Личные воспоминания о событиях из немецкого танка в битве под Сталинградом (Часть II)
Оригинал взят у onb2017 в Личные воспоминания о событиях из немецкого танка в битве под Сталинградом (Часть II)
Часть I
Гитлерюгенд
Я оказался в Гитлерюгенде. Был принят закон, который оговаривал то, что может быть только одна юношеская организация, и молодежная группа при моей церкви перешла в Гитлерюгенд. Мне он нравился. Все мои друзья состояли в нем. Мой отец сказал, что мне стоит остаться там, потому что при данных обстоятельствах было бы хуже для него, и для меня, если бы я покинул эту организацию.
Когда я ушел из школы в 15 лет, мой отец, железнодорожник, устроил меня подмастерьем у слесаря на железной дороге. Первым вопросом на заявке на работу был: “ Вступил ли ты в Гитлерюгенд?” Если ты никогда не был членом этой организации, скорее всего ты бы не получил работу- таким образом оказывалось косвенное давление (не через закон) для того, чтобы заставить молодых людей вступить в Гитлерюгерг. Но я должен признать, что мне там нравилось. Мы были бедными, у меня было мало одежды, и она была сшита моей матерью. А в Гитлерюгенде мне выдали коричневую рубашку. Мой отец никогда бы не купил это для меня, так как мы не могли себе это позволить, но на очередном собрании мне выдали пакет, чтобы взять его домой. В нем было две рубашки. Мой отец ненавидел форму, но был вынужден был видеть как я ношу ее. Он понимал, что это значит. Мы, гитлерюгендцы, маршировали с барабанами и свастикой, и я так гордился быть в сопровождении фанфар. Все это проходило в обстановке строжайшей дисциплины.
Мне нравились лагеря, которые были расположены в красивых местах, например в замке Турингена. Все мы, молодые люди, имели возможность много заниматься спортом. Когда мы хотели играть в футбол на улице в нашем бедном районе, никто не мог позволить себе купить мяч, а в гитлерюгерге все это имелось в нашем распоряжении. Откуда брались на это деньги? Скорее всего из денежных средств, переданных производителями оружия. Гитлера наделили властью для того, чтобы подготовиться для участия в войне, которая могла спасти Германию от экономического коллапса.
Я помню то время, когда было 7 миллионов безработных. По истечении 18 месяцев после прихода Гитлера к власти осталось совсем мало тех, кто не был трудоустроен. Военные корабли- Бисмарк, Юджин, Убот- стали строиться на доках. В Германии даже стало не хватать рабочих рук. Людям это нравилось, но мой отец говорил, что если работа находится только для того, чтобы приготовится к войне, то с этим что-то очень неладно.
В Гитлерюгенде мы научились стрелять и бросать гранаты, занимать окопы и атаковать оттуда. Мы играли в грандиозные военные игры. Нас учили вокруг костров, где мы пели нацистские песни: “Пусть еврейская кровь капает с наших ножей” и тому подобные. Мои родители были шокированы тем, как мы скатываемся в варварство. Но я не даже не ствил это под сомнение. Нас готовили к тому, чтобы мы воевали на войне.
Несколько лет спустя немцы оккупировали огромные территории, в 4-5 раз превышающие размер Великобритании. Эти территории удерживались за счет того, что немецкая молодежь была подготовлена в гитлеровских лагерях. Я верил, что мы, немцы, сможем исправить тот беспорядок, в котором оказался мир.
В танковой дивизии
В 18 лет меня призвали и командировали в панцердивизию. Я очень гордился, что в таком раннем возрасте меня отобрали для танковой дивизии. Учения были очень трудными. Я приходил домой в своей форме и считал, что все шло великолепно. Наши инструкторы говорили нам, что они выбьют из нас индивидуализм и создадут на его месте нацистский социалистический дух. Им это удалось. Когда мы подходили к Сталинграду, я все еще верил в это.
Наш офицерский состав в Вермахте почти полностью состоял из землевладельцев- аристократов с приставкой “фон”. Постоянно усиливалась военная пропаганда. Мы узнали, что “мы” должны что-то сделать с Польшей перед тем как они нападут на нас, чтобы встать на защиту мировой свободы. Теперь история повторилась с Бушем и Блэром.* Мы атаковали Польшу 1 сентября 1939 года. Когда взорвалась бомба в Берлине, нам сказали, что это акт терроризма, совершенный против нас, свободолюбивых людей. То же самое говорится и сейчас, когда нас готовят к новой войне. Та же самая атмосфера лжи и дезинформации.
