Пёзский Волок,рассказ-экспедиция. Часть первая - «Вверх по Пёзе и Рочуге!» 4. От Сафоново вверх.
в начало (Вступление и Пролог)
в начало первой части (вверх по Пёзе и Рочуге)
к предыдущей страничке
Часть первая - «Вверх по Пёзе и Рочуге!»
4. От Сафоново вверх.
31 августа.
Послушайте, так не бывает. ЗапУки старые. Любые случайности в этой жизни могут происходить, но случайными их считать получается только до определенного момента. Я, конечно, объявил во всеуслышание, что мы повторяем маршрут Шренка 175-летней давности, но не до такой же степени… «К несчастью моему я принужден был пробыть в Сафоновой один день лишний, потому что это было последнее населенное местечко по течению Пезы и люди просили у меня позволения спечь себе такое количество хлеба, которое хватило бы им на все время путешествия по 280 - верстному безлюдному пространству».* Нет-нет. Мы не остались тут на еще один день, как, впрочем, и Шренк: «К 11 часам вечера люди мои кончили все свои приготовления и мы ночью же отправились далее»*. Просто мы тоже хотели закупить тут свежего хлеба на предстоящий безлюдный участок пути. Но случилось случайное - пекарь в местной пекарне заболел и уехал в город, в больницу. Поэтому запастись хлебом тут можно было, лишь идя путем Шренка до конца, то есть спечь его.
Нас тут ждали. Галина Федотовна, сестра Федотыча, ждала нас еще вчера. Банька была истоплена, ужин стоял на столе, а постель постелена. Даже несмотря на поздний наш приход, ближе к 11 (а Шренк-то в три утра к Сафоново подошел, под мотором то быстрее…), мы не смогли себе отказать ни в баньке, ни в гитаре за разговорами с гостеприимной хозяйкой, которая, узнав, что мы рассчитывали на хлебный магазин, обзвонила тем временем соседей, взяла муку в долг, да поставила хлеб. Мы, было, хотели возразить, но Федотыч встал на сторону сестры, а победить двух Окуловых на их территории невозможно, даже впятером. Поэтому и против чистых простыней мы посопротивлялись лишь для виду - вы не представляете, какое это наслаждение - спать после баньки, как белый человек, на кровати, да еще и поужинав картошечкой с краюхой самодельного хлеба, запиваемой настоящим молоком.
Кстати вот это из детства - я отчетливо помню вкус самодельного хлеба. Там он был потрясающе черным, а вкус его казался горьковатым, что проглотить его можно было, лишь запив. Но стоило налить в кружку молока, вкус его менялся, превращаясь из суровой необходимости в потрясающее лакомство. У Галины Федотовны же хлеб был белый и вкусный изначально.
В крошечной баньке парились по очереди, в ожидании которой можно было почитать свежую, прилетевшую вчерашним рейсом, прессу.
Впрочем, о событиях последних дней мы знали уже не понаслышке…
Так или иначе, наутро поднялись мы поздно и неспешно. Хлеб был испечен, кофе докуплен (а вот есть кофе в Сафоновском сельмаге, растворимый, правда, но есть. Это, кстати, единственный просчет экспедиции в продуктах в сторону нехватки; еще вот водка была в обрез. Ее мы тоже попробовали купить, но до 11 ее не продают, а потом магазин уже закрывается…
С остальными продуктами мы просчитались в другую сторону, но это и хорошо - была возможность оставлять всем накормившим нас хозяевам по паре баночек тушенки в подарок).
А выползли мы из гостеприимного дома
в районе 12-ти. Сафоново, вопреки ожиданиям, не кажется старинной деревней; дома тут большей частью обычные, совхозно - современные.
Направляясь в сторону центра села (а дом Галины Федотовны на окраине, хотя помните - Пёза и здесь обходит огромный нос - полуостров, на котором и расположилась деревня, поэтому окраина, как и центр, вблизи реки), проходим симпатичную детскую площадку.
Сейчас она пустует, не лето уже, видать. А справа от нас - школа. Ну-да, есть спутниковая интернет-тарелка, значит, есть и школа.
Вернее, не совсем школа. Основной школы больше нет, с позапрошлого, кажется, года («Мезенские деревни» Окладникова** оптимистично сообщают нам о том, что тут основная (неполная) школа, но это на 2008-й год). Теперь это «класс-комплект Быченской средней школы». То есть объединенный класс учащихся начальной школы, коих в этом году пять человек, разного возраста.
Учительница одна.
Ну и соседнее объявление заодно - о политической и социально-экономической жизни деревни.
Это уже на стене клуба, в котором, кстати, есть «комната памяти» - этакий деревенский музей.
Мы в самом центре деревни, в парке, занимаемом часовенкой
и небольшим сквериком вокруг памятника односельчанам, погибшим в годы Великой Отечественной (на предыдущем фото за часовней).
Администрация - слегка поодаль от «городского» центра… Вот бы в Москве так сделать!
В центре можно обернуться вокруг своей оси…
Окна забиты свежими досками - похоже, вчерашним рейсом много народа улетело… А вот школа с другой стороны. Прямо контрфорсы…
Так и подходим к старинному дому Федотыча. На всех картинках Сафоново (вообще-то Сафонова) этот дом будет значиться за подписью "дом Окуловых". Немудрено: несмотря на то, что, по преданию, селение основал переселенец из Кимжи по имени Софрон, основная фамилия тут Окулов; по переписи 1926 года из 32 двух домохозяйств хозяевами 27 были люди с такой фамилией. От ответа на мой вопрос, сколько же Окуловых сейчас, Федотыч уклонился: «Надо пересчитать». Но это дом именно Николая Федотовича, его родовое гнездо. Тут жили семьи его отца, Федота, и старшего брата, Власа (ух, прям повеяло, да? Влас, Федот…). Но этот дом - пожалуй, самый старый в Сафоново.
Федотычу слово:
- Отца сюда внесли на закорках. Нашечка на закорках… Значит, ему было где-то три года. А он с 15-года, вот и считайте, какого года дом. - С этого места я постараюсь не перебивать хозяина. Так, спрашивать иногда, да внимание на мелочи обращать, вот, например, конек и полотенца,
а это - курица, поддерживающая крышу.
Но заходим в дом. Лестница ведет наверх, в сени, которые тут зовут предизбье. Из сеней две двери направо - в чистые избы. Внизу под ними - отапливаемые помещения. Налево - хозяйственная часть, поветь, под которой - пространство для скотины. А над ней - пространство для хранения всяких предметов и заготовок - пАволока, или пОдволока , чердак. Здесь же в углу - туалет.
