Мореходные рассказы. На братских могилах не ставят крестов...
Содержание
«Юность» уверенно шла по неспокойному морю...
Почему-то я был уверен, что морская болезнь меня не коснётся, но субботним утром шестого июня поднялся с чувством тошноты, хотя позывы к рвоте мне удалось пересилить. Чистил овощи с Серёгой Карловичем (прозвище, отчество, фамилия?). На корме ветер не продувал, но было прохладно, и я пошёл в каюту поддеть тельник. Вовка Кнышук спал, а больше никого не было. Сильно качало. Надел тельняшку под робу, и вдруг так сильно затошнило, что я еле успел метнуться к умывальнику. Вывернуло меня сразу и тут же стало легче. Никто моей слабости не заметил, а я о ней помалкивал. Полдня только и говорили о морской болезни. Ванька Юрчак весь день провёл на корме и никак не мог отойти. Служившие во флоте рассказывали о штормах на Тихом океане, когда идущий кильватерным строем корабль оказывался то метрах в сорока ниже другого, то на таком же расстоянии над соседом. Туповатый качок из пятой группы каждые пять минут бегал «скидывать балласт» за корму. Те же бывалые пацаны посоветовали ему больше есть, чтобы прекратить рвоту. И позеленевший от недомогания бедолага весь день метался между столовой и кормой.
«Юность» уверенно шла по неспокойному морю на Новороссийск.
Волнение до четырёх баллов.
Мы словно негры крутились и вертелись на камбузе, и освободились к девяти вечера. Потом я долго стоял на палубе, отдыхая после тяжёлого дня и разглядывая море. Сквозь призму чистейшей воды, на разной глубине, виднелись медузы, группами и поодиночке. Красиво! Вышел повар Витя Немировский. Вместе рассматривали морской простор и Крымские горы впереди. Разговорились. Виктор до армии ходил в загранку и теперь около полугода ожидал визу. Месяц назад он списался с «Грузии». На «пассажирах», оказывается, довольно сложные взаимоотношения. Что и понятно ввиду большого количества обслуживающего персонала и разности интересов людей.
Делал гимнастику на шлюпочной палубе. Она войдёт в мои ежедневные привычки и даст поразительные результаты. Незамысловатые упражнения на свежем воздухе к концу практики позволят полностью контролировать тело. Я снова сяду на шпагат и шнур, смогу долго находится в позе лотоса, а прогибая спину, буду касаться затылком своих пяток.
Солнце зашло за горизонт, и берег исчез, растворившись в синей вечерней дымке. Около одиннадцати ночи затих двигатель и судно остановилось. С Серёгой Погребным вышли на шлюпочную палубу играть в шахматы. На мачте горели два красных огня - судно неуправляемо. Партия удалась и в итоге я выиграл.
С Сумароковым ходил на корму. Игорь запустил ракету с «карандаша». Раздалось резкое шипение - и яркая вспышка ненадолго осветила море. У Игоря было несколько таких «игрушек», привезённых им из дома. А где он их добыл, меня не интересовало. Через несколько минут после нашего возвращения в каюту вновь заработал двигатель и «Юность» продолжила путешествие.
Воскресный день седьмого июня начался с чистки картошки. На корме было тихо и тепло. Неожиданно на горизонте проявились голубые горы с ослепительно белыми куполами Крымской обсерватории наверху. А вскоре мы уже заходили в Цемесскую бухту. Палыч показал рукой на швартовую бочку и судно около неё. Это было место гибели «Адмирала Нахимова».
Новороссийск. Цемесская бухта.
Фото из интернета.
От окружённой горами бухты веяло чем-то загадочным, почти сказочным. И было очень красиво.
После швартовки в Новороссийске объявили увольнения. Стоянка до пяти вечера. Собрали группу для культпохода, и я даже отпросился с камбуза, но парадная белая фланка чудесным образом исчезла из каюты. Надел было Лёхину, но тот неожиданно засобирался в город, а Вовка Гора ядовито съязвил: «Это ты что ли тут на экскурсию собрался?!». И мне стало понятно, кого оставляли на подмену в наряд. Было обидно и досадно, но пришлось сидеть на судне. А Лёшка так никуда и не пошёл. После обеда, закончив работу на камбузе, обнаружил свою фланку в обычном месте и, наутюжив её, отправился в город.
