Свидание с Москвой
В Москве на дороге
Валялся кирпич
И думал, что он -
Настоящий москвич!
Народное творчество, обнаруженное на страницах детского журнала "Трамвай" за 1991 год.
У меня есть старая детская черно-белая фотография: зимнее пальтишко с воротником из какого-то стриженного бобрика, огромная меховая шапка, в руках - объемная женская сумка, которая мне явно на вырост. Мама говорит, что, когда я так одевалась, мне задавали только один вопрос: "Куда собираешься?"
И я неизменно отвечала:
- В Москву.
Москва встретила, мягко говоря, прохладно - почти как жизнь. "Жизнь меня приняла прохладно. Кто родился - меня поймет".
И, двинув крепким хуком слева ввиде проливного дождя и ветра, махом развенчала все иллюзии. Даже те, которых не было и впомине. После этого стало совершенно точно ясно - Москва не любит тех, кто приезжает из Петербурга.
Москва обрушивается на тебя сразу и тут же старается оглушить: размером, объемом, масштабом. Она, прищурившись, моментально с видом бывалого ростовщика пробует тебя на зуб, словно прикидывая: "Ну-с, и что ты за орешек?" Достаточно ли крепок? Достаточно ли хорош? Фамильярно окликивает "Эй! Понаехавший!"
И смотрит оценивающе, в попытке прощупать твой запас прочности.
Спокойно, дорогуша! Каким-то там дождиком с ветерком и веерами брызг из-под колес меня точно не напугаешь. Ветер и дождь - это наше все, прибереги этот трюк для своих многочисленных восточных гостей.
Что, не ожидала, Белокаменная? Миндальничать здесь некогда и не с кем - не тот характер у города. С Москвой можно играть только по ее правилам - то есть без каких-либо правил вообще. Правила тут определяет тот, кто выше сидит или у кого джип побольше. Они смотрят сверху и презрительно плюют вниз.
Поэтому в ответ на ее оценивающий прищур, самым верным будет нахально Москве подмигнуть и сказать нежно, бархатно, вкрадчиво: "Давай, дорогуша, удиви меня".
К такому повороту она оказывается не готова, ибо не привыкла, что удивлять должна ОНА. Обычно все наоборот - ЕЕ удивляют: напором, умом, упертостью. Всем тем, перед чем она тщательно выстраивает свои бастионы и пускает за них только избранных. Кого пустить, Москва, как настоящая женщина, выбирает сама.
В каждом русском или русскоязычном госте, столица первым делом видит понаехавшего и не обращает внимания разве только что на откровенных иностранцев: эти побудут и исчезнут, чтобы уступить место другим.
Москва уже давно привыкла, что сюда едут работать и зарабатывать. Большой город, большие возможности, большие деньги. Вот и вся нехитрая мантра.
Но стоит лишь дать ей понять, что эта мантра не по твою душу, как она тут же прикидывается ласковой овечкой и еще с вокзала пытается обворожить, заявляя во всю стену: "Добро пожаловать в Москву!" Однако даже будучи туристом, не стоит забывать - из-под овечьей шкуры нет-нет да выглядывает предательский волчий хвост.
Москва - обманщица. Она обещает и часто не выполняет. Вернее, обещает больше, чем порой может выполнить. Обычно это случается тогда, когда оцениваешь сам себя слишком высоко и не слишком честно.
Так на поверку Патриаршие пруды оказываются прудом (да, я в курсе, что раньше их было несколько), в квартире Булгакова от самого Булгакова ничего не осталось, стены в подъезде дома по улице Садовой хоть и исписаны от пола до потолка, но уже давно и далеко не поклонниками "Мастера и Маргариты", а в Оружейной палате оружия меньше всего.
На Москву во многом работает телевизор. Он создает образ и дает красивую картинку. По факту и в действительности цвета у картинки не столь ярки, а Красная площадь не столь уж велика.
Красная площадь - еще одна обманка Москвы. Основная и главная. Выходишь на нее в предвкушении, делаешь первые шаги по легендарной брусчатке: вот музей, вот Спасская башня с теми самыми часами, вот Мавзолей. Ну здравствуй, дедушка Ленин! Все так, как на картинке в азбуке, по которой в далеком первом классе ты учил родной алфавит. Ты видел это сотни раз: в книгах, на фото, по телеку.
Но, Боже мой, до чего же она маленькая и зажатая... В Красной площади не чувствуется самого важного и неоспоримого. В ней не чувствуется Главной Площади Страны.
Простое сравнение: в Петербурге выходишь на Дворцовую и понимаешь раз и навсегда - это Главная Площадь Империи. А выходишь на Красную и... ну да, здесь проводят парады. Почувствуйте разницу.
