Мореходные рассказы. Do you speak English?
Содержание
В пятницу семнадцатого октября в семь вечера было первое занятие кружка английского языка, о котором меня намедни предупредил Клопот из тринадцатой группы. И я, естественно, записался.
Вёл кружок Анатолий Иванович, более двадцати лет отслуживший переводчиком в военно-морском флоте. Языком он владел виртуозно, вплоть до того, что даже думал иногда на английском. С огромным опытом за плечами и прекрасной языковой практикой, он ожидал визы после выхода на военную пенсию. И в свои сорок семь лет подвязался вести языковой кружок в мореходке.
Такого подарка судьбы я и не ждал. В школьные годы я мечтал учить английский. Немецкий же искренне ненавидел. Но по иронии судьбы попал именно в немецкую группу, и дома упорно зубрил по самоучителю английский, которым по оценке Анатолия Ивановича, овладел вполне сносно для школьной программы. Даже моё произношение он признал лучшим среди членов кружка.
С первой минуты занятие велось на языке Байрона и Шекспира. Речь преподавателя была выразительна, сопровождалась жестами, так чтобы мы сами понимали смысл фраз, а если не доходило, следовал перевод.
Было сложно, но безумно интересно и увлекательно.
На следующий день после ДВС прошло комсомольское отчётно-выборное собрание.
Валентин Довгань, Глеб Быстров и Сергей Федоренко со знаменем школы на параде 7 ноября 1986 года.
Наш комсорг Сергей Федоренко был единственным партийным в группе. Долгие уговоры воспитателя имели успех, и впервые я посчитал себя достойным вступления в партию.
Сергей Федоренко и Валик Довгань в совхозе «Садовый»
Не сказать, что мы с Серёгой держались накоротке, но он и двоюродный брат Валик Довгань - мои земляки. А вдали от родного Казахстана это дорогого стоило. Братья разнились характерами, - Сергей был образцом правильности, а Валик во всём шёл от противного - но у меня с обоими сложились ровные товарищеские отношения, и осталась добрая память.
С вопросом о КПСС я подошёл перед самым собранием, и Серёга обещал поговорить позже. Впрочем, в партию я так и не вступил.
На собрании обсуждали школьную жизнь, планы и обязательства на будущее. Меня выбрали в «комсомольский прожектор» школы.
Потом с Костей ходили на почту за переводом, а вернувшись к обеду, переоделись в форму. Пешохин хвастался штанами за 170 рублей. Но, на мой взгляд, ничего особенного, кроме дичайшей дороговизны, в этих модных портках не было. И я молчаливо недоумевал, как можно бросаться такими деньгами.
Группу отправили на овощную базу. Но, недобро поминая прошлый «калым», мы ехали туда с крайней неохотой. Хотя потом получили по семь рублей на брата, то есть вполне достойно.
Воскресенье девятнадцатого в основном прошло серо и бесцельно. Мне всегда было обидно за такие дни, за упущённое время.
После ужина смотрели в ленкомнате фильм «Преступление» о крупных государственных кражах, махинациях директора одной из фабрик и полном крушении этого человека.
А потом кутили в двести тринадцатом кубрике, всемером приговорив банку грибов и полторы банки варенья.
Вернулся Серёга Афанасьев - он с утра ездил в Одессу. Был в историко-археологическом музее и посетил египетский зал. Пока он рассказывал, я извёлся белой завистью, и твёрдо решил съездить с ним в Одессу на следующей неделе.
Сергей Афанасьев у учебного парусного судна «Товарищ» в Херсоне
Вообще, у нас с Серёгой была немного странная дружба. Сколько бы мы с ним ни ездили, куда ни ходили, всегда каждый платил за себя, даже по мелочам. Сергей от природы наделён неким потолком, планкой, выше которой не прыгнешь. То, что я схватывал налету, он добивал упорным трудом. Но целеустремлённость и стойкое желание сделать себя лучше приносили плоды. Мне было интересно беседовать с ним, ходить и ездить в самые неожиданные места. Причём, практически всегда инициатором таких поездок был Сергей. А поскольку группы жили на одном этаже, то виделись и общались мы с ним часто.
Глеб Быстров и Максим Новиков
Потом заходил Максим Новиков. Это первый москвич в моей жизни без малейшего намёка на высокомерие. Умница и прекрасный человек. Разговорились с ним о литературе, школе, университете и о планах на будущее. Макс обещался при случае привезти из дома учебник английского. Забегая вперёд, он выполнит обещание. И учебник Бонка мне ещё хорошо послужит.