Моя зарисовка Морвокзала в Новороссийске.
Морской вокзал Новороссийска продолговатой формы с подобием башни или грибка на ближней к морю стороне. В этом «грибке» располагалось кафе «Маяк». С фасада добрую треть окон закрывал транспарант «Новороссийску 150 лет. 1838-1988». Заходить ни в кафе, ни на Морвокзал я не стал, и направился вглубь города.
Новороссийск. Вид на фасадную часть Морвокзала.
По дороге встретил Витю Немировского, и дальше мы пошли вместе. Кафе под открытым небом с музыкой и мороженным. Напротив него индустриальный техникум. По улице Советов добрались до универсама, около которого стоял памятник защитникам города Новороссийска. Особо не всматривался в фигуры композиции, и лишь отметил, что все они в едином порыве щитом встали на пути врага. А на поверхности памятника виднелись зелёные пятна окислившейся меди.
Памятник «Воинам защитникам города Новороссийска. 1943». Сооружен в 1961 г. Авторы - скульпторы Н. Тимошин, И. Шмагун, архитекторы Е. Лашук, К. Михайлов
Фото из интернета.
Заглянули в магазин «Жемчуг»: часы, заколки, золотые чаши и браслеты, обручалки и просто кольца. Один из отделов занимала чехословацкая бижутерия.
На другой стороне улицы, у большого здания с колоннами и афишами, встретили нашего судового врача с женой и сыном. Он прикурил у Вити, и мы разошлись. Врач на судне - тот же пассажир, но иногда от его профессионализма зависит жизнь экипажа, и этим полностью окупается кажущаяся бесполезность судового врача.
Улицы и тротуары вымощены разноцветной брусчаткой - красной, зелёной, белой и голубой.
У перехода свернули и дошли до павильона «Цветы». Недалеко расхаживал морской патруль, и мы повернули обратно. Выпили пепси-колы в дежурном магазине, а потом наткнулись на выставочный зал произведений самодеятельного искусства и прикладного творчества. Очень понравилось. Картины и поделки были подписаны только именами-фамилиями, что могло указывать на детский возраст авторов. Но в сравнении с Николаевским художественным музеем выставка явно выигрывала своей непосредственностью.
Сидели в кафе напротив кинотеатра «Москва». Полил дождь, стало сыро и прохладно и мы вернулись на «Юность».
В восемнадцать часов курсанты и экипаж собрались на левом борту. По причалу ходили жители города всех возрастов. Люди смотрели на нас, провожая в море, а мы на них.
Я ушёл получать продукты и не заметил, как отошли от причала. Пока Андрей с Игорем чистили на корме картошку, я разделывал сельдь. По трансляции объявили сбор курсантов по правому борту верхней палубы. Витя Коновал, сказал, что мы возле места гибели «Нахимова», и я тоже вышел на палубу.
Танкер откачивает топливо из «Адмирала Нахимова»
Мой рисунок.
Четыре швартовых бочки огораживали место трагедии. К ним пришвартовался танкер, качавший себе оставшееся на борту погибшего судна топливо. От него до ближайшего берега было около полутора километров. Между ними на якоре стояло второе судно метрах в пятистах от берега. Таким образом суда находились примерно в километре друг от друга.
Какой ужас должен был охватить терпящих кораблекрушение пассажиров! Ночь. Море. И совсем рядом, ставший таким далеким берег! В тот день здесь утонуло около пятисот человек! Лишь теперь я вполне ощутил масштаб трагедии…
У места гибели «Нахимова». Боцман Франкевич с венком и буфетчица Катя с цветами.
Короткий рассказ по трансляции и несколько продолжительных гудков «Юности» возвестили о великой скорби по погибшим. После этого боцман Франкевич осторожно спустил на воду венок, а буфетчица Катя бросила в морскую пучину цветы...
Десять вечера. Кавказские горы выстроились вдоль берега. В девять утра прибываем в Сухуми. А мне завтра снова на камбуз. Какой-то бесконечный наряд.
На корме играл магнитофон Петра Артёменко. Кто-то тренировался в бросании лёгости, кто-то курил. Вася Симоненко вышел с бутылкой привязал к ней конец и стал набирать забортную воду. После десятиминутных мучений ему всё же удалось наполнить бутылку. Сильно стемнело. Очертания гор сливались с чернотой ночного неба, и только огни на берегу выдавали близость земли.