В Москве до самых глубин познаешь значение слова "терпила". Ибо первое, что попадается на глаза по дороге в отель, это стандартная "пробка" и черный "членовоз" с мигалкой, несущийся по встречке. Это его же пассажиры - единственные люди в этом городе, им же единственным надо ехать, они же зашибись как опаздывают по важным государственным делам.
Они летят по встречке, несутся по выделенке для общественного транспорта, комфортно себя чувствуют проезжая на красный. Постовой чуть ли не вытягивается в струнку и не отдает честь. И в этом во всем есть что-то бесконечно, безгранично унизительное. Терпии-и-и-и-лы...
За три дня в Москве подобного рода картинка мелькала перед глазами не меньше пяти раз. И лишь на шестой "синее ведерко" покорно стояло на светофоре со всеми прочими терпилами. Видимо, за наглухо тонированными задними стеклами в тот момент не скрывалась очередная важная государственная задница.
Москва, как известно, слезам не верит. Веру она сменила уже давно. И ныне на алтаре ее приоритетов лежит вера в огромные бабки и безграничную хамскую власть.
Белокаменная порой похожа на провинциальную девицу: вроде и рост, и красота, и формы опять же... Модель! Однако говор выдает. Именно такая безупречная на вид красотка непременно задаст вопрос: "А ты откуда?" Задаст и моментально потеряет весь свой лоск. Ведь, как правило, такой вопрос задают только те, кто не является коренным жителем столицы. Любой.
Отсюда и возникает образ разбитной красотки - чуть хабалистой, чуть пошловатой, зато с огромными претензиями - которая отчаянно пытается что-то кому-то доказать. И доказать не просто периодически, а постоянно, без тайм-аутов, без перерывов на обед и сон. Поэтому бьется Первопристольная до полного эмоционального выгорания и бессилия: смотрите, я быстрее, выше, сильнее.
Сильнее кого?..
Этот обманчиво-простецкий, чуток наивный вопрос сбивает ее с толку. Она на самом деле не понимает, с кем соревнуется. Это какая-то вечная вариация на тему "Наш ответ Голливуду". Хотя Голливуд при этом вообще не задает вопросов. И вновь проглядывает из-за глянца небоскребов, из-за марафета отремонтированных зданий и улиц провинциальная деваха. Да, хороша. Да, грудь прекрасна и упруга, кровь с молоком. Кровь эта бурлит, пульсирует, создает ток жизни: полноценный, полновесный, кипучий. Богиня!
Но только богам не нужна человеческая любовь. Богам нужно, чтобы их боялись. Страх - куда более стабильная валюта.
И опять же эти неистребимые комплексушки!.. Под толстенным слоем грамотного макияжа от ведущего визажиста они, конечно, не столь явны и заметны, но не более - по факту они там, под "штукатуркой".
И пролезает, прорывается, просачивается, проступает то, что столица старательно прячет, и что непременно заметит сторонний наблюдатель, не купившийся на отретушированную картинку внешнего благополучия: Москва - город с огромным комплексом неполноценности.
Москва обречена вечно кому-то что-то доказывать. Отсюда все эти тяжеловесные, давящие высотки, отсюда все эти широченные проспекты, отсюда этот многополосный автомобильный ад, отсюда золото и вензеля станций подземки... У Сталина, перекроившего город под себя, тоже был комплекс неполноценности. И какое же счастье, что генералиссимус не дотянулся до Петербурга - он умер как раз вовремя. Хотя мог бы и пораньше.
При всех лучезарных заверениях "Как похорошела Москва при Собянине" Белокаменной не хватает легкости и изящества. На фоне того же Петербурга она выглядит мрачной, грузной вдовой, считающей, что все вокруг ей должны. Просто потому что она вдова. Она зачем-то постоянно оглядывается на общественное мнение. А оно что? Оно как привидение в древнем замке: все о нем говорят, но никто его не видел.
Так, может, хватит на него оглядываться? В конце концов, это элементарно не к лицу городу, претендующему на опасный титул Третьего Рима.
Своеобразный город. В чем-то даже безусловно интересный. В чем-то обманчиво привлекательный. В чем-то откровенно отвратительный. В чем-то бесконечно, по-азиатски дикий. В чем-то абсолютно неприемлемый.
Было любопытно познакомиться с ним. И, может быть, это не единственное наше свидание. Но химии между нами не сложилось. С Петербургом сложилась сразу - окончательно, категорично, несомненно - с первого же раза, с первого же дня.
С Первопрестольной - нет.
Москва, спасибо за попытку, ты честно пыталась. Но потерпела фиаско: сердце мое навсегда останется там, на берегах Невы. И вряд ли найдется другой город, сумеющий повторить то, что без труда удалось Петербургу - подобрать к нему ключик.