В противоположном, дальнем конце - взъезд, настил для въезда сюда телеги или саней, например, с сеном. Вот и дверь
с отчетливо обозначенным клеймом Федота Окулова
Распахнув створки, можно увидеть центр деревни, сквер и памятник. На этом месте была когда-то школа, куда ходил Николай Федотович.
При свете открытой двери смотрим на причудливое сооружение на полу. БалО - станок для изготовления полозьев саней и дуг.
Распаренную заготовку для дуги помещали в бало, на ее конец накидывали петлю, закрепленную у ворота, который постепенно начинали вращать, подбивая под изогнутую часть заготовки соответствующие клинья. Вообще говоря, искусство гнуть дуги в давние времена считалось уделом избранных, на многие деревни в округе таких умельцев было единицы, о чем Николай Федотыч скромно умолчал, добавив лишь, что для полозьев использовали березу, а вот для дуг - черемуху.
Ручное точило - незаменимый инструмент. Как и жернов, рабочий,
хоть ячмень засыпай.
А на паволоке чего только нет - и слеги, и кокора, еще отцом приготовленная для новой лодки
Вот, не получилась фотка под следующее описание. Ну, пусть Федотыч так скажет, без картинки:
- Крышу тогда тёсом крыли, а чтоб вода стекала - желобки делали, вручную. Так это и называлось - «дорОжить тёс». Была специальная такая стружка, которой делали такие желобки.
Особняком тут рыболовные снасти,
пространство рядом с которыми - соответствующая одежда.
- Вот, например, тОбочи,
их содержали соответствующим образом. Они изготовлялись из такой вот шкуры, камуснОй, с ног оленей. Наружу мехом. А внутрь одевались липтЫ. Мехом внутрь. В липтах уже ногу запихиваешь в тобочи, здесь завязываешь.. И ходили мужики на охоту, в лес по делам по своим. Это отцовские липтЫ, остались еще. А дальше там - совИк. Совик - это такая одежда (типа комбинезона - kvas), запихиваешься в него и чувствуешь, как в каком-то царстве.
- СовИк и мАлица - это разные вещи?
- Малица - она мехом внутрь. А Совик - мехом наружу. Вот как липты и тобочи -можно в малице в совик влезть. И будет тебе вообще никакой холод не страшен, 50 ли, 60 - только нос, да глаза. И рукавицы там такие заделаны, которые запихиваешь, или наоборот, выпихиваешь. Полностью он тебя облягает. Сюда вот, до пола. Вот это - совик. И здесь еще капюшон такой. Закрыто все. Вот в таких вот совикАх отец ездил в командировку от Сафоново и до Мезени на лошадИ. Вот представьте, сколько это. А он все время ездил, был то председателем колхоза, то председателем лесхимартели. Работал - надо ж было ездить. Отчеты там писать..
- Двуручная стружка…
- Да. А это знаете, что за круг?
- Ушкуйники, да? - но Федотыч уже у стоящих рядом детского костылька и такого же маленького топорика, сразу за сумкой.
- Связанные вещи…Батюшка насадил топорик на топорище, ну, как игрушку, поточил, а мы с ребятами пошли строить избушку. Я решил его опробовать, каков он острый, чукнул по бревну какому-то - рраз, и вот в это место. И все. Побежал домой, испугался. Даже кровь не шла. Пошла, только когда сняли у меня обуточку. Вот с этим костыльком я потом ходил, маленький. А это гончарный круг…
…у моего зятя, у Галиного мужа, отец, он был гончар. Гончар он был знаменитый, можно сказать, на весь район, и вот как раз на БлуднОй, он так и говорил - «на Блудной у меня завод». «Какой завод-то, что за завод был на Блудной? А у него была такая сколоченная хибарка. И вот в этой хибарке, значит, у него стоял гончарный круг, и он его крутил, а в это время руками работал, ну так быстренько, как это обычно делается, лАдочки делал, горшочки делал, масленники делал, трубы делал для печей. А почему так далеко-то, на Блудной? Да потому, что там така глина, соответствующая. Как вот говорил Коля (помните - директор школы в Мосеево - kvas.), что у них есть земля, чтобы бить печку, так и глина, может, нигде в другом месте не найдешь…
- А чем он его крутил-то?
- А крутил руками… раз, крутанул - и делает. А сейчас есть современные круги, большие…
Да, чего тут только нет!
Сундучки,
лыжи охотничьи, камусом подбитые,
деревянные ведра и подставки
Вот, зыбка в кадр не попала. А Федотыч и по ней прошелся:
- Одной ногой качает, а там уже веретено вьется…
…люди успевали все. Успевали все! Вот что удивительно! Это надо понимать! Это надо видеть!, А кто не видел - не поймет, как это можно сделать. - Не согласится тут, находясь в этом доме в Сафоново за 300 километров от дороги, ведущей в город с населением аж в две тысячи, невозможно, особенно нам, страдающим от нехватки времени городским перевертышам, почему-то полагающим, что на жизнь зарабатывается кликом мышки, а молоко и хлеб в магазинах дороги, а не баснословно дешевы. Сейчас цензор насупится. Не буду. Пойдем в дом.
Как будто из-за этого стола только встали, да и то, чтобы заглянуть в печь
и поставить самовар.
- Знаменитое сОлныша, - продолжает Николай, - которое для хозяйки целое царство-государство. Потому, что у ней тут полочки, а на полочках - там тебе и посуда, там тебе и блюдА всякие, особенно, рыба. А здесь дымоход идет, из нижней избы. Там тоже русская печка стоит. Так дымоход через нее и туда еще, вверх. Тут и самоварчик есть. Лубянка - тоже хорошая вещь, можно было и хлеб хранить, хорошо очень.
Сделана, по-моему, из ели, сплетена.
- Смотри, - продолжает он, - ячмень еще…
…было несколько мельниц. Водяная мельница была одна, остальные ветряные мельницы были, столбовки. Точно такие же, как в Кимже стоят. Вот мололи, в муку превращали, пекли шанюжки, которые мы с вами едим-то, на корочке. ЗАспинные всякие разные житнички - колобки. Для меня ничего вкуснее этого нету. Зерно - у кого-то вызреет, у кого-то не вызреет, обменивались, всяко бывало.
- А вообще, про выращивание. Относительно Мезени - тут лучше климат? По ячменю, например?
- Здесь климат-то? Летом тут теплее, не такой влажный. Посушее, жара бывает. Лучше климат, вызревает лучше.
- Поэтому уходили из Мезени?
