крикнула Смородина. - Ты здесь остаешься, или?
- Или. Мы с Венькой еще на компьютере поиграем. И пирога поедим.
Ира, Фламма, Смородина и Галахад собирались в прихожей.
- Наверняка он - женат! - прошипела Ананьевна.
- Пока - нет, - громким театральным шепотом произнес Галахад. - Но всерьёз задумываюсь об этом!
- Ирочка стала очень легкомысленной, - поджав губы, произнесла Ананьевна, когда они ушли, - боюсь, не доведет ее это до добра!
Четверо, нахохотавшись вволю на улице, все-таки и в самом деле пошли фотографировать Иру в парке, среди заснеженных деревьев. Это была первая в ее жизни настоящая фотосессия, и она удалась…
- Какие у Ирочки развязные подруги, - поджав губы, ворчала Ананьевна. - И какой подозрительный молодой человек! Неестественно вежливый, манерный, слащавый! На твоем месте, Маша, я бы насторожилась! Ведь Ирочка уже не молоденькая, у нее сын! У моего Филиппа тоже хорошие манеры, но он никогда не позволил бы себе таких выкрутасов.
Но Мария Кузьминична беспечно уплетала пирог с капустой и, наверное, впервые в жизни не волновалась из-за высказываний Ананьевны.
На площади, где рядом с новогодней ёлкой высились ледяные горки, к компании присоединилась Молчание. Смородина достала откуда-то бенгальские огни, и они все вместе бегали с ними, катались и дурачились.
Внезапно откуда-то раздался неуверенный голос:
- Ирка? Это ты?
Грузный круглолицый мужчина в дубленке и нерпичьей шапке гулял на площади с девочкой лет пяти.
- Привет, Егор! - весело поздоровалась Ирина Робертовна с бывшим мужем.
- Ой, какая лапонька! Как тебя зовут, золотце? - полезла к девочке Смородина.
- Ила, - застенчиво представилось дитя. - Егор, и без того красный, почему-то вовсе рассвирепел:
- Это еще кто с тобой? - он кивком показал на Галахада.
- Приветствую вас, сударь, - слегка поклонился Галахад.
- Это мой друг, - ответила на вопрос Ирина Робертовна.
- Что, забегала? - зашипел Егор. - Имей в виду, я не позволю, чтоб мой сын якшался с кем попало. И на усыновление согласия не дам!
Глядя на макушку ёлки, увенчанную звездой, Галахад задумчиво произнес:
- Усыновление - отличный метод заводить детей с прекрасными женщинами. Хороший метод. Но он - не единственный. Я слышал и о другом.
- Ты… Ты что несешь!
- Спокойно! - Фламма, Смородина и Молчание бросились в узкое пространство между мужчинами. Галахад смотрел на Егора доброжелательно и без вызова, но дело было не в нем. Дело было в том, как весело и беспечно смеялась Ира… Егор был поражен и уязвлен именно этим…