Хороший солдат заставляет себя беречь
Есть миф о том, что «заваливание мясом» - это родовая черта советской или даже еще ранее - российской армии, тогда как в «цивилизованных» странах начальство более бережно относилось к «человеческому материалу». На самом деле в эпоху массовых войн презрение к жизням своих сограждан - это общая черта военно-политического руководства во всех странах. Вот что пишет британский историк Лиддел Гарт о начальном эпизоде битвы на Сомме (из книги «Правда о Первой мировой»):
«1916 год знаменателен как год, когда искусство пехотной атаки упало наиболее низко. 1916 год возродил из-за формализма и отсутствия всякой способности к маневру боевые порядки, которые были под стать XVIII веку. Батальоны атаковали четырьмя или восемью волнами, каждая на расстоянии не более 100 м одна от другой. Люди в каждой волне шли плечом к плечу в симметричном и хорошо выдержанном равнении. Их учили наступать спокойно во весь рост, медленным шагом, держа винтовки наперевес, т. е. наступать так, чтобы как можно сильнее бросаться в глаза противнику. Это было полное подражание пехотным "автоматам" времен Фридриха - с той лишь разницей, что наступление не велось уже больше против ружей, обладающих действительностью огня только на 100 м. Неудивительно поэтому, что к ночи 1 июля многие батальоны не насчитывали и сотни бойцов. Хейг приказал применять методы действий германцев под Верденом: раньше чем под удар попадет главная масса пехоты, сильные дозоры должны нащупывать пути и проверять результаты артиллерийской подготовки. Но начальник его штаба Киггель, несмотря на это, приказал наступать "волнами". И лишь когда волны были разбиты огнем противника, британцы получили возможность атаковать.
Дело в том, что человеческая природа и первобытные инстинкты восстали против указанной свыше тактики. Наиболее предприимчивые и менее запуганные бойцы, уцелевшие во время всей этой передряги, стали образовывать маленькие группки. Обычно каждой такой группкой руководил импровизированный "командир". И группки эти пробирались вперед короткими скачками, переползая от одной воронки к другой, прокрадываясь мимо пулеметов противника и обтекая их, часто продвигаясь таким образом даже на значительную глубину и неся сравнительно небольшие потери».
Показательно, что это издевательство над британской армией случилось на третьем году войны, когда последствия атаки «строем голого мяса» на артиллерию и пулеметы даже идиоту были понятны. До идиотов дошло, до сержантов дошло, но до генералов еще не дошло. Причем самыми последними все поняли именно генералы-штабисты, «мозг армии». Вот уж для кого справедлива известная фраза Ленина. Брежнев не случайно говорил, что «войну выиграли не генералы, а полковники».
И еще один важный смысл: государство всегда глупее отдельного человека, и если человек хочет выжить, то ему нужно не доверять государству, обманывать его. В конечном счете - во благо самому же государству. Правильную тактику наступления выработали люди, которые, насмотревшись на все, больше не захотели превращаться в мясо. А те, кто выполнил приказ буквально, превратились в фарш, без всякой пользы для себя и для государства.
Правда, автор, будучи патриотом Британии, пытается задним числом найти в этом что-то хорошее: «умерли бездарно, но героически»:
«…Хотя 1 июля и оказалось военным поражением, оно стало героическим эпосом - и, что еще лучше, доказало высокое моральное качество новых британских армий. Принеся великую жертву войне, они подверглись наиболее жестокому и кровавому испытанию, но вышли из него не потрясенными. Эти бывшие штатские выдерживали такой процент потерь, который не в состоянии была вынести ни одна профессиональная армия прошлых войн, не потеряв при этом своей боеспособности. И они продолжали в течение пяти месяцев столь же ожесточенную и тяжелую борьбу. Опыт усовершенствовал их тактику действий, руководство старшего командования улучшилось, но ничто из последующих подвигов не могло превзойти высокий моральный уровень, показанный этими войсками 1 июля. В течение всего этого дня маленькие группки британцев выходили из залитых кровью окопов и шли к "ничьей земле". Только некоторые успевали вылезти из окопов, другие же вообще никогда не пересекли этой безобидной зеленой лужайки, многие погибли на проволоке врага, многим пришлось вернуться назад».