- В поисках именно такого климата. Мои предки переселились на Пезу именно из-за земельного недорода. Не было урожая, вот и шли искать благоприятные места и для выращивания хлеба, и чтобы рыбалкой и охотой заниматься. Сейчас вот видите - здесь растят картофель. Раньше картофель не выращивали, ничего такого не выращивали, выращивали репу. Были рЕпища. Выращивали репу, парили, потом ели. А теперь едят картофель. - Я запомню почему-то эти слова. А, вернувшись уже, попаду на Пинегу и расскажу за чаем. Хозяйка усмехнется, и достанет откуда-то по горсти сушенок и паренок. Такие кругляшки, из морковки и репы. Их парят, а потом сушат. Внучке три годика, и хозяйка исправно поставляет ей эти сладости в город, которые та обожает и не ставит ни в какое сравнение с конфетами. Пробовал, да. Из деликатесов по мне вкуснее только поросячьи ушки. А в соседней комнате-избе уже новое действо:
- Розги?
- Не, что ты. Это вИчка. Это допустимая вещь если будешь (тут Федотыч произнес какое-то слово, аналог «баловаться», но такое заковыристое, что я не смог расшифровать его с диктофона), то крепко-то вичку-то на жопку и получишь. А как ребенка воспитывать, который не знает что такое боль? Он ведь не будет знать, что и другому человеку бывает больно. Я вот помню, мне было лет пять или шесть, меня один раз наказали. Ну, может, чрезмерно немножко, но я ведь злости-то никакой не имею ни на кого, да и не имел, на отца там. За дело, значит. А обидно было, да. Помню, стою там под крыльцом, бурчу про себя - вот, никто меня не любит, вот уйду в лес, заблужусь, потеряюсь, замерзну, меня не найдут, и все меня будут жалеть, говорить, какой хороший был мальчик. Вот это было. А потом прошло. Вот, постоял, побурчал, подумал - и прошло. Я ж понимаю, это - с любовью. Да и тогда понимал.
Провожает нас кот - видите, в окне?
Вот, нет никого в доме, а кот живет. Встречает, когда хозяин приезжает, провожает. Такой вот дом.
- Эх, музей бы тебе тут сделать!
- Да вот и мечтаю. Музей и деревенской жизни, и волока, и дома. Вот одна такая память, нет других домов таких. А то не будут знать, какие были дома.
Пора нам, пора. Идем обратно по деревне
к дому, где вещи уже собраны, бензин на обратную дорогу отмерян и оставлен, правда впритык, но Федотыч говорит, спустятся, это не подниматься. С бензином напряжение несколько спало - в Езевце, забыл вам сказать, докупили еще 50 литров, по 40 рублей . И в 13-45 мы, наконец, на воде, отходим от Сафоново. Собаки, кстати, на речных дорогах, похоже, ведут себя так же, как и сухопутных - долго провожают, кто с веселым лаем, пытаясь догнать и прокусить шину, а кто - просто молча плывет вслед.
Все, крайняя деревня за спиной, и на сотни верст впереди - безлюдные пространства. Тут, хочешь - не хочешь, а задумаешься о смысле деревенской жизни и о ее судьбе…
Когда-то пришли сюда люди, в поисках лучшей доли, лучших сенокосов - пожней, лучше вызревающего хлеба… но в поисках при этом мест, позволяющих поддерживать исконный характер своих занятий - охоту, рыбалку, лес. Вот, Пеза; она оказалась, несмотря на большую свою удаленность, более приветливой, нежели Мезень: климат мягче, а водные просторы - озера и реки - есть, и способны прокормить. Да и с лесом все в порядке, хоть и растет он здесь полосами вдоль берегов рек: реки осушают края болот (помните - болото в разрезе?), а стОит отойти от рек, болота подступают. Но лесов и дичи в них достаточно, чтоб человек мог жить. Другое дело, что чем больше людей, тем меньше на человека тут пространства для пашни и сенокоса, вследствие чего с ростом численности населения пожни уходят дальше и дальше. Мы увидим с вами, докуда протянутся сафоновские сенокосы вверх по Пезе и Рочуге. Тем меньше зверя и рыбы, и тем они дальше. Вот и приходится пришедшим сюда людям либо уходить обратно, либо идти дальше, где людей еще меньше, а воли больше, поскольку «неоспоримой истиной является то, что север беден и допускает только известное, относительно умеренное число обитателей, которому обезпечивает пропитание; как скоро это число увеличивается, то вслед за тем… тотчас являются следы слишком сильной населенности».* - Как же я без Шренка… А число-то увеличилось - скачкообразно, в конце 19 - начале 20 века, вслед за гигантским ростом населения всей Империи - за 15 предшествующих Первой Мировой лет - на 40 миллионов: "Наделены мы были по выходе на волю по три десятины на душу... Население выросло до того, что в настоящее время уже на душу не приходится и полдесятины. Население положительно бедствует и бедствует единственно потому, что земли нет; нет ее не только для пашни, а под необходимые для хозяйства постройки." (Из прошения крестьян … Лужского уезда Петербургской губернии во II Госдуму в январе 1907 г.) Я, впрочем, писал об этом пару лет назад, по другому, правда, поводу, а цитатой поделился в комментах к нейyuridmitrievich… Вот и надо идти туда, где есть земля, есть - воля.
Воля. Вот еще это понятие - волюшка, включающее в себя одновременно и географический простор, и политическую свободу. Свободу не в смысле законов и прав, а в смысле отсутствия представителей сторонней власти просто всилу ее опять же географической удаленности и, как следствие - необходимости самоорганизовываться, просто по определению, «от безысходности». Хотя свободу и всилу истории, поскольку территории эти имели серьезную прививку вечевой новгородской демократии, избиравшей даже священников…
«Боже мой! Да было ж времечко:
Человеку жизнь мила
Не теплом, не в бане веничком -
Только волюшкой была.
