Одноэтажная Россия и ее дети (Часть 1)
В полемике на тему СССР часто приходится слышать довод о том, что собственного жилья у «совков» не было, а квартиры, которые людям «давали», на деле были собственностью государства. Якобы, «совки» вообще не имели никакой собственности, и даже понятия у них не было, что это такое. И только великий добрый Ельцин сделал огромный подарок «совкам», подарив им это жилье в собственность. При этом игнорируется тот факт, что и тогда, и сейчас половина России (по статистике) живет в деревнях и малых городах, где основным типом застройки является «частный сектор» - одноэтажный деревянный дом с небольшим приусадебным участком. Кстати, такой тип застройки в позднесоветское время составлял значительную долю и в средних городах, а кое-где даже в городах-миллионниках. Большая часть такого жилья в советские времена вполне официально являлась собственностью владельцев. Это жилье можно было официально купить, официально продать, завещать и т.п. Можно было получить земельный участок под строительство, ссуду от государства и самому построить такое жилье. Так, например, поступили мои родители в начале 60-х гг.
Начиная с НЭПа, было несколько периодов, когда советские власти стимулировали (кредитами и т.п.) процесс строительства негосударственного жилья. Вот, к примеру, типичный документ хрущевской эпохи: Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР от 31.07.1957 N 931 «О развитии жилищного строительства в СССР». Табличка, представленная в нем, позволяет посчитать, что в 1956-60 гг. на долю индивидуального строительства в РСФСР приходилось свыше 30% от общей площади возводимого жилья. Конечно, если вы моложе 30, то думаете, что советские люди жили в каменном веке и о таких вещах как «кредиты» и «ипотека» не знали. Слова такого - «ипотека» - действительно не было. Это называлось «Кредиты на строительство индивидуальных жилых домов» и «Кредиты членам жилищно-строительных кооперативов». Процент по советской ипотеке варьировал от 1% (для молодых семей) до 2,7% в год. Так называемое «кооперативное» жилье сформировало «частный сектор» и в многоквартирном варианте (на «кооперативных» условиях в позднесоветское время строилось 7-8% жилья в год).
Приватизация жилья не коснулась этих собственников (т.е. половину России): они не получили никаких бонусов. Не получают они никаких бонусов и сейчас от многолетнего дотирования государством городского ЖКХ. То есть, жителю многоэтажки государство не только «подарило» квартиру бесплатно, но и бесплатно все эти годы оплачивало ремонт подъездов и труб, капитальный ремонт дома, тогда как другим приходится ремонтировать свой домик на свои кровные. Сельские жители вместо этого получили хотя бы колхозные паи (при старании и везении из этого можно было извлечь какую-то пользу), а вот одноэтажных горожан «жилищно-земельная» волна приватизации вообще обошла стороной. Поэтому, когда сегодня нас пугают, что пересмотр итогов приватизации, якобы, может затронуть и простых граждан, приватизировавших квартиры, половина России может уверенно сказать: «А нам не страшно! Мы от вашей приватизации не получили даже крох».
Интересно, что в россиянских СМИ эта очевидная обделенность «одноэтажной России» при разделе «советского пирога» игнорируется, и столичные публицисты в своих халявных многоэтажках любят называть жителей глубинки «совками» и «халявщиками», которые якобы «привыкли жить за счет государства» и т.п. На самом деле как раз городскую одноэтажную Россию коммунистическая обработка затронула меньше всего, просто в силу сохранившегося «мещанского» образа жизни и «мещанского» быта (об этом - ниже). А вот людям, выросшим в советских коммуналках и общежитиях, «выдавливать из себя совка» придется поколений 10, не меньше. Если «одноэтажники» (в массе) положительно относятся к социальным достижениям советского периода и позитивным элементам ментальности той эпохи, то это не потому, что они «бОльшие совки» по сравнению с «многоэтажниками», а в силу большего прагматизма и меньшей заидеологизированности (что, опять же, является следствием меньшей дозы коммунизации в советские времена). Нормальный мещанин (т.е. прирожденный мелкий буржуа) оценивает вещь по ее полезности для жизни, игнорируя идеологические ярлыки и вой агитаторов с той и другой стороны.
Нужно помнить, что вплоть до 70-х гг. значительная часть москвичей и жителей других крупных городов, «испорченных квартирным вопросом», ютилась в коммуналках и маломерных хрущебах. Жизнь в коммуналке - это что-то сродни тюрьмы, она реально калечит душу. Чтобы прочувствовать весь ужас существования в коммунальной квартире, советую прочитать статью «Не мой дом, не моя крепость» Ольги Андреевой: «Коммунальный опыт - через него прошли все жители городов… До 60-х годов отдельное жилье было большой редкостью, просто чудом каким-то. А поскольку культурный язык у нас общий, то мы все и есть жители коммуналок. Если некий профессорский внучок думает, что коммунальный ужас его миновал, нет, не миновал, в его мозгах сидит этот же ужас».