продолжение следует...
«Юность» уверенно шла по неспокойному морю...
Почему-то я был уверен, что морская болезнь меня не коснётся, но субботним утром шестого июня поднялся с чувством тошноты, хотя позывы к рвоте мне удалось пересилить. Чистил овощи с Серёгой Карловичем (прозвище, отчество, фамилия?). На корме ветер не продувал, но было прохладно, и я пошёл в каюту поддеть тельник. Вовка Кнышук спал, а больше никого не было. Сильно качало. Надел тельняшку под робу, и вдруг так сильно затошнило, что я еле успел метнуться к умывальнику. Вывернуло меня сразу и тут же стало легче. Никто моей слабости не заметил, а я о ней помалкивал. Полдня только и говорили о морской болезни. Ванька Юрчак весь день провёл на корме и никак не мог отойти. Служившие во флоте рассказывали о штормах на Тихом океане, когда идущий кильватерным строем корабль оказывался то метрах в сорока ниже другого, то на таком же расстоянии над соседом. Туповатый качок из пятой группы каждые пять минут бегал «скидывать балласт» за корму. Те же бывалые пацаны посоветовали ему больше есть, чтобы прекратить рвоту. И позеленевший от недомогания бедолага весь день метался между столовой и кормой.
«Юность» уверенно шла по неспокойному морю на Новороссийск.
Волнение до четырёх баллов.
Мы словно негры крутились и вертелись на камбузе, и освободились к девяти вечера. Потом я долго стоял на палубе, отдыхая после тяжёлого дня и разглядывая море. Сквозь призму чистейшей воды, на разной глубине, виднелись медузы, группами и поодиночке. Красиво! Вышел повар Витя Немировский. Вместе рассматривали морской простор и Крымские горы впереди. Разговорились. Виктор до армии ходил в загранку и теперь около полугода ожидал визу. Месяц назад он списался с «Грузии». На «пассажирах», оказывается, довольно сложные взаимоотношения. Что и понятно ввиду большого количества обслуживающего персонала и разности интересов людей.
Делал гимнастику на шлюпочной палубе. Она войдёт в мои ежедневные привычки и даст поразительные результаты. Незамысловатые упражнения на свежем воздухе к концу практики позволят полностью контролировать тело. Я снова сяду на шпагат и шнур, смогу долго находится в позе лотоса, а прогибая спину, буду касаться затылком своих пяток.
Солнце зашло за горизонт, и берег исчез, растворившись в синей вечерней дымке. Около одиннадцати ночи затих двигатель и судно остановилось. С Серёгой Погребным вышли на шлюпочную палубу играть в шахматы. На мачте горели два красных огня - судно неуправляемо. Партия удалась и в итоге я выиграл.
С Сумароковым ходил на корму. Игорь запустил ракету с «карандаша». Раздалось резкое шипение - и яркая вспышка ненадолго осветила море. У Игоря было несколько таких «игрушек», привезённых им из дома. А где он их добыл, меня не интересовало. Через несколько минут после нашего возвращения в каюту вновь заработал двигатель и «Юность» продолжила путешествие.
Воскресный день седьмого июня начался с чистки картошки. На корме было тихо и тепло. Неожиданно на горизонте проявились голубые горы с ослепительно белыми куполами Крымской обсерватории наверху. А вскоре мы уже заходили в Цемесскую бухту. Палыч показал рукой на швартовую бочку и судно около неё. Это было место гибели «Адмирала Нахимова».
Новороссийск. Цемесская бухта.
Фото из интернета.
От окружённой горами бухты веяло чем-то загадочным, почти сказочным. И было очень красиво.
После швартовки в Новороссийске объявили увольнения. Стоянка до пяти вечера. Собрали группу для культпохода, и я даже отпросился с камбуза, но парадная белая фланка чудесным образом исчезла из каюты. Надел было Лёхину, но тот неожиданно засобирался в город, а Вовка Гора ядовито съязвил: «Это ты что ли тут на экскурсию собрался?!». И мне стало понятно, кого оставляли на подмену в наряд. Было обидно и досадно, но пришлось сидеть на судне. А Лёшка так никуда и не пошёл. После обеда, закончив работу на камбузе, обнаружил свою фланку в обычном месте и, наутюжив её, отправился в город.
Моя зарисовка Морвокзала в Новороссийске.
