Мастер. Часть 3. Встреча
Обходя дом по прочищенной кем-то тропинке от калитки до крыльца, Робертовна увидела, что большая яблоня на соседнем с ними участке Никитиных почернела, обуглилась и рухнула. Проводка электричества, проходившая сквозь крону к их домику, частично сгорела, частично оплавилась и застыла жуткими черными соплями. И угол их домика, обычно летом увитый красным декоративным виноградом, тоже был закопченный сверху - пламя лишь уничтожило шпалеры да полизало деревянную стену. Картина происшедшего говорила сама за себя. Вспыхнула старая соседская яблоня. Скорее всего, в нее попала молния. По проводке пламя достигло их домика. Но он практически не пострадал: пожар что-то остановило. Или - кто-то.
Зимой гроз не бывает. Значит, это случилось поздней осенью, да-да, тогда и была последняя в году гроза, очень сильная, прямо над недальним городом. Значит, уже тогда кто-то был здесь.
Вокруг домика были расчищены дорожки. Крылечко, превращавшееся зимой в пухлый сугроб … Ноги Робертовны приросли к земле - крылечко ее домика чистил какой-то человек. Мужчина. На нем была старая садовая одежда ее отца - его куртка, брюки, шапка, валенки. На миг, на миг Робертовне показалось, что это ее отец, так что горло стиснуло. Но нет. У Роберта были по-стариковски скованные движения и вечно радикулитная спина. А этот человек, похоже, такой напасти не знал.
- Здравствуйте, - тихо сказала Робертовна.
Незнакомец обернулся.
- Ира! Ирочка! Боже, сколько лет… А ты совсем не меняешься… Девчонки, бегите сюда, Ира приехала!
Его лицо сияло от радости. Оно было смутно знакомым. Ирина Робертовна судорожно перебирала в памяти однокурсников, одноклассников, соседей по старому двору, детсадовских приятелей… Какое знакомое лицо! Широкая переносица, шоколадные глаза, пушистые брови… Кто же это? Дверь открылась, и на крылечко выглянули две женщины - также одетые в ее и материну садовую одежду - одна высокая, худощавая, с длинной шеей и строгим вытянутым лицом, и вторая - круглолицая, пухленькая, со сросшимися бровями. Их лица показались ей тоже знакомыми и тоже не связывались в памяти ни с чем конкретным.
Так бы и стояла Ира, вытаращив растерянные глаза, перед крылечком, если бы из домика не вышла третья женщина. Она была не то индианкой, не то к какому-то другому знойному народу принадлежащей смуглянкой с таинственными миндалевидными глазами, с огромной неукротимой гривой волос огненно-красного цвета. Едва увидев ее, Ира пошатнулась и упала в сугроб: ее она не спутала бы ни с кем и никогда - это была Фламма.
Ее внесли в дом, растерли лицо снегом, поставили перед ней чашку травяного чая, и с напряженным вниманием наблюдали за тем, как она привыкала к невероятной реальности: перед ней были четыре из пяти ее кукол. Галахад, Смородина, Молчание и Фламма. С чердака доносились звуки детской беготни и странный клекот - там играл со своей совой мальчик Соволётов.
- Не знаю, как и почему это случилось, - рассказывал Галахад, - в нескольких метрах от нас ударила молния. С нами что-то произошло. Но не успели мы прийти в себя, как поняли, что дому грозит пожар. Мы бегали и тушили его и очень замерзли. И нам пришлось взять вашу одежду. Роберта Петровича, Марии Кузьминичны, твою и Вени. Ты не сердишься? Наша нам теперь безнадежно мала…
Ира улыбнулась. До преображения куклы были высотой сантиметров тридцать.
- Вы теперь люди? - продолжая глупо улыбаться, спросила Ира.
- Не совсем. Дышим. Мерзнем, но совсем не спим. Можем есть, можем не есть. Так, балуемся, пьем чай с вареньем. Соволётов даже пукать научился…
- А хотите бутербродов? С сыром и с колбасой? У меня в рюкзаке!
- Где? - Вниз по крутой лесенке вприпрыжку спустился пухлощекий Соволётов. Галахад порезал бутерброды пополам, хватило всем.
- Как родители? - спросила Смородина.
- Папы уже два года нет.
- Ой, как жаль… Мы его редко видели - он на чердак почти не поднимался. Чаще всего видели Веню. А слышали - Марию Кузьминичну.
- Не говорите про нее! - обиженно крикнул Соволётов.
- Перестань. Мужчине приличествует великодушие, - одернул его Галахад.