Ну а с ней, вот с этой волюшкой,
Света самый дикий край
(да к тому же, если с дролюшкой) -
Пуп земли, желанный рай». - Это Николай Федотович…
Зачем я это говорю? Я проанализировал численность населения пезских деревень, и пришел к выводу, что ее падение в последние годы - просто следствие ее пикового роста в предыдущие. Вся эта территория контролировалась при Шренке количеством людей, значительно меньшим, чем сейчас. Отток населения произошел здесь, в отличие от многих других среднерусских территорий, не тотальный, но оставивший существенную часть населения дееспособного, просто вернувшегося к той численности, когда территория, по Шренку, еще способна его прокормить. Но это и есть повод к робкому оптимизму: если оно стабилизируется, это и будет идеал. А стабилизироваться может, поскольку население тут самоорганизовано изначально, исторически, всилу отсутствия власти внешней. Но равновесие шаткое - усиление центральной власти может привести к катастрофическому, нерегулируемому оттоку, если окончательно уйдет волюшка, а, наоборот, ослабление или "пофигизм" усилит труднодоступность - тогда вновь перестанет летать самолет и закроются школы. Власти тут бы проявить некоторую гибкость - сосредоточиться на создании равных базовых инфраструктурных возможностей с остальной территорией. А это, в первую очередь, транспорт, связь и школа. И ничего невозможного нет - дикость отсутствия света "лихих девяностых" удалось же ликвидировать… Школа, власть придержащие друзья мои, принципиальна, никак нельзя без нее, даже батюшка обещал в начале 20 века… Да плюс царская инициатива - казенные хлебные магазины, как при Шренке. Ну, не хлеб сейчас, наверное; наверное, бензин. Да, и не лезть во все остальное, как то - регулирование правил рыбалки и охоты - для себя это, исконное, составное от понятия «волюшка». Впрочем, статейку «Статистика населения Пезы» я еще выложу, на рецензию местным жителям только отправлю…
Кстати, вот, про батюшкино обещание: сто лет тому, в 1912 году снова произошел скачок сафоновского населения - 28 дворов, 124 человека. Событием того года стало обращение Быченского священника Владимира епископу Архангельсокму и Холмогорскому с ходатайством о строительстве в Сафоново церкви. Отец Владимир сообщает ему, что крестьяне сами готовы построить храм, будь им на то выделен лес. Последним аргументом в обращении он дает обещание открыть школу при храме и дать жилье учителю. Постройку храма разрешают. **
Храм тогда построен не был, а школу открыл только в 1928 году некто Н.П. Поздарев, сам взявшийся обучать детей в частном порядке. Часовню срубили местные мужики в 2010-м, тоже сами.
Федотыч привозил батюшку, мезенского отца Алексея, освящать ее в прошлом, 2011-м, на этой самой ракете. В том же году закрыли школу, и только один учитель ведет с детишками теперь уроки, по примеру Поздарева, слава Богу, пока в официальном статусе.
Примерно через час после Сафоново, миновав виску в Прорывское озеро, за которой Пеза вновь широко разливается,проходим Самоедскую щелью. Здесь был самоедский лагерь, куда они приезжали торговать. По правому берегу по ходу - щелья, здесь высокий берег и высокий лес с огромными елками, по левой же стороне - береза и кустарник. Время 14-30, минуем крупный левый приток - Большая Вельморда.
Погода снова изменилась, на небе редкие облака, солнце, но дует сильный северный ветер.
14-50 - мы час уже в пути. Проходим щелью Долгая,
напротив нее - луга Долгие, сильно заросшие кустарником; на самом деле это была пожня, одна из самых близких к Сафоново. Дальше - пожня Илок, а напротив через виску - Силкино озеро.
А следующая виска - речушка Варчушка (проводники называют ее Варчуга) - знаменита.
Вон она, слева впадает. Если подняться по ней на 90 километров вверх, то можно придти в Варшинскую (Варчугскую?) озерную систему - самую большую озерную систему Мезенского района. Речушка быстра, извилиста и порожиста. Потому озера исключительно труднодоступны, всилу чего более обычного богаты разнообразной рыбой. В годы войны была организована практически конвейерная поставка рыбы из этих озер - не только серьезное подспорье для нуждающегося, оставшегося населения, но и на большую землю… Лес после Варчуги становится низкий, большей частью - кустарник и береза, а сосны и лиственницы исчезают, и в их отсутствие верхний эшелон занимают немногочисленные, но очень красивые елки.
К половине пятого подходим к очередному кляпу - вот тут мы со Шренком не совпадаем: если он выходил из лодки для прогулок в нижнем течении Пезы, а ботаническим изысканиям верхней части посвящал бессонные, белые майские ночи, то мы, отсидев все те точки, которые медведи в этих краях приспосабливают для съезжания с угоров, снова решаемся пройтись пешком. На этот раз в лодке остается только Федотыч и Серега.
Мы же вчетвером предпринимаем прогулку по чудному лесу, заросшему созревшим шиповником, тронутой первыми заморозками, и оттого потерявшей горечь, рябиной и невозможным ковром брусники,
скрывающей слегка постаревшие уже подберезовички.
Наслаждаемся тишиной,
пока через час ее снова не нарушает тарахтение мотора. Кстати, где-то тут я так увлекся природой, что потерял подаренный когда-то женой нож. Кто пойдет по нашим следам через 175 лет - гляньте... Серега, правда, узнав о том, подарил мне свой.
Следующая фотка - попытка снять взлет уточек… Может, купить длиннофокусный объектив, а?
Ладно, будем снимать ландшафты,
пока не подойдем к следующей точке - ручью Горелочный. Здесь располагались артели, добывающие живицу - смолу хвойных деревьев. Здесь ее в печах перегоняли в смолу и сплавляли по ручью в бочках, которые на реке уже загружали в лодки. Собственно, этим и занималась лесхимартель, руководимая отцом Федотыча, вернувшегося с фронта инвалидом. Время - 18-10, то есть от Сафоново мы в пути уже четыре с половиной часа. Вот и получается - на работу за четыре часа от дома, да на лошадИ на доклад в райцентр за полтыщи верст. Инвалиду-то… У ручья мы останавливаемся в избе, но буквально на несколько минут - проверить, не оставили ли тут сети для Федотыча. Еще через несколько минут - новая изба, напротив урочища Тройничное.
Тут в избе остановился ее хозяин - Алексей, это его моторка. Но нам надо идти дальше, используя все светлое время. Течение велико, вода большая, и нам надо поспевать. Ветер стих, на небе - ни облачка, и только в лучах заходящего солнца на небе появляется круг полной луны…
Уже мусако, когда мы подходим к избе… шикарный песочек пляжа, ровное место под палатку. Мы уже перемигиваемся с Олежкой, что поставим ее здесь, но, оказывается, не только мы - эта изба закрыта на замок. Да, балуют ребятишки, оказывается. Вот и запирают свои избы иногда те, кто не хочет убирать за хулиганами мусор. Замок на двери, правда, кодовый, и те, кто знаком с хозяином, могут код у него узнать заранее. Да и мы могли бы, если бы знали, что он понадобится, этот самый код...
продолжение следует.
* Александр Шренк. "путешествие к Северо-Востоку Европейской России..."