Меня призвали в 1941 году, когда операция Барбаросса вступила в действие 22 июня. Я тогда находился на учениях. Когда была объявлена война против Советского Союза, танковая дивизия находилась во Франции. Вначале немецкая армия и дисциплина в ней с военной точки зрения намного превосходила армии других стран. Наши войска вошли в Советский Союз относительно легко. Моя 22-я панцердивизия была переправлена на поезде туда только к зиме 1941 года. Во Франции погода была терпимой, и первая часть путешествия была приятной, несмотря на то, что была зима. В Германии было холоднее, а в Польше шел снег. В Советском Союзе все было белым от снега.
Мы верили тогда, что мы должны принять за честь умереть, сражаясь за Отечество. Мы прошли через город в Советском Союзе, который назвался Таненбург. Ранее тут прошла битва с участием танков. Мы наблюдали картину, к которой 18 летние люди не были готовы. Мы не знали, через что нам предстоит пройти, знали только , что должны были исполнять приказы. Я начал раздумывать: несмотря на то, что большинство сожженных танков были русские, один из них был немецкий, совсем как мой, и я не мог понять как танкист выбрался из него, потому что это казалось трудным. Но тут я понял, что он, вероятно, не выбрался, а погиб прямо в танке.
В первый раз я осознал, что мне не хотелось умирать. Говорить о великих битвах было увлекательным, но чем это было в реальности? Мой национал-социалистический дух не имел воздействия на пули. Так меня настигли первые сомнения.
Мы вошли в Крым в составе 11-ой армии Манштейна. Наше наступление началось поздней зимой/ранней весной. Я прошел через мое первое сражение. Мы выиграли. Но однажды когда я ехал в танке произошел один отрезвляющий случай. По уставу мне было не положено останавливать танк. Остановишь- и ты мертв. Я подъезжал к узкому мосту, который мне нужно было пересечь. Когда я приблизился, то увидел троих русских солдат, которые несли своего раненого товарища, в сопровождении немецких охранников. Когда они увидели меня, они бросили раненого. Я остановился для того, чтобы не задавить его. Мой командир приказал мне ехать. Мне пришлось переехать раненого, и он от этого скончался. Так я стал убийцей. Я полагал, что убить кого-то в сражении было нормальным, но не беззащитного человека. Это тоже дало мне дополнительные опасения. Но если думать об этом постоянно, то это может свести с ума. После сражения нам дали медали. Это было замечательно. Мы взяли Крым. Брать деревни и побеждать армию было захватывающим занятием. Потом нас перебросили на поезде на материк для того, чтобы присоединиться к генералу Паулюсу. Это было весной 1942 года. Я принимал участие в передвижении к Волге. Мы побили Тимошенко. Я лично принимал участие во многих битвах. Затем мы двинулись на Сталинград.
По пути время от времени нас собирали политкомиссары для оперативной сводки. Наш комиссар был майором нашего подразделения. Мы сидели на траве, а он был в центре. Он сказал, что нет необходимости в том, чтобы мы стояли в его присутствии. Он спросил: “Как вы думаете, почему вы находитесь в России?” Я стал думать, в чем он нас пытался подловить. Кто-то сказал:”Чтобы защитить честь нашего Отечества.” Майор сказал, что это ерунда, которую рассказывает Геббельс, а мы воюем не за лозунги, а за реальные вещи. Он сказал, что когда мы разобьем пролетарскую армию отбросов, тогда наши битвы на юге закончатся. Куда мы направимся после? Ответ был - к нефтяным залежам на Кавказе и Каспии. После? Мы не имели представления. Скажем, если бы мы продвинулись около 700 км на юг, мы бы очутились в Ираке. В то же время Роммель, который вел бои в районе дельты Нила, двинулся бы на восток и тоже вошел бы в Ирак. Без захвата этих важных нефтяных ресурсов, сказал он, Германия не может быть лидирующей державой. И теперь глядя на сегодняшнюю ситуацию- все опять сводится к нефти.
* Прошу обратить внимание на то, что встреча с Метелманном состоялась в 2003 году, отсюда параллели.
PS: Я предполагала, что частей будет три, но на самом деле их будет четыре или даже пять. А возможно и шесть. Потому что я с удивлением обнаружила, что в ночах не настолько много часов, как мне по наивности показалось. Поэтому перевод идет несколько медленнее, чем ожидалось.