Британцы потеряли в этой битве 420 тыс. человек. Если она, формально, считается победой Антанты, то, конечно, не из-за этих первых «психических атак», а из-за более продвинутой тактики, которую союзники стали применять впоследствии. Причем какого-то глобального стратегического смысла в этой «битве» не было, это был просто обмен потерями в рамках стратегии взаимного истощения.
Кому и что доказали люди, позволившие обращаться собой как с тупыми оловянными солдатиками? Колючей проволоке? Немецким артиллеристам и пулеметчикам Гансам? Немецкие артиллеристы расстреливали их с закрытых позиций с расстояния много километров, они их даже не видели, им было глубоко наплевать на героизм мишеней. Сами себе что-то доказали? Ну так они почти все погибли, а выжившие наверняка сделали очень скептические выводы о талантах своего военного руководства. Сам же Лиддел Гарт говорит об этом: «бунты и восстания 1917 года должны были доказать, что бездарность генералов и свобода их в обращении с человеческими жизнями являются наиболее действенными факторами в деле подрыва дисциплины в армии».
Что-то доказали эти погибшие солдаты только своему начальству: «Да, мы тупое мясо, нас можно гнать на убой, и мы пойдем стройными рядами». И обрадовавшись, начальство продолжало эту политику, пусть и в немного смягченном виде.
Заставили начальство думать головой совсем другие люди, и кстати, не покорные англичане, а свободолюбивые французы:
«Войска устали от того, что их без всяких видимых результатов непрерывно бросали на колючую проволоку и пулеметы противника. Во французских армиях возникли мятежи, обостренные еще недовольством войск и всякими служебными неполадками. Беспорядки охватили ни много ни мало 16 корпусов. Впервые пламя восстания вспыхнуло 3 мая в одном из полков 2-й колониальной дивизии. Хотя оно почти мгновенно было затушено, однако вскоре широко распространилось. Восстание проходило под лозунгами: "Мы будем защищать окопы, но не хотим атаковать", "Мы не так глупы, чтобы идти на пулеметы!" Тот факт, что восстание всегда вспыхивало тогда, когда войска получали приказ идти в атаку, является лучшим доказательством, что действительными причинами мятежей были недоверие и отвращение к своим командирам, а не разлагающая пропаганда. …Беспорядки оказались настолько серьезны и так широко распространились, что, по словам военного министра, на фронте в Шампани можно было положиться только на две дивизии, а местами окопы были почти совершенно пусты».
Ну европейцы, ну умники, все-таки додумались! Куда там «глупым обезьянам» с других континентов, которые в те времена и строем то ходить не умели. А европейцы - гении сообразительности и смекалки. Всего-то пару миллиончиков в мясо извели, и тут наконец задние бараны в стаде начали о чем-то задумываться: «Стадо, а правильно ли мы делаем, шагая шеренгами под пулеметы?»
«Положение спас генерал Петэн, а средством, которым он для этого воспользовался, было изменение политики в сторону большего внимания к психологии бойца. 28 февраля правительство назначило его начальником Генерального штаба как сдерживающее начало против опрометчивого и безрассудного наступления, проводимого Нивелем. 15 мая правительство пошло на более разумный и более честный шаг, назначив Петэна на место Нивеля. В течение месяца он разъезжал по фронту на автомобиле, побывав почти в каждой дивизии, уговаривая как офицеров, так и солдат громко высказывать все свои жалобы, все что у них наболело. Ведя себя ласково, но не заискивая, он располагал к себе и внушал доверие к своим обещаниям. Несение службы в окопах было упорядочено и уравнено; обеспечена была равномерность смены частей и улучшены были лагеря, где отдыхали сменившиеся войска. Не прошло и месяца, как спокойствие было восстановлено ценой всего 23 расстрелов, хотя больше сотни вожаков мятежей были отправлены в колонии. Но хотя французская армия и выздоравливала, Петэну все еще оставалось возродить ее боеспособность и уверенность в своих силах. Для этого он в первую очередь реорганизовал подготовку войск и изменил тактику, положив в ее основу принцип, что огонь должен экономить живую силу».