Морской вокзал Новороссийска продолговатой формы с подобием башни или грибка на ближней к морю стороне. В этом «грибке» располагалось кафе «Маяк». С фасада добрую треть окон закрывал транспарант «Новороссийску 150 лет. 1838-1988». Заходить ни в кафе, ни на Морвокзал я не стал, и направился вглубь города.
Новороссийск. Вид на фасадную часть Морвокзала.
По дороге встретил Витю Немировского, и дальше мы пошли вместе. Кафе под открытым небом с музыкой и мороженным. Напротив него индустриальный техникум. По улице Советов добрались до универсама, около которого стоял памятник защитникам города Новороссийска. Особо не всматривался в фигуры композиции, и лишь отметил, что все они в едином порыве щитом встали на пути врага. А на поверхности памятника виднелись зелёные пятна окислившейся меди.
Памятник «Воинам защитникам города Новороссийска. 1943». Сооружен в 1961 г. Авторы - скульпторы Н. Тимошин, И. Шмагун, архитекторы Е. Лашук, К. Михайлов
Фото из интернета.
Заглянули в магазин «Жемчуг»: часы, заколки, золотые чаши и браслеты, обручалки и просто кольца. Один из отделов занимала чехословацкая бижутерия.
На другой стороне улицы, у большого здания с колоннами и афишами, встретили нашего судового врача с женой и сыном. Он прикурил у Вити, и мы разошлись. Врач на судне - тот же пассажир, но иногда от его профессионализма зависит жизнь экипажа, и этим полностью окупается кажущаяся бесполезность судового врача.
Улицы и тротуары вымощены разноцветной брусчаткой - красной, зелёной, белой и голубой.
У перехода свернули и дошли до павильона «Цветы». Недалеко расхаживал морской патруль, и мы повернули обратно. Выпили пепси-колы в дежурном магазине, а потом наткнулись на выставочный зал произведений самодеятельного искусства и прикладного творчества. Очень понравилось. Картины и поделки были подписаны только именами-фамилиями, что могло указывать на детский возраст авторов. Но в сравнении с Николаевским художественным музеем выставка явно выигрывала своей непосредственностью.
Сидели в кафе напротив кинотеатра «Москва». Полил дождь, стало сыро и прохладно и мы вернулись на «Юность».
В восемнадцать часов курсанты и экипаж собрались на левом борту. По причалу ходили жители города всех возрастов. Люди смотрели на нас, провожая в море, а мы на них.
Я ушёл получать продукты и не заметил, как отошли от причала. Пока Андрей с Игорем чистили на корме картошку, я разделывал сельдь. По трансляции объявили сбор курсантов по правому борту верхней палубы. Витя Коновал, сказал, что мы возле места гибели «Нахимова», и я тоже вышел на палубу.
Танкер откачивает топливо из «Адмирала Нахимова»
Мой рисунок.
Четыре швартовых бочки огораживали место трагедии. К ним пришвартовался танкер, качавший себе оставшееся на борту погибшего судна топливо. От него до ближайшего берега было около полутора километров. Между ними на якоре стояло второе судно метрах в пятистах от берега. Таким образом суда находились примерно в километре друг от друга.
Какой ужас должен был охватить терпящих кораблекрушение пассажиров! Ночь. Море. И совсем рядом, ставший таким далеким берег! В тот день здесь утонуло около пятисот человек! Лишь теперь я вполне ощутил масштаб трагедии…
У места гибели «Нахимова». Боцман Франкевич с венком и буфетчица Катя с цветами.
Короткий рассказ по трансляции и несколько продолжительных гудков «Юности» возвестили о великой скорби по погибшим. После этого боцман Франкевич осторожно спустил на воду венок, а буфетчица Катя бросила в морскую пучину цветы...
Десять вечера. Кавказские горы выстроились вдоль берега. В девять утра прибываем в Сухуми. А мне завтра снова на камбуз. Какой-то бесконечный наряд.
На корме играл магнитофон Петра Артёменко. Кто-то тренировался в бросании лёгости, кто-то курил. Вася Симоненко вышел с бутылкой привязал к ней конец и стал набирать забортную воду. После десятиминутных мучений ему всё же удалось наполнить бутылку. Сильно стемнело. Очертания гор сливались с чернотой ночного неба, и только огни на берегу выдавали близость земли.
продолжение следует...