Часть I
Гитлерюгенд
Я оказался в Гитлерюгенде. Был принят закон, который оговаривал то, что может быть только одна юношеская организация, и молодежная группа при моей церкви перешла в Гитлерюгенд. Мне он нравился. Все мои друзья состояли в нем. Мой отец сказал, что мне стоит остаться там, потому что при данных обстоятельствах было бы хуже для него, и для меня, если бы я покинул эту организацию.
Когда я ушел из школы в 15 лет, мой отец, железнодорожник, устроил меня подмастерьем у слесаря на железной дороге. Первым вопросом на заявке на работу был: “ Вступил ли ты в Гитлерюгенд?” Если ты никогда не был членом этой организации, скорее всего ты бы не получил работу- таким образом оказывалось косвенное давление (не через закон) для того, чтобы заставить молодых людей вступить в Гитлерюгерг. Но я должен признать, что мне там нравилось. Мы были бедными, у меня было мало одежды, и она была сшита моей матерью. А в Гитлерюгенде мне выдали коричневую рубашку. Мой отец никогда бы не купил это для меня, так как мы не могли себе это позволить, но на очередном собрании мне выдали пакет, чтобы взять его домой. В нем было две рубашки. Мой отец ненавидел форму, но был вынужден был видеть как я ношу ее. Он понимал, что это значит. Мы, гитлерюгендцы, маршировали с барабанами и свастикой, и я так гордился быть в сопровождении фанфар. Все это проходило в обстановке строжайшей дисциплины.
Мне нравились лагеря, которые были расположены в красивых местах, например в замке Турингена. Все мы, молодые люди, имели возможность много заниматься спортом. Когда мы хотели играть в футбол на улице в нашем бедном районе, никто не мог позволить себе купить мяч, а в гитлерюгерге все это имелось в нашем распоряжении. Откуда брались на это деньги? Скорее всего из денежных средств, переданных производителями оружия. Гитлера наделили властью для того, чтобы подготовиться для участия в войне, которая могла спасти Германию от экономического коллапса.
Я помню то время, когда было 7 миллионов безработных. По истечении 18 месяцев после прихода Гитлера к власти осталось совсем мало тех, кто не был трудоустроен. Военные корабли- Бисмарк, Юджин, Убот- стали строиться на доках. В Германии даже стало не хватать рабочих рук. Людям это нравилось, но мой отец говорил, что если работа находится только для того, чтобы приготовится к войне, то с этим что-то очень неладно.
В Гитлерюгенде мы научились стрелять и бросать гранаты, занимать окопы и атаковать оттуда. Мы играли в грандиозные военные игры. Нас учили вокруг костров, где мы пели нацистские песни: “Пусть еврейская кровь капает с наших ножей” и тому подобные. Мои родители были шокированы тем, как мы скатываемся в варварство. Но я не даже не ствил это под сомнение. Нас готовили к тому, чтобы мы воевали на войне.
Несколько лет спустя немцы оккупировали огромные территории, в 4-5 раз превышающие размер Великобритании. Эти территории удерживались за счет того, что немецкая молодежь была подготовлена в гитлеровских лагерях. Я верил, что мы, немцы, сможем исправить тот беспорядок, в котором оказался мир.
В танковой дивизии
В 18 лет меня призвали и командировали в панцердивизию. Я очень гордился, что в таком раннем возрасте меня отобрали для танковой дивизии. Учения были очень трудными. Я приходил домой в своей форме и считал, что все шло великолепно. Наши инструкторы говорили нам, что они выбьют из нас индивидуализм и создадут на его месте нацистский социалистический дух. Им это удалось. Когда мы подходили к Сталинграду, я все еще верил в это.
Наш офицерский состав в Вермахте почти полностью состоял из землевладельцев- аристократов с приставкой “фон”. Постоянно усиливалась военная пропаганда. Мы узнали, что “мы” должны что-то сделать с Польшей перед тем как они нападут на нас, чтобы встать на защиту мировой свободы. Теперь история повторилась с Бушем и Блэром.* Мы атаковали Польшу 1 сентября 1939 года. Когда взорвалась бомба в Берлине, нам сказали, что это акт терроризма, совершенный против нас, свободолюбивых людей. То же самое говорится и сейчас, когда нас готовят к новой войне. Та же самая атмосфера лжи и дезинформации.