- Это у вас там, в Камелоте, да. Я не рыцарь Круглого Стола, и для меня не все дамы прекрасные, есть и просто дуры... И я на нее, бабку вредную, обиделся! Она нас обзывала «Иркиными идолами». Смеялась над нами и над Ирой. Молчание вовсе уронила. Руку ей разбила! Если бы не она - разве бы мы провалялись пятнадцать лет на чердаке дачи! И Ира бы была художницей! И Егору ее этому она все говорила, говорила, какой он хороший и какое он счастье для Иры. А все было совсем наоборот! - Соволётов так разволновался, что даже пукнул, а сова, сидевшая у него на макушке, встрепенулась.
- Фу, Соволётов! - укоризненно сказала Молчание, перебиравшая свои крошечные чётки.
- А я с ним согласна, - поддакнула Фламма. - Это с ее, Марии Кузьминичны, подачи Егор забыл про то, как бегал за Ирой, как не верил своему счастью. Решил, что все было наоборот, что это он снизошел. А с мужчинами так нельзя. Мы с ними должны быть - горизонтом. Вот он есть, горизонт, - и нет его.
- Тебе хорошо так говорить. Ты красавица.
- Я очень похожа на тебя, Ира. Только ты все этого понять никак не можешь. Затыркали тебя совсем!
- Мы все на тебя похожи, - сказала Смородина. - Даже Галахад.
- Как я рада, что могу теперь разговаривать с вами, - призналась Ирина Робертовна. - Но вам же неудобно жить здесь, на даче. Давайте со мною в город перебираться.
- А жить где? Я не хочу с вредной бабкой жить, - буркнул Соволётов.
-На первое время можно вам жилье снять, потом что-нибудь придумаем. Одежду вам купим, ну что вы ходите в старье!
Жилье Ирина Робертовна сняла в частном секторе, у бабки Мефодьевны на окраине города. Кукол та полюбила, как родных, согласившись с версией, что это семья вынужденных переселенцев откуда-то с юга. Галахад был представлен военным в отставке, Смородина - его женой, Соволётов - сыном, а Фламма и Молчание - незамужними сёстрами. Соволётова Мефодьевна звала касатиком, Галахада соколом ясным, Смородину дочкой, Фламму заглядением, а Молчанию даже доверила свою гадательную колоду карт. Только совы она побаивалась, хотя та ловила мышей лучше всякого кота.
Ирина то одну, то другую куклу приводила к себе домой.
Началось с того, что однажды к ним в гости напросилась Ананьевна. Обычно все это кончалось у матери приступом и вызовом скорой. Но Кузьмовна почему-то не могла отказать своей бывшей сослуживице ни в чем, подпав под ее власть.
Продолжение следует.
Зимой гроз не бывает. Значит, это случилось поздней осенью, да-да, тогда и была последняя в году гроза, очень сильная, прямо над недальним городом. Значит, уже тогда кто-то был здесь.
Вокруг домика были расчищены дорожки. Крылечко, превращавшееся зимой в пухлый сугроб … Ноги Робертовны приросли к земле - крылечко ее домика чистил какой-то человек. Мужчина. На нем была старая садовая одежда ее отца - его куртка, брюки, шапка, валенки. На миг, на миг Робертовне показалось, что это ее отец, так что горло стиснуло. Но нет. У Роберта были по-стариковски скованные движения и вечно радикулитная спина. А этот человек, похоже, такой напасти не знал.
- Здравствуйте, - тихо сказала Робертовна.
Незнакомец обернулся.
- Ира! Ирочка! Боже, сколько лет… А ты совсем не меняешься… Девчонки, бегите сюда, Ира приехала!
Его лицо сияло от радости. Оно было смутно знакомым. Ирина Робертовна судорожно перебирала в памяти однокурсников, одноклассников, соседей по старому двору, детсадовских приятелей… Какое знакомое лицо! Широкая переносица, шоколадные глаза, пушистые брови… Кто же это? Дверь открылась, и на крылечко выглянули две женщины - также одетые в ее и материну садовую одежду - одна высокая, худощавая, с длинной шеей и строгим вытянутым лицом, и вторая - круглолицая, пухленькая, со сросшимися бровями. Их лица показались ей тоже знакомыми и тоже не связывались в памяти ни с чем конкретным.
Так бы и стояла Ира, вытаращив растерянные глаза, перед крылечком, если бы из домика не вышла третья женщина. Она была не то индианкой, не то к какому-то другому знойному народу принадлежащей смуглянкой с таинственными миндалевидными глазами, с огромной неукротимой гривой волос огненно-красного цвета. Едва увидев ее, Ира пошатнулась и упала в сугроб: ее она не спутала бы ни с кем и никогда - это была Фламма.