И вот, когда семьи московских профессоров и деятелей культуры ютились в коммуналках и маломерных хрущебах, простой чернорабочий в «Урюпинске» мог позволить себе частный коттедж с отдельной комнатой на каждого члена семьи, с просторной кухней и столовой, с летней верандой, с русской баней, с безразмерными кладовками и сараями, с гаражом (если есть машина), с беседкой, со своим частным газоном и частной площадкой для детских игр, с личными клумбами, грядками и плодовыми деревьями. Причем я не утопию описываю, а реалии заурядного райцентра Средней полосы в позднесоветское время. Так жил, к примеру, мой дядя-землекоп. Так жили мои родители - агроном и учительница. Так жила моя бабушка-колхозница, на старости лет перебравшаяся из деревни в городок.
Слабое развитие культуры городской жизни в многоэтажной России приводит к тому, что «свое пространство» заканчивается на пороге квартиры. Уже подъезд многоэтажки зачастую - чужое и враждебное пространство, заплеванное, забросанное окурками, исписанное матом, исхоженное бродячими собаками и т.д. Реальное «жизненное пространство» многоэтажного горожанина - это размер его жилплощади. У «одноэтажного» горожанина к этому добавляется еще «6 соток» приусадебного участка. То есть, даже при сходном размере самого жилища, его реальное жизненное пространство раз в 10 больше. А если одноэтажный городок не является депрессивной дырой, то жизненное пространство семьи обычно расширяется и на прилегающую часть улицы, в виде клумб, подстриженных газонов, скамеечки, песочницы, высаженных на улице плодовых деревьев и т.п. Вы скажете, что для взрослого работающего человека «пространство жизни» не вполне тождественно квартире. Вероятно это так, особенно если вы живете в Париже или другом городе с развитой культурой «уличной жизни» (уютные недорогие кафешки, бульвары, скверики). Но вот жизненное пространство ребенка жестко определяется размером жилплощади и приусадебного участка его родителей. И размер этого жизненного пространства весьма серьезно сказывается на формировании его личности.
Кстати, приусадебный участок в плане комфорта - отнюдь не эквивалентен типовой советской «даче». Чтобы добраться до дачи, даже расположенной поблизости, жителю многоэтажки нужно, как минимум, умыться и одеться. В тапочках из квартиры туда не протопаешь. А простой рабочий в своем коттедже, огороженном забором от посторонних глаз, мог позволить себе летним утром, встав с кровати, прямо в тапочках и майке выйти посидеть на своем крылечке или в своей беседке, выпить чашечку кофе, выкурить сигарету (или наоборот, подышать свежим воздухом), созерцая распустившиеся розы, читая принесенную почтальоном газету или наблюдая за резвящимся котенком. В то время как интеллигентные обитатели столичной коммуналки, матерясь, выстраивались в нервную очередь в единственный санузел на десять семей.
Справедливости ради, нужно упомянуть о важной особенности одноэтажной застройки: до конца 70-х гг. большинство таких домов были «без удобств». Единственными коммуникациями было электричество и проводное радио. Вода - в колонке на улице (или вообще в колодце под горочкой). Отопление - дровами или углем (но не обязательно печь, в городах повсеместно применялся котел с водяным отоплением). Туалет - типа «сортир» на улице. Домашний телефон в таком доме - вообще роскошь, был только у начальников. Вопрос с «удобствами» (в моем родном регионе) радикально решился только в начале 80-х, когда повсеместно в райцентрах и крупных селах к домикам стали подводить газ и воду (однако подключение домиков к этой инфраструктуре осуществлялось не «на халяву», как в многоэтажках, а за свой счет). Сразу же решился вопрос с отоплением, а потом постепенно люди оборудовали у себя в домиках и обычные «городские» ванны и туалеты. К настоящему времени дом «без удобств» в «газифицированном» райцентре Брянщины найти довольно трудно.
Как человек, до 6 лет проживший в таком доме, могу сказать, что если вы не привыкли к «удобствам», и если все вокруг живут примерно так же, то их отсутствие вы просто не замечали (если это не связано со скученностью и грязью). Так же, как не замечали «отсутствие удобств» обитатели «дворянских гнезд» старой России и герои чеховского «Вишневого сада», у которых не было не только водопровода, но даже электричества. Это как с мобильной связью, с компьютером, с интернетом: пока их не было, никто даже не подозревал, что без этих вещей невозможно жить. В случае дворян, груз бытовых неудобств ложился на слуг, которые готовили, стирали, поддерживали чистоту и т.п. В случае советской глубинки этот груз лежал на женщинах - мамах, бабушках, сестрах, - которые сызмала приучались как-то со всем этим справляться, без ущерба для работы, учебы и досуга. Представьте, что ваша теща, жена и дочь, вместо бессмысленного сидения в соцсетях или перед телевизором, моют, стирают, готовят, носят воду и т.п., и считают, что это в порядке вещей. (Впрочем, такие помощники, как пылесос, холодильник и стиральная машина, пришли в глубинку еще в 60-е, задолго до газового отопления и горячей воды). Минус отсутствия удобств с перехлестом компенсировался большей жилплощадью, приходящейся на члена семьи, а также наличием приусадебного участка, собственного садика, клочка земли. А самое главное - возможностью перестраивать этот домик и этот участок по своему разумению, что давало людям хоть какую-то отдушину от советской казарменности.