Меня призвали в 1941 году, когда операция Барбаросса вступила в действие 22 июня. Я тогда находился на учениях. Когда была объявлена война против Советского Союза, танковая дивизия находилась во Франции. Вначале немецкая армия и дисциплина в ней с военной точки зрения намного превосходила армии других стран. Наши войска вошли в Советский Союз относительно легко. Моя 22-я панцердивизия была переправлена на поезде туда только к зиме 1941 года. Во Франции погода была терпимой, и первая часть путешествия была приятной, несмотря на то, что была зима. В Германии было холоднее, а в Польше шел снег. В Советском Союзе все было белым от снега.
Мы верили тогда, что мы должны принять за честь умереть, сражаясь за Отечество. Мы прошли через город в Советском Союзе, который назвался Таненбург. Ранее тут прошла битва с участием танков. Мы наблюдали картину, к которой 18 летние люди не были готовы. Мы не знали, через что нам предстоит пройти, знали только , что должны были исполнять приказы. Я начал раздумывать: несмотря на то, что большинство сожженных танков были русские, один из них был немецкий, совсем как мой, и я не мог понять как танкист выбрался из него, потому что это казалось трудным. Но тут я понял, что он, вероятно, не выбрался, а погиб прямо в танке.
В первый раз я осознал, что мне не хотелось умирать. Говорить о великих битвах было увлекательным, но чем это было в реальности? Мой национал-социалистический дух не имел воздействия на пули. Так меня настигли первые сомнения.
Мы вошли в Крым в составе 11-ой армии Манштейна. Наше наступление началось поздней зимой/ранней весной. Я прошел через мое первое сражение. Мы выиграли. Но однажды когда я ехал в танке произошел один отрезвляющий случай. По уставу мне было не положено останавливать танк. Остановишь- и ты мертв. Я подъезжал к узкому мосту, который мне нужно было пересечь. Когда я приблизился, то увидел троих русских солдат, которые несли своего раненого товарища, в сопровождении немецких охранников. Когда они увидели меня, они бросили раненого. Я остановился для того, чтобы не задавить его. Мой командир приказал мне ехать. Мне пришлось переехать раненого, и он от этого скончался. Так я стал убийцей. Я полагал, что убить кого-то в сражении было нормальным, но не беззащитного человека. Это тоже дало мне дополнительные опасения. Но если думать об этом постоянно, то это может свести с ума. После сражения нам дали медали. Это было замечательно. Мы взяли Крым. Брать деревни и побеждать армию было захватывающим занятием. Потом нас перебросили на поезде на материк для того, чтобы присоединиться к генералу Паулюсу. Это было весной 1942 года. Я принимал участие в передвижении к Волге. Мы побили Тимошенко. Я лично принимал участие во многих битвах. Затем мы двинулись на Сталинград.
По пути время от времени нас собирали политкомиссары для оперативной сводки. Наш комиссар был майором нашего подразделения. Мы сидели на траве, а он был в центре. Он сказал, что нет необходимости в том, чтобы мы стояли в его присутствии. Он спросил: “Как вы думаете, почему вы находитесь в России?” Я стал думать, в чем он нас пытался подловить. Кто-то сказал:”Чтобы защитить честь нашего Отечества.” Майор сказал, что это ерунда, которую рассказывает Геббельс, а мы воюем не за лозунги, а за реальные вещи. Он сказал, что когда мы разобьем пролетарскую армию отбросов, тогда наши битвы на юге закончатся. Куда мы направимся после? Ответ был - к нефтяным залежам на Кавказе и Каспии. После? Мы не имели представления. Скажем, если бы мы продвинулись около 700 км на юг, мы бы очутились в Ираке. В то же время Роммель, который вел бои в районе дельты Нила, двинулся бы на восток и тоже вошел бы в Ирак. Без захвата этих важных нефтяных ресурсов, сказал он, Германия не может быть лидирующей державой. И теперь глядя на сегодняшнюю ситуацию- все опять сводится к нефти.
* Прошу обратить внимание на то, что встреча с Метелманном состоялась в 2003 году, отсюда параллели.
PS: Я предполагала, что частей будет три, но на самом деле их будет четыре или даже пять. А возможно и шесть. Потому что я с удивлением обнаружила, что в ночах не настолько много часов, как мне по наивности показалось. Поэтому перевод идет несколько медленнее, чем ожидалось.