Валялся кирпич
И думал, что он -
Настоящий москвич!
Народное творчество, обнаруженное на страницах детского журнала "Трамвай" за 1991 год.
У меня есть старая детская черно-белая фотография: зимнее пальтишко с воротником из какого-то стриженного бобрика, огромная меховая шапка, в руках - объемная женская сумка, которая мне явно на вырост. Мама говорит, что, когда я так одевалась, мне задавали только один вопрос: "Куда собираешься?"
И я неизменно отвечала:
- В Москву.
Москва встретила, мягко говоря, прохладно - почти как жизнь. "Жизнь меня приняла прохладно. Кто родился - меня поймет".
И, двинув крепким хуком слева ввиде проливного дождя и ветра, махом развенчала все иллюзии. Даже те, которых не было и впомине. После этого стало совершенно точно ясно - Москва не любит тех, кто приезжает из Петербурга.
Москва обрушивается на тебя сразу и тут же старается оглушить: размером, объемом, масштабом. Она, прищурившись, моментально с видом бывалого ростовщика пробует тебя на зуб, словно прикидывая: "Ну-с, и что ты за орешек?" Достаточно ли крепок? Достаточно ли хорош? Фамильярно окликивает "Эй! Понаехавший!"
И смотрит оценивающе, в попытке прощупать твой запас прочности.
Спокойно, дорогуша! Каким-то там дождиком с ветерком и веерами брызг из-под колес меня точно не напугаешь. Ветер и дождь - это наше все, прибереги этот трюк для своих многочисленных восточных гостей.
Что, не ожидала, Белокаменная? Миндальничать здесь некогда и не с кем - не тот характер у города. С Москвой можно играть только по ее правилам - то есть без каких-либо правил вообще. Правила тут определяет тот, кто выше сидит или у кого джип побольше. Они смотрят сверху и презрительно плюют вниз.
Поэтому в ответ на ее оценивающий прищур, самым верным будет нахально Москве подмигнуть и сказать нежно, бархатно, вкрадчиво: "Давай, дорогуша, удиви меня".
К такому повороту она оказывается не готова, ибо не привыкла, что удивлять должна ОНА. Обычно все наоборот - ЕЕ удивляют: напором, умом, упертостью. Всем тем, перед чем она тщательно выстраивает свои бастионы и пускает за них только избранных. Кого пустить, Москва, как настоящая женщина, выбирает сама.
В каждом русском или русскоязычном госте, столица первым делом видит понаехавшего и не обращает внимания разве только что на откровенных иностранцев: эти побудут и исчезнут, чтобы уступить место другим.
Москва уже давно привыкла, что сюда едут работать и зарабатывать. Большой город, большие возможности, большие деньги. Вот и вся нехитрая мантра.
Но стоит лишь дать ей понять, что эта мантра не по твою душу, как она тут же прикидывается ласковой овечкой и еще с вокзала пытается обворожить, заявляя во всю стену: "Добро пожаловать в Москву!" Однако даже будучи туристом, не стоит забывать - из-под овечьей шкуры нет-нет да выглядывает предательский волчий хвост.
Москва - обманщица. Она обещает и часто не выполняет. Вернее, обещает больше, чем порой может выполнить. Обычно это случается тогда, когда оцениваешь сам себя слишком высоко и не слишком честно.
Так на поверку Патриаршие пруды оказываются прудом (да, я в курсе, что раньше их было несколько), в квартире Булгакова от самого Булгакова ничего не осталось, стены в подъезде дома по улице Садовой хоть и исписаны от пола до потолка, но уже давно и далеко не поклонниками "Мастера и Маргариты", а в Оружейной палате оружия меньше всего.
На Москву во многом работает телевизор. Он создает образ и дает красивую картинку. По факту и в действительности цвета у картинки не столь ярки, а Красная площадь не столь уж велика.
Красная площадь - еще одна обманка Москвы. Основная и главная. Выходишь на нее в предвкушении, делаешь первые шаги по легендарной брусчатке: вот музей, вот Спасская башня с теми самыми часами, вот Мавзолей. Ну здравствуй, дедушка Ленин! Все так, как на картинке в азбуке, по которой в далеком первом классе ты учил родной алфавит. Ты видел это сотни раз: в книгах, на фото, по телеку.
Но, Боже мой, до чего же она маленькая и зажатая... В Красной площади не чувствуется самого важного и неоспоримого. В ней не чувствуется Главной Площади Страны.
Простое сравнение: в Петербурге выходишь на Дворцовую и понимаешь раз и навсегда - это Главная Площадь Империи. А выходишь на Красную и... ну да, здесь проводят парады. Почувствуйте разницу.