** Н.А. Окладников. "Мезенские Деревни"
в начало первой части (вверх по Пёзе и Рочуге)
к предыдущей страничке
Часть первая - «Вверх по Пёзе и Рочуге!»
4. От Сафоново вверх.
31 августа.
Послушайте, так не бывает. ЗапУки старые. Любые случайности в этой жизни могут происходить, но случайными их считать получается только до определенного момента. Я, конечно, объявил во всеуслышание, что мы повторяем маршрут Шренка 175-летней давности, но не до такой же степени… «К несчастью моему я принужден был пробыть в Сафоновой один день лишний, потому что это было последнее населенное местечко по течению Пезы и люди просили у меня позволения спечь себе такое количество хлеба, которое хватило бы им на все время путешествия по 280 - верстному безлюдному пространству».* Нет-нет. Мы не остались тут на еще один день, как, впрочем, и Шренк: «К 11 часам вечера люди мои кончили все свои приготовления и мы ночью же отправились далее»*. Просто мы тоже хотели закупить тут свежего хлеба на предстоящий безлюдный участок пути. Но случилось случайное - пекарь в местной пекарне заболел и уехал в город, в больницу. Поэтому запастись хлебом тут можно было, лишь идя путем Шренка до конца, то есть спечь его.
Нас тут ждали. Галина Федотовна, сестра Федотыча, ждала нас еще вчера. Банька была истоплена, ужин стоял на столе, а постель постелена. Даже несмотря на поздний наш приход, ближе к 11 (а Шренк-то в три утра к Сафоново подошел, под мотором то быстрее…), мы не смогли себе отказать ни в баньке, ни в гитаре за разговорами с гостеприимной хозяйкой, которая, узнав, что мы рассчитывали на хлебный магазин, обзвонила тем временем соседей, взяла муку в долг, да поставила хлеб. Мы, было, хотели возразить, но Федотыч встал на сторону сестры, а победить двух Окуловых на их территории невозможно, даже впятером. Поэтому и против чистых простыней мы посопротивлялись лишь для виду - вы не представляете, какое это наслаждение - спать после баньки, как белый человек, на кровати, да еще и поужинав картошечкой с краюхой самодельного хлеба, запиваемой настоящим молоком.
Кстати вот это из детства - я отчетливо помню вкус самодельного хлеба. Там он был потрясающе черным, а вкус его казался горьковатым, что проглотить его можно было, лишь запив. Но стоило налить в кружку молока, вкус его менялся, превращаясь из суровой необходимости в потрясающее лакомство. У Галины Федотовны же хлеб был белый и вкусный изначально.
В крошечной баньке парились по очереди, в ожидании которой можно было почитать свежую, прилетевшую вчерашним рейсом, прессу.
Впрочем, о событиях последних дней мы знали уже не понаслышке…
Так или иначе, наутро поднялись мы поздно и неспешно. Хлеб был испечен, кофе докуплен (а вот есть кофе в Сафоновском сельмаге, растворимый, правда, но есть. Это, кстати, единственный просчет экспедиции в продуктах в сторону нехватки; еще вот водка была в обрез. Ее мы тоже попробовали купить, но до 11 ее не продают, а потом магазин уже закрывается…
С остальными продуктами мы просчитались в другую сторону, но это и хорошо - была возможность оставлять всем накормившим нас хозяевам по паре баночек тушенки в подарок).
А выползли мы из гостеприимного дома
в районе 12-ти. Сафоново, вопреки ожиданиям, не кажется старинной деревней; дома тут большей частью обычные, совхозно - современные.
Направляясь в сторону центра села (а дом Галины Федотовны на окраине, хотя помните - Пёза и здесь обходит огромный нос - полуостров, на котором и расположилась деревня, поэтому окраина, как и центр, вблизи реки), проходим симпатичную детскую площадку.
Сейчас она пустует, не лето уже, видать. А справа от нас - школа. Ну-да, есть спутниковая интернет-тарелка, значит, есть и школа.
Вернее, не совсем школа. Основной школы больше нет, с позапрошлого, кажется, года («Мезенские деревни» Окладникова** оптимистично сообщают нам о том, что тут основная (неполная) школа, но это на 2008-й год). Теперь это «класс-комплект Быченской средней школы». То есть объединенный класс учащихся начальной школы, коих в этом году пять человек, разного возраста.
Учительница одна.
Ну и соседнее объявление заодно - о политической и социально-экономической жизни деревни.
Это уже на стене клуба, в котором, кстати, есть «комната памяти» - этакий деревенский музей.
Мы в самом центре деревни, в парке, занимаемом часовенкой
и небольшим сквериком вокруг памятника односельчанам, погибшим в годы Великой Отечественной (на предыдущем фото за часовней).
Администрация - слегка поодаль от «городского» центра… Вот бы в Москве так сделать!
В центре можно обернуться вокруг своей оси…
Окна забиты свежими досками - похоже, вчерашним рейсом много народа улетело… А вот школа с другой стороны. Прямо контрфорсы…
Так и подходим к старинному дому Федотыча. На всех картинках Сафоново (вообще-то Сафонова) этот дом будет значиться за подписью "дом Окуловых". Немудрено: несмотря на то, что, по преданию, селение основал переселенец из Кимжи по имени Софрон, основная фамилия тут Окулов; по переписи 1926 года из 32 двух домохозяйств хозяевами 27 были люди с такой фамилией. От ответа на мой вопрос, сколько же Окуловых сейчас, Федотыч уклонился: «Надо пересчитать». Но это дом именно Николая Федотовича, его родовое гнездо. Тут жили семьи его отца, Федота, и старшего брата, Власа (ух, прям повеяло, да? Влас, Федот…). Но этот дом - пожалуй, самый старый в Сафоново.
Федотычу слово:
- Отца сюда внесли на закорках. Нашечка на закорках… Значит, ему было где-то три года. А он с 15-года, вот и считайте, какого года дом. - С этого места я постараюсь не перебивать хозяина. Так, спрашивать иногда, да внимание на мелочи обращать, вот, например, конек и полотенца,
а это - курица, поддерживающая крышу.
Но заходим в дом. Лестница ведет наверх, в сени, которые тут зовут предизбье. Из сеней две двери направо - в чистые избы. Внизу под ними - отапливаемые помещения. Налево - хозяйственная часть, поветь, под которой - пространство для скотины. А над ней - пространство для хранения всяких предметов и заготовок - пАволока, или пОдволока , чердак. Здесь же в углу - туалет.