Впрочем, в дохрущевские времена быт многоэтажной России, за пределами Москвы и Питера, был тоже не слишком продвинут. Жизнь среднего «многоэтажного» горожанина в СССР стала похожа на человеческую только в поздние хрущевские и брежневские времена, когда началось массовое расселение коммуналок, подвалов и бараков, и реализовался принцип «каждой семье - отдельную квартиру». До этого «одноэтажная» городская Россия (деревню не беру - из нее до Брежнева высасывали все соки) однозначно была более комфортным местом существования. Нужно понимать, что человек вида Homo Sapiens по своей природе - не стадное, а семейно-территориальное животное, наличие достаточно большого личного (семейного) пространства для него - необходимость. Тогда как удобства - вопрос привычки. Скученность невозможно компенсировать никакими удобствами, она будет подспудно корежить личность.
Снова отсылаю к уже процитированной статье о коммуналках: «Не деньги, не предметы роскоши, а именно личное пространство в советском понимании стало универсальным эквивалентом и символом благосостояния, успеха, достоинства. Сосредоточив в своих руках бразды управления коммунальным фондом, власть получала грандиозный механизм абсолютной власти над гражданами. Этот факт породил совершенно новый стиль городской жизни, а заодно и нового героя - издерганного, униженного гражданина, который готов всех порвать, отстаивая свои права, но при этом точно знает, что никаких прав у него нет».
Д.Е. Галковский как-то обратил внимание на то, что среди позднесоветских и постсоветских руководителей непропорционально велика доля выходцев из деревни и глубинки. Тогда как доля столичных уроженцев и потомственных «крупногорожан» меньше, чем можно было ожидать. Сам Галковский объясняет это специальным злоумышлением советской власти. Думаю, что здесь сыграл свою роль и вполне объективный фактор: типичный советский индустриальный город, плохо приспособленный для жизни, вкупе с коммунальным бытом и «квартирным вопросом», надламывал человека еще в детстве и превращал его в законченного беспомощного «совка». Тогда как в одноэтажной России человек имел гораздо больше шансов для нормального развития. Не случайно западный средний класс в массе покинул центры городов и переселился в одноэтажный ландшафт пригородов. Этот ландшафт больше соответствует человеческой природе. Ребенок, выросший на его лоне, с большей вероятностью превратится в сильную, целостную, конкурентоспособную личность с крепкой нервной системой.
Сравните: одни вырастали в тесных бетонных каморках внутри «общего» муравейника, другие - на приволье в коттедже, причем в собственном коттедже, собственном вплоть до каждого гвоздя. С одной стороны - по сути пролетарии городских трущоб. С другой стороны - люди с реальной собственностью («домик с садиком») и со всем, что к собственности прилагается: а именно, самосознание мелкого буржуа, мещанина, нормального человека. По самому своему образу жизни обитатели одноэтажной глубинки подвергались меньшей коммунально-коммунистической обработке, чем жители крупных городов. Не удивительно, что «провинциалы» обходили «столичных» в конкуренции за власть и карьеру, как «меньшие совки», как более цельные и органичные натуры с несломленной волей.
В прошлом году Галковский в очередной раз поднял тему противостояния «одноэтажной» и «многоэтажной» России в заметке, которую многие (в контексте приближавшихся выборов мэра Москвы) поспешили расценить как рекламу Навального. На самом деле это не так, потому что в затронутом Галковским аспекте никакой разницы между Собяниным и Навальным нет. Навальный - такое же дитя «одноэтажной России», как и Собянин. Из Википедии мы узнаем, что Навальный родился в деревеньке Бутынь Одинцовского района Московской области (50 км от МКАД). В настоящее время население этой деревеньки насчитывает 11 человек. Если считать ее «пригородом» более крупного населенного пункта - села Большие Вяземы, то получаем численность населения 12,6 тыс. человек - размер типичного райцентра заштатной области. Даже если в таком населенном пункте и выстроено несколько многоэтажек (как в большинстве райцентров такого размера), «дух одноэтажности» гарантированно забивает все. Мы узнаем также, что «в 1993 году Навальный окончил Алабинскую среднюю школу в военном посёлке Калининец в окрестностях подмосковного села Тарасково». Калининец насчитывает чуть больше 20 тыс. человек и расположен в 34 км от МКАД. Т.е. до самого окончания средней школы наш народный трибун так и не выбрался из «одноэтажного» ландшафта. Несомненно, родители возили его в Москву для развлечений и шоппинга, но по-настоящему с жизнью большого города он познакомился только во время учебы в вузе.