Другим словами, даже трехлетний опыт войны и миллионы погибших не смогли изменить психологию начальства. Помог поумнеть только страх, что эти самые солдаты повернут свои штыки в другую сторону и насадят на них своих же генералов. Похоже, единственный рациональной способ обращения народа со своим правительством - это держать ему пистолет у виска. И не колеблясь при случае нажимать на спусковой крючок и заменять на новеньких.
«1916 год знаменателен как год, когда искусство пехотной атаки упало наиболее низко. 1916 год возродил из-за формализма и отсутствия всякой способности к маневру боевые порядки, которые были под стать XVIII веку. Батальоны атаковали четырьмя или восемью волнами, каждая на расстоянии не более 100 м одна от другой. Люди в каждой волне шли плечом к плечу в симметричном и хорошо выдержанном равнении. Их учили наступать спокойно во весь рост, медленным шагом, держа винтовки наперевес, т. е. наступать так, чтобы как можно сильнее бросаться в глаза противнику. Это было полное подражание пехотным "автоматам" времен Фридриха - с той лишь разницей, что наступление не велось уже больше против ружей, обладающих действительностью огня только на 100 м. Неудивительно поэтому, что к ночи 1 июля многие батальоны не насчитывали и сотни бойцов. Хейг приказал применять методы действий германцев под Верденом: раньше чем под удар попадет главная масса пехоты, сильные дозоры должны нащупывать пути и проверять результаты артиллерийской подготовки. Но начальник его штаба Киггель, несмотря на это, приказал наступать "волнами". И лишь когда волны были разбиты огнем противника, британцы получили возможность атаковать.
Дело в том, что человеческая природа и первобытные инстинкты восстали против указанной свыше тактики. Наиболее предприимчивые и менее запуганные бойцы, уцелевшие во время всей этой передряги, стали образовывать маленькие группки. Обычно каждой такой группкой руководил импровизированный "командир". И группки эти пробирались вперед короткими скачками, переползая от одной воронки к другой, прокрадываясь мимо пулеметов противника и обтекая их, часто продвигаясь таким образом даже на значительную глубину и неся сравнительно небольшие потери».
Показательно, что это издевательство над британской армией случилось на третьем году войны, когда последствия атаки «строем голого мяса» на артиллерию и пулеметы даже идиоту были понятны. До идиотов дошло, до сержантов дошло, но до генералов еще не дошло. Причем самыми последними все поняли именно генералы-штабисты, «мозг армии». Вот уж для кого справедлива известная фраза Ленина. Брежнев не случайно говорил, что «войну выиграли не генералы, а полковники».
И еще один важный смысл: государство всегда глупее отдельного человека, и если человек хочет выжить, то ему нужно не доверять государству, обманывать его. В конечном счете - во благо самому же государству. Правильную тактику наступления выработали люди, которые, насмотревшись на все, больше не захотели превращаться в мясо. А те, кто выполнил приказ буквально, превратились в фарш, без всякой пользы для себя и для государства.
Правда, автор, будучи патриотом Британии, пытается задним числом найти в этом что-то хорошее: «умерли бездарно, но героически»:
«…Хотя 1 июля и оказалось военным поражением, оно стало героическим эпосом - и, что еще лучше, доказало высокое моральное качество новых британских армий. Принеся великую жертву войне, они подверглись наиболее жестокому и кровавому испытанию, но вышли из него не потрясенными. Эти бывшие штатские выдерживали такой процент потерь, который не в состоянии была вынести ни одна профессиональная армия прошлых войн, не потеряв при этом своей боеспособности. И они продолжали в течение пяти месяцев столь же ожесточенную и тяжелую борьбу. Опыт усовершенствовал их тактику действий, руководство старшего командования улучшилось, но ничто из последующих подвигов не могло превзойти высокий моральный уровень, показанный этими войсками 1 июля. В течение всего этого дня маленькие группки британцев выходили из залитых кровью окопов и шли к "ничьей земле". Только некоторые успевали вылезти из окопов, другие же вообще никогда не пересекли этой безобидной зеленой лужайки, многие погибли на проволоке врага, многим пришлось вернуться назад».
Британцы потеряли в этой битве 420 тыс. человек. Если она, формально, считается победой Антанты, то, конечно, не из-за этих первых «психических атак», а из-за более продвинутой тактики, которую союзники стали применять впоследствии. Причем какого-то глобального стратегического смысла в этой «битве» не было, это был просто обмен потерями в рамках стратегии взаимного истощения.