В противоположном, дальнем конце - взъезд, настил для въезда сюда телеги или саней, например, с сеном. Вот и дверь
с отчетливо обозначенным клеймом Федота Окулова
Распахнув створки, можно увидеть центр деревни, сквер и памятник. На этом месте была когда-то школа, куда ходил Николай Федотович.
При свете открытой двери смотрим на причудливое сооружение на полу. БалО - станок для изготовления полозьев саней и дуг.
Распаренную заготовку для дуги помещали в бало, на ее конец накидывали петлю, закрепленную у ворота, который постепенно начинали вращать, подбивая под изогнутую часть заготовки соответствующие клинья. Вообще говоря, искусство гнуть дуги в давние времена считалось уделом избранных, на многие деревни в округе таких умельцев было единицы, о чем Николай Федотыч скромно умолчал, добавив лишь, что для полозьев использовали березу, а вот для дуг - черемуху.
Ручное точило - незаменимый инструмент. Как и жернов, рабочий,
хоть ячмень засыпай.
А на паволоке чего только нет - и слеги, и кокора, еще отцом приготовленная для новой лодки
Вот, не получилась фотка под следующее описание. Ну, пусть Федотыч так скажет, без картинки:
- Крышу тогда тёсом крыли, а чтоб вода стекала - желобки делали, вручную. Так это и называлось - «дорОжить тёс». Была специальная такая стружка, которой делали такие желобки.
Особняком тут рыболовные снасти,
пространство рядом с которыми - соответствующая одежда.
- Вот, например, тОбочи,
их содержали соответствующим образом. Они изготовлялись из такой вот шкуры, камуснОй, с ног оленей. Наружу мехом. А внутрь одевались липтЫ. Мехом внутрь. В липтах уже ногу запихиваешь в тобочи, здесь завязываешь.. И ходили мужики на охоту, в лес по делам по своим. Это отцовские липтЫ, остались еще. А дальше там - совИк. Совик - это такая одежда (типа комбинезона - kvas), запихиваешься в него и чувствуешь, как в каком-то царстве.
- СовИк и мАлица - это разные вещи?
- Малица - она мехом внутрь. А Совик - мехом наружу. Вот как липты и тобочи -можно в малице в совик влезть. И будет тебе вообще никакой холод не страшен, 50 ли, 60 - только нос, да глаза. И рукавицы там такие заделаны, которые запихиваешь, или наоборот, выпихиваешь. Полностью он тебя облягает. Сюда вот, до пола. Вот это - совик. И здесь еще капюшон такой. Закрыто все. Вот в таких вот совикАх отец ездил в командировку от Сафоново и до Мезени на лошадИ. Вот представьте, сколько это. А он все время ездил, был то председателем колхоза, то председателем лесхимартели. Работал - надо ж было ездить. Отчеты там писать..
- Двуручная стружка…
- Да. А это знаете, что за круг?
- Ушкуйники, да? - но Федотыч уже у стоящих рядом детского костылька и такого же маленького топорика, сразу за сумкой.
- Связанные вещи…Батюшка насадил топорик на топорище, ну, как игрушку, поточил, а мы с ребятами пошли строить избушку. Я решил его опробовать, каков он острый, чукнул по бревну какому-то - рраз, и вот в это место. И все. Побежал домой, испугался. Даже кровь не шла. Пошла, только когда сняли у меня обуточку. Вот с этим костыльком я потом ходил, маленький. А это гончарный круг…
…у моего зятя, у Галиного мужа, отец, он был гончар. Гончар он был знаменитый, можно сказать, на весь район, и вот как раз на БлуднОй, он так и говорил - «на Блудной у меня завод». «Какой завод-то, что за завод был на Блудной? А у него была такая сколоченная хибарка. И вот в этой хибарке, значит, у него стоял гончарный круг, и он его крутил, а в это время руками работал, ну так быстренько, как это обычно делается, лАдочки делал, горшочки делал, масленники делал, трубы делал для печей. А почему так далеко-то, на Блудной? Да потому, что там така глина, соответствующая. Как вот говорил Коля (помните - директор школы в Мосеево - kvas.), что у них есть земля, чтобы бить печку, так и глина, может, нигде в другом месте не найдешь…
- А чем он его крутил-то?
- А крутил руками… раз, крутанул - и делает. А сейчас есть современные круги, большие…
Да, чего тут только нет!
Сундучки,
лыжи охотничьи, камусом подбитые,
деревянные ведра и подставки
Вот, зыбка в кадр не попала. А Федотыч и по ней прошелся:
- Одной ногой качает, а там уже веретено вьется…
…люди успевали все. Успевали все! Вот что удивительно! Это надо понимать! Это надо видеть!, А кто не видел - не поймет, как это можно сделать. - Не согласится тут, находясь в этом доме в Сафоново за 300 километров от дороги, ведущей в город с населением аж в две тысячи, невозможно, особенно нам, страдающим от нехватки времени городским перевертышам, почему-то полагающим, что на жизнь зарабатывается кликом мышки, а молоко и хлеб в магазинах дороги, а не баснословно дешевы. Сейчас цензор насупится. Не буду. Пойдем в дом.
Как будто из-за этого стола только встали, да и то, чтобы заглянуть в печь
и поставить самовар.
- Знаменитое сОлныша, - продолжает Николай, - которое для хозяйки целое царство-государство. Потому, что у ней тут полочки, а на полочках - там тебе и посуда, там тебе и блюдА всякие, особенно, рыба. А здесь дымоход идет, из нижней избы. Там тоже русская печка стоит. Так дымоход через нее и туда еще, вверх. Тут и самоварчик есть. Лубянка - тоже хорошая вещь, можно было и хлеб хранить, хорошо очень.
Сделана, по-моему, из ели, сплетена.
- Смотри, - продолжает он, - ячмень еще…
…было несколько мельниц. Водяная мельница была одна, остальные ветряные мельницы были, столбовки. Точно такие же, как в Кимже стоят. Вот мололи, в муку превращали, пекли шанюжки, которые мы с вами едим-то, на корочке. ЗАспинные всякие разные житнички - колобки. Для меня ничего вкуснее этого нету. Зерно - у кого-то вызреет, у кого-то не вызреет, обменивались, всяко бывало.
- А вообще, про выращивание. Относительно Мезени - тут лучше климат? По ячменю, например?
- Здесь климат-то? Летом тут теплее, не такой влажный. Посушее, жара бывает. Лучше климат, вызревает лучше.
- Поэтому уходили из Мезени?