Все претензии, выставленные Галковским к «деревенщику» Собянину, равным образом применимы и к «деревенщику» Навальному. Суть этих претензий вкратце: обитатель «одноэтажной России», имея такое убежище, как домик с садиком, воспринимает крупный город как «прикол», как место для «производства» и шумных развлечений, и не понимает существа городского образа жизни, не понимает, что для его жителей урбанистический ландшафт - это повседневное место обитания, где необходим покой, уют и комфорт. По той же логике американский средний класс, два поколения назад массово выселившийся из многоэтажек в пригородные коттеджи, должен состоять из отсталых «деревенщин», не имеющих представления о городском образе жизни. А самое отсталое и несовременное место в мире - это, по-видимому, Силиконовая Долина и в целом штат Калифорния, где «одноэтажный» ландшафт практически «съел» мегаполис Лос-Анджелес. «Многоэтажность» там существует только в «небоскребном центре», где люди не столько живут, сколько работают и развлекаются, возвращаясь по вечерам в свои тихие «одноэтажные» спальные районы и пригороды. Парадокс: «одноэтажники», «деревенщики» Навальный и Собянин по своему воспитанию более адекватны современным тенденциям урбанизма, чем советский горожанин, выросший в многоэтажном «спальном районе», реликте индустриальных трущоб.
Случайно ли, что на выборах мэра самого крупного мегаполиса России реальное соперничество шло между двумя «деревенщиками», а кандидаты-уроженцы крупных городов (Москва, Питер, Самара) мелькали где-то на втором плане, вялые и никому не интересные, включая и самих коренных москвичей? Но парадокса тут нет. Предкам коренных москвичей быт коммуналок сломал хребет на 10 поколений вперед, тогда как «одноэтажники» испокон веков жили в среде, хотя бы отчасти похожей на быт среднего класса.
Тут мы видим парадокс, корни которого - в «извращенном» социально-экономическом устройстве СССР. Еще раз обращаюсь к памяти моего покойного дяди-землекопа. В стране с «нормальной» социальной структурой (Чили, Нигерия, Уганда, Верхняя Вольта) он ощущал бы себя голимым неудачником, дрожащим и заискивающим перед всяким, кто поднялся выше на полсантиметра. На практике же он, будучи социально чернорабочим, вел образ жизни солидного мещанина и обладал соответствующим самосознанием. Он вырос в собственном семейном коттедже, в то время как многие представители интеллектуальной элиты и даже культурной богемы СССР были детьми «ничейных» коммуналок или маломерных «хрущеб». В то время как они спивались от бесцельности существования, он женился в 18 лет, переехал из деревни в городок, тут же построил себе своими руками свой собственный коттедж, вырастил двух сыновей-полковников и выдал дочь замуж за будущего полковника («сбылась мечта землекопа»). Естественно, по самоощущению он был Хозяин, «столбовой дворянин», не меньше. И что характерно, окружающие к нему относились так же, включая начальство на работе. Частично это можно списать на специфическую «представительность» (он происходил из семьи потомственных сельских старост). Частично - на то, что в какой-то момент он стал «последним могиканином землекопного ремесла», единственным в городке и хорошо оплачиваемым специалистом-«кротом», который умел прорубать длинные подземные туннели под трубы и прочие коммуникации. Но главное - все-таки его собственное спокойное самоуважение «состоявшегося мещанина», - человека, который вырос в собственном доме, и вырастил своих детей в доме, построенном собственными руками.
Дядя Ваня по внешности и манерам был почти полным двойником актера Брюса Уиллиса.
Предвижу заходы агитаторов на тему «советских мещан». Однако специфически «советскими» мещанами правильно называть людей, приближенных к номенклатуре и торгово-распределительной системе, которые обменивались «дефицитом», «блатом» и т.п. «Советскими мещанами» также уместно назвать советских и позднесоветских культуртрегеров, подразумевая их убожество по сравнению с дореволюционной русской культурной элитой. Что же касается непривилегированных жителей русской глубинки, то это мещане самые обыкновенные, «универсальные», а не «советские». То есть, люди со скромным, непритязательным и укорененным в почве набором жизненных приоритетов: самоуважение мелкого «хозяина», «дом полная чаша», «поставить на ноги детей», и «чтобы все шло своим чередом» («Все путём!» - как говаривал мой дядя).
Помимо мещан, живет в глубинке и интеллигенция, которая там не «отрезанный ломоть», а по сути - просто наиболее культурная и сознательная часть этого самого «мещанства». В отличие от столичной, она более ориентирована на просветительские задачи, чем на личное творчество. В разных городках местом ее сосредоточения может быть краеведческий музей, районная филармония, дом культуры, любительский театр, учебное заведение «с традициями», районная газета и т.п. Хорошее время для провинциальной интеллигенции закончилось с уходом советской эпохи, поскольку значительно сократилось финансирование культурных объектов местного значения, а молодежь переключилась на интернет, на столичную и глобальную поп-культуру. Поэтому молодое поколение местных интеллигентов все больше отказывается от просветительского подвижничества, в духе своих отцов и дедов, и находит себя в краеведении и культивировании региональных традиций. И что интересно (вспоминая заветы Вадима Штепы), на этом пути «провинциалы» нередко выходят к глобальному культурному контексту, минуя столичное посредничество. К примеру, в городке Погар Брянской области «местночтимым культурным святым» является уроженец этих мест великий американский импресарио Сол Юрок, который в середине XX века был «локомотивом» советско-американского культурного обмена в сфере классического музыкального искусства.