Кому и что доказали люди, позволившие обращаться собой как с тупыми оловянными солдатиками? Колючей проволоке? Немецким артиллеристам и пулеметчикам Гансам? Немецкие артиллеристы расстреливали их с закрытых позиций с расстояния много километров, они их даже не видели, им было глубоко наплевать на героизм мишеней. Сами себе что-то доказали? Ну так они почти все погибли, а выжившие наверняка сделали очень скептические выводы о талантах своего военного руководства. Сам же Лиддел Гарт говорит об этом: «бунты и восстания 1917 года должны были доказать, что бездарность генералов и свобода их в обращении с человеческими жизнями являются наиболее действенными факторами в деле подрыва дисциплины в армии».
Что-то доказали эти погибшие солдаты только своему начальству: «Да, мы тупое мясо, нас можно гнать на убой, и мы пойдем стройными рядами». И обрадовавшись, начальство продолжало эту политику, пусть и в немного смягченном виде.
Заставили начальство думать головой совсем другие люди, и кстати, не покорные англичане, а свободолюбивые французы:
«Войска устали от того, что их без всяких видимых результатов непрерывно бросали на колючую проволоку и пулеметы противника. Во французских армиях возникли мятежи, обостренные еще недовольством войск и всякими служебными неполадками. Беспорядки охватили ни много ни мало 16 корпусов. Впервые пламя восстания вспыхнуло 3 мая в одном из полков 2-й колониальной дивизии. Хотя оно почти мгновенно было затушено, однако вскоре широко распространилось. Восстание проходило под лозунгами: "Мы будем защищать окопы, но не хотим атаковать", "Мы не так глупы, чтобы идти на пулеметы!" Тот факт, что восстание всегда вспыхивало тогда, когда войска получали приказ идти в атаку, является лучшим доказательством, что действительными причинами мятежей были недоверие и отвращение к своим командирам, а не разлагающая пропаганда. …Беспорядки оказались настолько серьезны и так широко распространились, что, по словам военного министра, на фронте в Шампани можно было положиться только на две дивизии, а местами окопы были почти совершенно пусты».
Ну европейцы, ну умники, все-таки додумались! Куда там «глупым обезьянам» с других континентов, которые в те времена и строем то ходить не умели. А европейцы - гении сообразительности и смекалки. Всего-то пару миллиончиков в мясо извели, и тут наконец задние бараны в стаде начали о чем-то задумываться: «Стадо, а правильно ли мы делаем, шагая шеренгами под пулеметы?»
«Положение спас генерал Петэн, а средством, которым он для этого воспользовался, было изменение политики в сторону большего внимания к психологии бойца. 28 февраля правительство назначило его начальником Генерального штаба как сдерживающее начало против опрометчивого и безрассудного наступления, проводимого Нивелем. 15 мая правительство пошло на более разумный и более честный шаг, назначив Петэна на место Нивеля. В течение месяца он разъезжал по фронту на автомобиле, побывав почти в каждой дивизии, уговаривая как офицеров, так и солдат громко высказывать все свои жалобы, все что у них наболело. Ведя себя ласково, но не заискивая, он располагал к себе и внушал доверие к своим обещаниям. Несение службы в окопах было упорядочено и уравнено; обеспечена была равномерность смены частей и улучшены были лагеря, где отдыхали сменившиеся войска. Не прошло и месяца, как спокойствие было восстановлено ценой всего 23 расстрелов, хотя больше сотни вожаков мятежей были отправлены в колонии. Но хотя французская армия и выздоравливала, Петэну все еще оставалось возродить ее боеспособность и уверенность в своих силах. Для этого он в первую очередь реорганизовал подготовку войск и изменил тактику, положив в ее основу принцип, что огонь должен экономить живую силу».
Другим словами, даже трехлетний опыт войны и миллионы погибших не смогли изменить психологию начальства. Помог поумнеть только страх, что эти самые солдаты повернут свои штыки в другую сторону и насадят на них своих же генералов. Похоже, единственный рациональной способ обращения народа со своим правительством - это держать ему пистолет у виска. И не колеблясь при случае нажимать на спусковой крючок и заменять на новеньких.