- В поисках именно такого климата. Мои предки переселились на Пезу именно из-за земельного недорода. Не было урожая, вот и шли искать благоприятные места и для выращивания хлеба, и чтобы рыбалкой и охотой заниматься. Сейчас вот видите - здесь растят картофель. Раньше картофель не выращивали, ничего такого не выращивали, выращивали репу. Были рЕпища. Выращивали репу, парили, потом ели. А теперь едят картофель. - Я запомню почему-то эти слова. А, вернувшись уже, попаду на Пинегу и расскажу за чаем. Хозяйка усмехнется, и достанет откуда-то по горсти сушенок и паренок. Такие кругляшки, из морковки и репы. Их парят, а потом сушат. Внучке три годика, и хозяйка исправно поставляет ей эти сладости в город, которые та обожает и не ставит ни в какое сравнение с конфетами. Пробовал, да. Из деликатесов по мне вкуснее только поросячьи ушки. А в соседней комнате-избе уже новое действо:
- Розги?
- Не, что ты. Это вИчка. Это допустимая вещь если будешь (тут Федотыч произнес какое-то слово, аналог «баловаться», но такое заковыристое, что я не смог расшифровать его с диктофона), то крепко-то вичку-то на жопку и получишь. А как ребенка воспитывать, который не знает что такое боль? Он ведь не будет знать, что и другому человеку бывает больно. Я вот помню, мне было лет пять или шесть, меня один раз наказали. Ну, может, чрезмерно немножко, но я ведь злости-то никакой не имею ни на кого, да и не имел, на отца там. За дело, значит. А обидно было, да. Помню, стою там под крыльцом, бурчу про себя - вот, никто меня не любит, вот уйду в лес, заблужусь, потеряюсь, замерзну, меня не найдут, и все меня будут жалеть, говорить, какой хороший был мальчик. Вот это было. А потом прошло. Вот, постоял, побурчал, подумал - и прошло. Я ж понимаю, это - с любовью. Да и тогда понимал.
Провожает нас кот - видите, в окне?
Вот, нет никого в доме, а кот живет. Встречает, когда хозяин приезжает, провожает. Такой вот дом.
- Эх, музей бы тебе тут сделать!
- Да вот и мечтаю. Музей и деревенской жизни, и волока, и дома. Вот одна такая память, нет других домов таких. А то не будут знать, какие были дома.
Пора нам, пора. Идем обратно по деревне
к дому, где вещи уже собраны, бензин на обратную дорогу отмерян и оставлен, правда впритык, но Федотыч говорит, спустятся, это не подниматься. С бензином напряжение несколько спало - в Езевце, забыл вам сказать, докупили еще 50 литров, по 40 рублей . И в 13-45 мы, наконец, на воде, отходим от Сафоново. Собаки, кстати, на речных дорогах, похоже, ведут себя так же, как и сухопутных - долго провожают, кто с веселым лаем, пытаясь догнать и прокусить шину, а кто - просто молча плывет вслед.
Все, крайняя деревня за спиной, и на сотни верст впереди - безлюдные пространства. Тут, хочешь - не хочешь, а задумаешься о смысле деревенской жизни и о ее судьбе…
Когда-то пришли сюда люди, в поисках лучшей доли, лучших сенокосов - пожней, лучше вызревающего хлеба… но в поисках при этом мест, позволяющих поддерживать исконный характер своих занятий - охоту, рыбалку, лес. Вот, Пеза; она оказалась, несмотря на большую свою удаленность, более приветливой, нежели Мезень: климат мягче, а водные просторы - озера и реки - есть, и способны прокормить. Да и с лесом все в порядке, хоть и растет он здесь полосами вдоль берегов рек: реки осушают края болот (помните - болото в разрезе?), а стОит отойти от рек, болота подступают. Но лесов и дичи в них достаточно, чтоб человек мог жить. Другое дело, что чем больше людей, тем меньше на человека тут пространства для пашни и сенокоса, вследствие чего с ростом численности населения пожни уходят дальше и дальше. Мы увидим с вами, докуда протянутся сафоновские сенокосы вверх по Пезе и Рочуге. Тем меньше зверя и рыбы, и тем они дальше. Вот и приходится пришедшим сюда людям либо уходить обратно, либо идти дальше, где людей еще меньше, а воли больше, поскольку «неоспоримой истиной является то, что север беден и допускает только известное, относительно умеренное число обитателей, которому обезпечивает пропитание; как скоро это число увеличивается, то вслед за тем… тотчас являются следы слишком сильной населенности».* - Как же я без Шренка… А число-то увеличилось - скачкообразно, в конце 19 - начале 20 века, вслед за гигантским ростом населения всей Империи - за 15 предшествующих Первой Мировой лет - на 40 миллионов: "Наделены мы были по выходе на волю по три десятины на душу... Население выросло до того, что в настоящее время уже на душу не приходится и полдесятины. Население положительно бедствует и бедствует единственно потому, что земли нет; нет ее не только для пашни, а под необходимые для хозяйства постройки." (Из прошения крестьян … Лужского уезда Петербургской губернии во II Госдуму в январе 1907 г.) Я, впрочем, писал об этом пару лет назад, по другому, правда, поводу, а цитатой поделился в комментах к нейyuridmitrievich… Вот и надо идти туда, где есть земля, есть - воля.
Воля. Вот еще это понятие - волюшка, включающее в себя одновременно и географический простор, и политическую свободу. Свободу не в смысле законов и прав, а в смысле отсутствия представителей сторонней власти просто всилу ее опять же географической удаленности и, как следствие - необходимости самоорганизовываться, просто по определению, «от безысходности». Хотя свободу и всилу истории, поскольку территории эти имели серьезную прививку вечевой новгородской демократии, избиравшей даже священников…
«Боже мой! Да было ж времечко:
Человеку жизнь мила
Не теплом, не в бане веничком -
Только волюшкой была.