Продолжение
Начиная с НЭПа, было несколько периодов, когда советские власти стимулировали (кредитами и т.п.) процесс строительства негосударственного жилья. Вот, к примеру, типичный документ хрущевской эпохи: Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР от 31.07.1957 N 931 «О развитии жилищного строительства в СССР». Табличка, представленная в нем, позволяет посчитать, что в 1956-60 гг. на долю индивидуального строительства в РСФСР приходилось свыше 30% от общей площади возводимого жилья. Конечно, если вы моложе 30, то думаете, что советские люди жили в каменном веке и о таких вещах как «кредиты» и «ипотека» не знали. Слова такого - «ипотека» - действительно не было. Это называлось «Кредиты на строительство индивидуальных жилых домов» и «Кредиты членам жилищно-строительных кооперативов». Процент по советской ипотеке варьировал от 1% (для молодых семей) до 2,7% в год. Так называемое «кооперативное» жилье сформировало «частный сектор» и в многоквартирном варианте (на «кооперативных» условиях в позднесоветское время строилось 7-8% жилья в год).
Приватизация жилья не коснулась этих собственников (т.е. половину России): они не получили никаких бонусов. Не получают они никаких бонусов и сейчас от многолетнего дотирования государством городского ЖКХ. То есть, жителю многоэтажки государство не только «подарило» квартиру бесплатно, но и бесплатно все эти годы оплачивало ремонт подъездов и труб, капитальный ремонт дома, тогда как другим приходится ремонтировать свой домик на свои кровные. Сельские жители вместо этого получили хотя бы колхозные паи (при старании и везении из этого можно было извлечь какую-то пользу), а вот одноэтажных горожан «жилищно-земельная» волна приватизации вообще обошла стороной. Поэтому, когда сегодня нас пугают, что пересмотр итогов приватизации, якобы, может затронуть и простых граждан, приватизировавших квартиры, половина России может уверенно сказать: «А нам не страшно! Мы от вашей приватизации не получили даже крох».
Интересно, что в россиянских СМИ эта очевидная обделенность «одноэтажной России» при разделе «советского пирога» игнорируется, и столичные публицисты в своих халявных многоэтажках любят называть жителей глубинки «совками» и «халявщиками», которые якобы «привыкли жить за счет государства» и т.п. На самом деле как раз городскую одноэтажную Россию коммунистическая обработка затронула меньше всего, просто в силу сохранившегося «мещанского» образа жизни и «мещанского» быта (об этом - ниже). А вот людям, выросшим в советских коммуналках и общежитиях, «выдавливать из себя совка» придется поколений 10, не меньше. Если «одноэтажники» (в массе) положительно относятся к социальным достижениям советского периода и позитивным элементам ментальности той эпохи, то это не потому, что они «бОльшие совки» по сравнению с «многоэтажниками», а в силу большего прагматизма и меньшей заидеологизированности (что, опять же, является следствием меньшей дозы коммунизации в советские времена). Нормальный мещанин (т.е. прирожденный мелкий буржуа) оценивает вещь по ее полезности для жизни, игнорируя идеологические ярлыки и вой агитаторов с той и другой стороны.
Нужно помнить, что вплоть до 70-х гг. значительная часть москвичей и жителей других крупных городов, «испорченных квартирным вопросом», ютилась в коммуналках и маломерных хрущебах. Жизнь в коммуналке - это что-то сродни тюрьмы, она реально калечит душу. Чтобы прочувствовать весь ужас существования в коммунальной квартире, советую прочитать статью «Не мой дом, не моя крепость» Ольги Андреевой: «Коммунальный опыт - через него прошли все жители городов… До 60-х годов отдельное жилье было большой редкостью, просто чудом каким-то. А поскольку культурный язык у нас общий, то мы все и есть жители коммуналок. Если некий профессорский внучок думает, что коммунальный ужас его миновал, нет, не миновал, в его мозгах сидит этот же ужас».
И вот, когда семьи московских профессоров и деятелей культуры ютились в коммуналках и маломерных хрущебах, простой чернорабочий в «Урюпинске» мог позволить себе частный коттедж с отдельной комнатой на каждого члена семьи, с просторной кухней и столовой, с летней верандой, с русской баней, с безразмерными кладовками и сараями, с гаражом (если есть машина), с беседкой, со своим частным газоном и частной площадкой для детских игр, с личными клумбами, грядками и плодовыми деревьями. Причем я не утопию описываю, а реалии заурядного райцентра Средней полосы в позднесоветское время. Так жил, к примеру, мой дядя-землекоп. Так жили мои родители - агроном и учительница. Так жила моя бабушка-колхозница, на старости лет перебравшаяся из деревни в городок.