В Москве до самых глубин познаешь значение слова "терпила". Ибо первое, что попадается на глаза по дороге в отель, это стандартная "пробка" и черный "членовоз" с мигалкой, несущийся по встречке. Это его же пассажиры - единственные люди в этом городе, им же единственным надо ехать, они же зашибись как опаздывают по важным государственным делам.
Они летят по встречке, несутся по выделенке для общественного транспорта, комфортно себя чувствуют проезжая на красный. Постовой чуть ли не вытягивается в струнку и не отдает честь. И в этом во всем есть что-то бесконечно, безгранично унизительное. Терпии-и-и-и-лы...
За три дня в Москве подобного рода картинка мелькала перед глазами не меньше пяти раз. И лишь на шестой "синее ведерко" покорно стояло на светофоре со всеми прочими терпилами. Видимо, за наглухо тонированными задними стеклами в тот момент не скрывалась очередная важная государственная задница.
Москва, как известно, слезам не верит. Веру она сменила уже давно. И ныне на алтаре ее приоритетов лежит вера в огромные бабки и безграничную хамскую власть.
Белокаменная порой похожа на провинциальную девицу: вроде и рост, и красота, и формы опять же... Модель! Однако говор выдает. Именно такая безупречная на вид красотка непременно задаст вопрос: "А ты откуда?" Задаст и моментально потеряет весь свой лоск. Ведь, как правило, такой вопрос задают только те, кто не является коренным жителем столицы. Любой.
Отсюда и возникает образ разбитной красотки - чуть хабалистой, чуть пошловатой, зато с огромными претензиями - которая отчаянно пытается что-то кому-то доказать. И доказать не просто периодически, а постоянно, без тайм-аутов, без перерывов на обед и сон. Поэтому бьется Первопристольная до полного эмоционального выгорания и бессилия: смотрите, я быстрее, выше, сильнее.
Сильнее кого?..
Этот обманчиво-простецкий, чуток наивный вопрос сбивает ее с толку. Она на самом деле не понимает, с кем соревнуется. Это какая-то вечная вариация на тему "Наш ответ Голливуду". Хотя Голливуд при этом вообще не задает вопросов. И вновь проглядывает из-за глянца небоскребов, из-за марафета отремонтированных зданий и улиц провинциальная деваха. Да, хороша. Да, грудь прекрасна и упруга, кровь с молоком. Кровь эта бурлит, пульсирует, создает ток жизни: полноценный, полновесный, кипучий. Богиня!
Но только богам не нужна человеческая любовь. Богам нужно, чтобы их боялись. Страх - куда более стабильная валюта.
И опять же эти неистребимые комплексушки!.. Под толстенным слоем грамотного макияжа от ведущего визажиста они, конечно, не столь явны и заметны, но не более - по факту они там, под "штукатуркой".
И пролезает, прорывается, просачивается, проступает то, что столица старательно прячет, и что непременно заметит сторонний наблюдатель, не купившийся на отретушированную картинку внешнего благополучия: Москва - город с огромным комплексом неполноценности.
Москва обречена вечно кому-то что-то доказывать. Отсюда все эти тяжеловесные, давящие высотки, отсюда все эти широченные проспекты, отсюда этот многополосный автомобильный ад, отсюда золото и вензеля станций подземки... У Сталина, перекроившего город под себя, тоже был комплекс неполноценности. И какое же счастье, что генералиссимус не дотянулся до Петербурга - он умер как раз вовремя. Хотя мог бы и пораньше.
При всех лучезарных заверениях "Как похорошела Москва при Собянине" Белокаменной не хватает легкости и изящества. На фоне того же Петербурга она выглядит мрачной, грузной вдовой, считающей, что все вокруг ей должны. Просто потому что она вдова. Она зачем-то постоянно оглядывается на общественное мнение. А оно что? Оно как привидение в древнем замке: все о нем говорят, но никто его не видел.
Так, может, хватит на него оглядываться? В конце концов, это элементарно не к лицу городу, претендующему на опасный титул Третьего Рима.
Своеобразный город. В чем-то даже безусловно интересный. В чем-то обманчиво привлекательный. В чем-то откровенно отвратительный. В чем-то бесконечно, по-азиатски дикий. В чем-то абсолютно неприемлемый.
Было любопытно познакомиться с ним. И, может быть, это не единственное наше свидание. Но химии между нами не сложилось. С Петербургом сложилась сразу - окончательно, категорично, несомненно - с первого же раза, с первого же дня.
С Первопрестольной - нет.
Москва, спасибо за попытку, ты честно пыталась. Но потерпела фиаско: сердце мое навсегда останется там, на берегах Невы. И вряд ли найдется другой город, сумеющий повторить то, что без труда удалось Петербургу - подобрать к нему ключик.