Ну а с ней, вот с этой волюшкой,
Света самый дикий край
(да к тому же, если с дролюшкой) -
Пуп земли, желанный рай». - Это Николай Федотович…
Зачем я это говорю? Я проанализировал численность населения пезских деревень, и пришел к выводу, что ее падение в последние годы - просто следствие ее пикового роста в предыдущие. Вся эта территория контролировалась при Шренке количеством людей, значительно меньшим, чем сейчас. Отток населения произошел здесь, в отличие от многих других среднерусских территорий, не тотальный, но оставивший существенную часть населения дееспособного, просто вернувшегося к той численности, когда территория, по Шренку, еще способна его прокормить. Но это и есть повод к робкому оптимизму: если оно стабилизируется, это и будет идеал. А стабилизироваться может, поскольку население тут самоорганизовано изначально, исторически, всилу отсутствия власти внешней. Но равновесие шаткое - усиление центральной власти может привести к катастрофическому, нерегулируемому оттоку, если окончательно уйдет волюшка, а, наоборот, ослабление или "пофигизм" усилит труднодоступность - тогда вновь перестанет летать самолет и закроются школы. Власти тут бы проявить некоторую гибкость - сосредоточиться на создании равных базовых инфраструктурных возможностей с остальной территорией. А это, в первую очередь, транспорт, связь и школа. И ничего невозможного нет - дикость отсутствия света "лихих девяностых" удалось же ликвидировать… Школа, власть придержащие друзья мои, принципиальна, никак нельзя без нее, даже батюшка обещал в начале 20 века… Да плюс царская инициатива - казенные хлебные магазины, как при Шренке. Ну, не хлеб сейчас, наверное; наверное, бензин. Да, и не лезть во все остальное, как то - регулирование правил рыбалки и охоты - для себя это, исконное, составное от понятия «волюшка». Впрочем, статейку «Статистика населения Пезы» я еще выложу, на рецензию местным жителям только отправлю…
Кстати, вот, про батюшкино обещание: сто лет тому, в 1912 году снова произошел скачок сафоновского населения - 28 дворов, 124 человека. Событием того года стало обращение Быченского священника Владимира епископу Архангельсокму и Холмогорскому с ходатайством о строительстве в Сафоново церкви. Отец Владимир сообщает ему, что крестьяне сами готовы построить храм, будь им на то выделен лес. Последним аргументом в обращении он дает обещание открыть школу при храме и дать жилье учителю. Постройку храма разрешают. **
Храм тогда построен не был, а школу открыл только в 1928 году некто Н.П. Поздарев, сам взявшийся обучать детей в частном порядке. Часовню срубили местные мужики в 2010-м, тоже сами.
Федотыч привозил батюшку, мезенского отца Алексея, освящать ее в прошлом, 2011-м, на этой самой ракете. В том же году закрыли школу, и только один учитель ведет с детишками теперь уроки, по примеру Поздарева, слава Богу, пока в официальном статусе.
Примерно через час после Сафоново, миновав виску в Прорывское озеро, за которой Пеза вновь широко разливается,проходим Самоедскую щелью. Здесь был самоедский лагерь, куда они приезжали торговать. По правому берегу по ходу - щелья, здесь высокий берег и высокий лес с огромными елками, по левой же стороне - береза и кустарник. Время 14-30, минуем крупный левый приток - Большая Вельморда.
Погода снова изменилась, на небе редкие облака, солнце, но дует сильный северный ветер.
14-50 - мы час уже в пути. Проходим щелью Долгая,
напротив нее - луга Долгие, сильно заросшие кустарником; на самом деле это была пожня, одна из самых близких к Сафоново. Дальше - пожня Илок, а напротив через виску - Силкино озеро.
А следующая виска - речушка Варчушка (проводники называют ее Варчуга) - знаменита.
Вон она, слева впадает. Если подняться по ней на 90 километров вверх, то можно придти в Варшинскую (Варчугскую?) озерную систему - самую большую озерную систему Мезенского района. Речушка быстра, извилиста и порожиста. Потому озера исключительно труднодоступны, всилу чего более обычного богаты разнообразной рыбой. В годы войны была организована практически конвейерная поставка рыбы из этих озер - не только серьезное подспорье для нуждающегося, оставшегося населения, но и на большую землю… Лес после Варчуги становится низкий, большей частью - кустарник и береза, а сосны и лиственницы исчезают, и в их отсутствие верхний эшелон занимают немногочисленные, но очень красивые елки.
К половине пятого подходим к очередному кляпу - вот тут мы со Шренком не совпадаем: если он выходил из лодки для прогулок в нижнем течении Пезы, а ботаническим изысканиям верхней части посвящал бессонные, белые майские ночи, то мы, отсидев все те точки, которые медведи в этих краях приспосабливают для съезжания с угоров, снова решаемся пройтись пешком. На этот раз в лодке остается только Федотыч и Серега.
Мы же вчетвером предпринимаем прогулку по чудному лесу, заросшему созревшим шиповником, тронутой первыми заморозками, и оттого потерявшей горечь, рябиной и невозможным ковром брусники,
скрывающей слегка постаревшие уже подберезовички.
Наслаждаемся тишиной,
пока через час ее снова не нарушает тарахтение мотора. Кстати, где-то тут я так увлекся природой, что потерял подаренный когда-то женой нож. Кто пойдет по нашим следам через 175 лет - гляньте... Серега, правда, узнав о том, подарил мне свой.
Следующая фотка - попытка снять взлет уточек… Может, купить длиннофокусный объектив, а?
Ладно, будем снимать ландшафты,
пока не подойдем к следующей точке - ручью Горелочный. Здесь располагались артели, добывающие живицу - смолу хвойных деревьев. Здесь ее в печах перегоняли в смолу и сплавляли по ручью в бочках, которые на реке уже загружали в лодки. Собственно, этим и занималась лесхимартель, руководимая отцом Федотыча, вернувшегося с фронта инвалидом. Время - 18-10, то есть от Сафоново мы в пути уже четыре с половиной часа. Вот и получается - на работу за четыре часа от дома, да на лошадИ на доклад в райцентр за полтыщи верст. Инвалиду-то… У ручья мы останавливаемся в избе, но буквально на несколько минут - проверить, не оставили ли тут сети для Федотыча. Еще через несколько минут - новая изба, напротив урочища Тройничное.
Тут в избе остановился ее хозяин - Алексей, это его моторка. Но нам надо идти дальше, используя все светлое время. Течение велико, вода большая, и нам надо поспевать. Ветер стих, на небе - ни облачка, и только в лучах заходящего солнца на небе появляется круг полной луны…
Уже мусако, когда мы подходим к избе… шикарный песочек пляжа, ровное место под палатку. Мы уже перемигиваемся с Олежкой, что поставим ее здесь, но, оказывается, не только мы - эта изба закрыта на замок. Да, балуют ребятишки, оказывается. Вот и запирают свои избы иногда те, кто не хочет убирать за хулиганами мусор. Замок на двери, правда, кодовый, и те, кто знаком с хозяином, могут код у него узнать заранее. Да и мы могли бы, если бы знали, что он понадобится, этот самый код...
продолжение следует.
* Александр Шренк. "путешествие к Северо-Востоку Европейской России..."
** Н.А. Окладников. "Мезенские Деревни"