Слабое развитие культуры городской жизни в многоэтажной России приводит к тому, что «свое пространство» заканчивается на пороге квартиры. Уже подъезд многоэтажки зачастую - чужое и враждебное пространство, заплеванное, забросанное окурками, исписанное матом, исхоженное бродячими собаками и т.д. Реальное «жизненное пространство» многоэтажного горожанина - это размер его жилплощади. У «одноэтажного» горожанина к этому добавляется еще «6 соток» приусадебного участка. То есть, даже при сходном размере самого жилища, его реальное жизненное пространство раз в 10 больше. А если одноэтажный городок не является депрессивной дырой, то жизненное пространство семьи обычно расширяется и на прилегающую часть улицы, в виде клумб, подстриженных газонов, скамеечки, песочницы, высаженных на улице плодовых деревьев и т.п. Вы скажете, что для взрослого работающего человека «пространство жизни» не вполне тождественно квартире. Вероятно это так, особенно если вы живете в Париже или другом городе с развитой культурой «уличной жизни» (уютные недорогие кафешки, бульвары, скверики). Но вот жизненное пространство ребенка жестко определяется размером жилплощади и приусадебного участка его родителей. И размер этого жизненного пространства весьма серьезно сказывается на формировании его личности.
Кстати, приусадебный участок в плане комфорта - отнюдь не эквивалентен типовой советской «даче». Чтобы добраться до дачи, даже расположенной поблизости, жителю многоэтажки нужно, как минимум, умыться и одеться. В тапочках из квартиры туда не протопаешь. А простой рабочий в своем коттедже, огороженном забором от посторонних глаз, мог позволить себе летним утром, встав с кровати, прямо в тапочках и майке выйти посидеть на своем крылечке или в своей беседке, выпить чашечку кофе, выкурить сигарету (или наоборот, подышать свежим воздухом), созерцая распустившиеся розы, читая принесенную почтальоном газету или наблюдая за резвящимся котенком. В то время как интеллигентные обитатели столичной коммуналки, матерясь, выстраивались в нервную очередь в единственный санузел на десять семей.
Справедливости ради, нужно упомянуть о важной особенности одноэтажной застройки: до конца 70-х гг. большинство таких домов были «без удобств». Единственными коммуникациями было электричество и проводное радио. Вода - в колонке на улице (или вообще в колодце под горочкой). Отопление - дровами или углем (но не обязательно печь, в городах повсеместно применялся котел с водяным отоплением). Туалет - типа «сортир» на улице. Домашний телефон в таком доме - вообще роскошь, был только у начальников. Вопрос с «удобствами» (в моем родном регионе) радикально решился только в начале 80-х, когда повсеместно в райцентрах и крупных селах к домикам стали подводить газ и воду (однако подключение домиков к этой инфраструктуре осуществлялось не «на халяву», как в многоэтажках, а за свой счет). Сразу же решился вопрос с отоплением, а потом постепенно люди оборудовали у себя в домиках и обычные «городские» ванны и туалеты. К настоящему времени дом «без удобств» в «газифицированном» райцентре Брянщины найти довольно трудно.
Как человек, до 6 лет проживший в таком доме, могу сказать, что если вы не привыкли к «удобствам», и если все вокруг живут примерно так же, то их отсутствие вы просто не замечали (если это не связано со скученностью и грязью). Так же, как не замечали «отсутствие удобств» обитатели «дворянских гнезд» старой России и герои чеховского «Вишневого сада», у которых не было не только водопровода, но даже электричества. Это как с мобильной связью, с компьютером, с интернетом: пока их не было, никто даже не подозревал, что без этих вещей невозможно жить. В случае дворян, груз бытовых неудобств ложился на слуг, которые готовили, стирали, поддерживали чистоту и т.п. В случае советской глубинки этот груз лежал на женщинах - мамах, бабушках, сестрах, - которые сызмала приучались как-то со всем этим справляться, без ущерба для работы, учебы и досуга. Представьте, что ваша теща, жена и дочь, вместо бессмысленного сидения в соцсетях или перед телевизором, моют, стирают, готовят, носят воду и т.п., и считают, что это в порядке вещей. (Впрочем, такие помощники, как пылесос, холодильник и стиральная машина, пришли в глубинку еще в 60-е, задолго до газового отопления и горячей воды). Минус отсутствия удобств с перехлестом компенсировался большей жилплощадью, приходящейся на члена семьи, а также наличием приусадебного участка, собственного садика, клочка земли. А самое главное - возможностью перестраивать этот домик и этот участок по своему разумению, что давало людям хоть какую-то отдушину от советской казарменности.