Ее внесли в дом, растерли лицо снегом, поставили перед ней чашку травяного чая, и с напряженным вниманием наблюдали за тем, как она привыкала к невероятной реальности: перед ней были четыре из пяти ее кукол. Галахад, Смородина, Молчание и Фламма. С чердака доносились звуки детской беготни и странный клекот - там играл со своей совой мальчик Соволётов.
- Не знаю, как и почему это случилось, - рассказывал Галахад, - в нескольких метрах от нас ударила молния. С нами что-то произошло. Но не успели мы прийти в себя, как поняли, что дому грозит пожар. Мы бегали и тушили его и очень замерзли. И нам пришлось взять вашу одежду. Роберта Петровича, Марии Кузьминичны, твою и Вени. Ты не сердишься? Наша нам теперь безнадежно мала…
Ира улыбнулась. До преображения куклы были высотой сантиметров тридцать.
- Вы теперь люди? - продолжая глупо улыбаться, спросила Ира.
- Не совсем. Дышим. Мерзнем, но совсем не спим. Можем есть, можем не есть. Так, балуемся, пьем чай с вареньем. Соволётов даже пукать научился…
- А хотите бутербродов? С сыром и с колбасой? У меня в рюкзаке!
- Где? - Вниз по крутой лесенке вприпрыжку спустился пухлощекий Соволётов. Галахад порезал бутерброды пополам, хватило всем.
- Как родители? - спросила Смородина.
- Папы уже два года нет.
- Ой, как жаль… Мы его редко видели - он на чердак почти не поднимался. Чаще всего видели Веню. А слышали - Марию Кузьминичну.
- Не говорите про нее! - обиженно крикнул Соволётов.
- Перестань. Мужчине приличествует великодушие, - одернул его Галахад.
- Это у вас там, в Камелоте, да. Я не рыцарь Круглого Стола, и для меня не все дамы прекрасные, есть и просто дуры... И я на нее, бабку вредную, обиделся! Она нас обзывала «Иркиными идолами». Смеялась над нами и над Ирой. Молчание вовсе уронила. Руку ей разбила! Если бы не она - разве бы мы провалялись пятнадцать лет на чердаке дачи! И Ира бы была художницей! И Егору ее этому она все говорила, говорила, какой он хороший и какое он счастье для Иры. А все было совсем наоборот! - Соволётов так разволновался, что даже пукнул, а сова, сидевшая у него на макушке, встрепенулась.
- Фу, Соволётов! - укоризненно сказала Молчание, перебиравшая свои крошечные чётки.
- А я с ним согласна, - поддакнула Фламма. - Это с ее, Марии Кузьминичны, подачи Егор забыл про то, как бегал за Ирой, как не верил своему счастью. Решил, что все было наоборот, что это он снизошел. А с мужчинами так нельзя. Мы с ними должны быть - горизонтом. Вот он есть, горизонт, - и нет его.
- Тебе хорошо так говорить. Ты красавица.
- Я очень похожа на тебя, Ира. Только ты все этого понять никак не можешь. Затыркали тебя совсем!
- Мы все на тебя похожи, - сказала Смородина. - Даже Галахад.
- Как я рада, что могу теперь разговаривать с вами, - призналась Ирина Робертовна. - Но вам же неудобно жить здесь, на даче. Давайте со мною в город перебираться.
- А жить где? Я не хочу с вредной бабкой жить, - буркнул Соволётов.
-На первое время можно вам жилье снять, потом что-нибудь придумаем. Одежду вам купим, ну что вы ходите в старье!
Жилье Ирина Робертовна сняла в частном секторе, у бабки Мефодьевны на окраине города. Кукол та полюбила, как родных, согласившись с версией, что это семья вынужденных переселенцев откуда-то с юга. Галахад был представлен военным в отставке, Смородина - его женой, Соволётов - сыном, а Фламма и Молчание - незамужними сёстрами. Соволётова Мефодьевна звала касатиком, Галахада соколом ясным, Смородину дочкой, Фламму заглядением, а Молчанию даже доверила свою гадательную колоду карт. Только совы она побаивалась, хотя та ловила мышей лучше всякого кота.
Ирина то одну, то другую куклу приводила к себе домой.
Началось с того, что однажды к ним в гости напросилась Ананьевна. Обычно все это кончалось у матери приступом и вызовом скорой. Но Кузьмовна почему-то не могла отказать своей бывшей сослуживице ни в чем, подпав под ее власть.
Продолжение следует.