Впрочем, в дохрущевские времена быт многоэтажной России, за пределами Москвы и Питера, был тоже не слишком продвинут. Жизнь среднего «многоэтажного» горожанина в СССР стала похожа на человеческую только в поздние хрущевские и брежневские времена, когда началось массовое расселение коммуналок, подвалов и бараков, и реализовался принцип «каждой семье - отдельную квартиру». До этого «одноэтажная» городская Россия (деревню не беру - из нее до Брежнева высасывали все соки) однозначно была более комфортным местом существования. Нужно понимать, что человек вида Homo Sapiens по своей природе - не стадное, а семейно-территориальное животное, наличие достаточно большого личного (семейного) пространства для него - необходимость. Тогда как удобства - вопрос привычки. Скученность невозможно компенсировать никакими удобствами, она будет подспудно корежить личность.
Снова отсылаю к уже процитированной статье о коммуналках: «Не деньги, не предметы роскоши, а именно личное пространство в советском понимании стало универсальным эквивалентом и символом благосостояния, успеха, достоинства. Сосредоточив в своих руках бразды управления коммунальным фондом, власть получала грандиозный механизм абсолютной власти над гражданами. Этот факт породил совершенно новый стиль городской жизни, а заодно и нового героя - издерганного, униженного гражданина, который готов всех порвать, отстаивая свои права, но при этом точно знает, что никаких прав у него нет».
Д.Е. Галковский как-то обратил внимание на то, что среди позднесоветских и постсоветских руководителей непропорционально велика доля выходцев из деревни и глубинки. Тогда как доля столичных уроженцев и потомственных «крупногорожан» меньше, чем можно было ожидать. Сам Галковский объясняет это специальным злоумышлением советской власти. Думаю, что здесь сыграл свою роль и вполне объективный фактор: типичный советский индустриальный город, плохо приспособленный для жизни, вкупе с коммунальным бытом и «квартирным вопросом», надламывал человека еще в детстве и превращал его в законченного беспомощного «совка». Тогда как в одноэтажной России человек имел гораздо больше шансов для нормального развития. Не случайно западный средний класс в массе покинул центры городов и переселился в одноэтажный ландшафт пригородов. Этот ландшафт больше соответствует человеческой природе. Ребенок, выросший на его лоне, с большей вероятностью превратится в сильную, целостную, конкурентоспособную личность с крепкой нервной системой.
Сравните: одни вырастали в тесных бетонных каморках внутри «общего» муравейника, другие - на приволье в коттедже, причем в собственном коттедже, собственном вплоть до каждого гвоздя. С одной стороны - по сути пролетарии городских трущоб. С другой стороны - люди с реальной собственностью («домик с садиком») и со всем, что к собственности прилагается: а именно, самосознание мелкого буржуа, мещанина, нормального человека. По самому своему образу жизни обитатели одноэтажной глубинки подвергались меньшей коммунально-коммунистической обработке, чем жители крупных городов. Не удивительно, что «провинциалы» обходили «столичных» в конкуренции за власть и карьеру, как «меньшие совки», как более цельные и органичные натуры с несломленной волей.
В прошлом году Галковский в очередной раз поднял тему противостояния «одноэтажной» и «многоэтажной» России в заметке, которую многие (в контексте приближавшихся выборов мэра Москвы) поспешили расценить как рекламу Навального. На самом деле это не так, потому что в затронутом Галковским аспекте никакой разницы между Собяниным и Навальным нет. Навальный - такое же дитя «одноэтажной России», как и Собянин. Из Википедии мы узнаем, что Навальный родился в деревеньке Бутынь Одинцовского района Московской области (50 км от МКАД). В настоящее время население этой деревеньки насчитывает 11 человек. Если считать ее «пригородом» более крупного населенного пункта - села Большие Вяземы, то получаем численность населения 12,6 тыс. человек - размер типичного райцентра заштатной области. Даже если в таком населенном пункте и выстроено несколько многоэтажек (как в большинстве райцентров такого размера), «дух одноэтажности» гарантированно забивает все. Мы узнаем также, что «в 1993 году Навальный окончил Алабинскую среднюю школу в военном посёлке Калининец в окрестностях подмосковного села Тарасково». Калининец насчитывает чуть больше 20 тыс. человек и расположен в 34 км от МКАД. Т.е. до самого окончания средней школы наш народный трибун так и не выбрался из «одноэтажного» ландшафта. Несомненно, родители возили его в Москву для развлечений и шоппинга, но по-настоящему с жизнью большого города он познакомился только во время учебы в вузе.
Все претензии, выставленные Галковским к «деревенщику» Собянину, равным образом применимы и к «деревенщику» Навальному. Суть этих претензий вкратце: обитатель «одноэтажной России», имея такое убежище, как домик с садиком, воспринимает крупный город как «прикол», как место для «производства» и шумных развлечений, и не понимает существа городского образа жизни, не понимает, что для его жителей урбанистический ландшафт - это повседневное место обитания, где необходим покой, уют и комфорт. По той же логике американский средний класс, два поколения назад массово выселившийся из многоэтажек в пригородные коттеджи, должен состоять из отсталых «деревенщин», не имеющих представления о городском образе жизни. А самое отсталое и несовременное место в мире - это, по-видимому, Силиконовая Долина и в целом штат Калифорния, где «одноэтажный» ландшафт практически «съел» мегаполис Лос-Анджелес. «Многоэтажность» там существует только в «небоскребном центре», где люди не столько живут, сколько работают и развлекаются, возвращаясь по вечерам в свои тихие «одноэтажные» спальные районы и пригороды. Парадокс: «одноэтажники», «деревенщики» Навальный и Собянин по своему воспитанию более адекватны современным тенденциям урбанизма, чем советский горожанин, выросший в многоэтажном «спальном районе», реликте индустриальных трущоб.
Случайно ли, что на выборах мэра самого крупного мегаполиса России реальное соперничество шло между двумя «деревенщиками», а кандидаты-уроженцы крупных городов (Москва, Питер, Самара) мелькали где-то на втором плане, вялые и никому не интересные, включая и самих коренных москвичей? Но парадокса тут нет. Предкам коренных москвичей быт коммуналок сломал хребет на 10 поколений вперед, тогда как «одноэтажники» испокон веков жили в среде, хотя бы отчасти похожей на быт среднего класса.
Тут мы видим парадокс, корни которого - в «извращенном» социально-экономическом устройстве СССР. Еще раз обращаюсь к памяти моего покойного дяди-землекопа. В стране с «нормальной» социальной структурой (Чили, Нигерия, Уганда, Верхняя Вольта) он ощущал бы себя голимым неудачником, дрожащим и заискивающим перед всяким, кто поднялся выше на полсантиметра. На практике же он, будучи социально чернорабочим, вел образ жизни солидного мещанина и обладал соответствующим самосознанием. Он вырос в собственном семейном коттедже, в то время как многие представители интеллектуальной элиты и даже культурной богемы СССР были детьми «ничейных» коммуналок или маломерных «хрущеб». В то время как они спивались от бесцельности существования, он женился в 18 лет, переехал из деревни в городок, тут же построил себе своими руками свой собственный коттедж, вырастил двух сыновей-полковников и выдал дочь замуж за будущего полковника («сбылась мечта землекопа»). Естественно, по самоощущению он был Хозяин, «столбовой дворянин», не меньше. И что характерно, окружающие к нему относились так же, включая начальство на работе. Частично это можно списать на специфическую «представительность» (он происходил из семьи потомственных сельских старост). Частично - на то, что в какой-то момент он стал «последним могиканином землекопного ремесла», единственным в городке и хорошо оплачиваемым специалистом-«кротом», который умел прорубать длинные подземные туннели под трубы и прочие коммуникации. Но главное - все-таки его собственное спокойное самоуважение «состоявшегося мещанина», - человека, который вырос в собственном доме, и вырастил своих детей в доме, построенном собственными руками.
Дядя Ваня по внешности и манерам был почти полным двойником актера Брюса Уиллиса.
Предвижу заходы агитаторов на тему «советских мещан». Однако специфически «советскими» мещанами правильно называть людей, приближенных к номенклатуре и торгово-распределительной системе, которые обменивались «дефицитом», «блатом» и т.п. «Советскими мещанами» также уместно назвать советских и позднесоветских культуртрегеров, подразумевая их убожество по сравнению с дореволюционной русской культурной элитой. Что же касается непривилегированных жителей русской глубинки, то это мещане самые обыкновенные, «универсальные», а не «советские». То есть, люди со скромным, непритязательным и укорененным в почве набором жизненных приоритетов: самоуважение мелкого «хозяина», «дом полная чаша», «поставить на ноги детей», и «чтобы все шло своим чередом» («Все путём!» - как говаривал мой дядя).
Помимо мещан, живет в глубинке и интеллигенция, которая там не «отрезанный ломоть», а по сути - просто наиболее культурная и сознательная часть этого самого «мещанства». В отличие от столичной, она более ориентирована на просветительские задачи, чем на личное творчество. В разных городках местом ее сосредоточения может быть краеведческий музей, районная филармония, дом культуры, любительский театр, учебное заведение «с традициями», районная газета и т.п. Хорошее время для провинциальной интеллигенции закончилось с уходом советской эпохи, поскольку значительно сократилось финансирование культурных объектов местного значения, а молодежь переключилась на интернет, на столичную и глобальную поп-культуру. Поэтому молодое поколение местных интеллигентов все больше отказывается от просветительского подвижничества, в духе своих отцов и дедов, и находит себя в краеведении и культивировании региональных традиций. И что интересно (вспоминая заветы Вадима Штепы), на этом пути «провинциалы» нередко выходят к глобальному культурному контексту, минуя столичное посредничество. К примеру, в городке Погар Брянской области «местночтимым культурным святым» является уроженец этих мест великий американский импресарио Сол Юрок, который в середине XX века был «локомотивом» советско-американского культурного обмена в сфере классического музыкального искусства.
Продолжение