Глеб Быстров, Сергей Федоренко и Александр Пощикайло в актовом зале НМШ
После полуночи долго разговаривали с Саней Пощикайло. Тогда-то я и узнал, что он служил в Ленинске на Байконуре. Саня рассказывал о гибели Гагарина, до последнего пытавшегося спасти экспериментальный самолёт, о грандиозности космических ракет и их старта. О космическом челноке «Буран», который каждую ночь гоняли от ангара к старту и обратно, и о том, что после пуска ракеты на старте выгорало и оплавлялось всё железо, а к следующему старту оборудование полностью меняли.
В понедельник вместо эстетики первой парой было ПТМ (подъёмно-транспортные машины). На втором уроке меня угораздило свалиться с сиденья, неожиданно задвинувшегося под верстак. Я и сам посмеялся над своей неуклюжестью, но тут Михаил Иванович Яровенко так зло пошутил, что мне стоило больших усилий не вспылить и не нагрубить.
На морпрактике проходили рангоут и такелаж. Много незнакомых слов и названий, хотя изучили мы в тот день лишь сигнальную и грузовую мачты.
После уроков было отчётно-выборное собрание ДСО «Водник» - сплошной формализм. А затем самоподготовка, ужин. Кружка английского не было по причине отсутствия свободной аудитории, и следующее занятие наметили на среду. Так закончился двадцатый день октября, и была исписана первая тетрадь моих дневников.
А на следующий день у нас был английский. Я попал в подгруппу Валентины Николаевны Лосевой - молодой, симпатичной особы, которую я видел во время первого занятия кружка. Мне импонировало стать её учеником, но время показало, что не стоило вестись на внешнюю красоту - преподавателем Валентина Николаевна оказалась явно слабым.
Первой подгруппе, в которую попал Максим, повезло гораздо больше. Их вела довольно пожилая дама, Аврора Абрамовна Семёнова, рецензировавшая учебник английского для мореходных школ.
В среду двадцать второго октября был опрос на морпрактике. Я рвался отвечать, чтобы исправить «четвёрку», но хитрец Вась-Вась знал, когда меня спросить, чтобы не ставить «пять».
На ДВС проходили виды судового топлива и дизельные масла. А на первым уроке ОПР (организация погрузочных работ) начали изучать специальность докера-механизатора IV класса. Преподаватель кроме всего прочего рассказал, что одна из групп ушла на плавпрактику в рейс «Измаил-Будапешт-Китай-Япония-Измаил». Везучие люди! Мне же пока не ведомо, увижу ли я заграницу, хотя остаётся надежда получить допуск II категории - каботажное плавание с заходом в соцстраны.
Вечером ходил на кружок английского. Учили формы глаголов. После занятия Анатолий Иванович рассказывал много забавного.
Оказывается у Шекспира оспаривали его произведения, ввиду отсутствия прижизненных портретов и скучных будней литературного классика. А лицо стало известно только по посмертной маске поэта.
Байрон был популярен у молодых. Юноши из высшего света копировали походку «великого хромого». Но затем он подвергся гонениям за прогрессивные взгляды. А пятнадцатилетняя дочь зачитывалась стихами отца, не догадываясь, кто их автор.
Какая-то особо доверительная атмосфера царила на том, как оказалось, прощальном, занятии кружка. Анатолий Иванович получит долгожданную визу. Уйдёт в загранплавание. И больше я его никогда не увижу...
продолжение следует...
В пятницу семнадцатого октября в семь вечера было первое занятие кружка английского языка, о котором меня намедни предупредил Клопот из тринадцатой группы. И я, естественно, записался.
Вёл кружок Анатолий Иванович, более двадцати лет отслуживший переводчиком в военно-морском флоте. Языком он владел виртуозно, вплоть до того, что даже думал иногда на английском. С огромным опытом за плечами и прекрасной языковой практикой, он ожидал визы после выхода на военную пенсию. И в свои сорок семь лет подвязался вести языковой кружок в мореходке.
Такого подарка судьбы я и не ждал. В школьные годы я мечтал учить английский. Немецкий же искренне ненавидел. Но по иронии судьбы попал именно в немецкую группу, и дома упорно зубрил по самоучителю английский, которым по оценке Анатолия Ивановича, овладел вполне сносно для школьной программы. Даже моё произношение он признал лучшим среди членов кружка.
С первой минуты занятие велось на языке Байрона и Шекспира. Речь преподавателя была выразительна, сопровождалась жестами, так чтобы мы сами понимали смысл фраз, а если не доходило, следовал перевод.
Было сложно, но безумно интересно и увлекательно.
На следующий день после ДВС прошло комсомольское отчётно-выборное собрание.
Валентин Довгань, Глеб Быстров и Сергей Федоренко со знаменем школы на параде 7 ноября 1986 года.
Наш комсорг Сергей Федоренко был единственным партийным в группе. Долгие уговоры воспитателя имели успех, и впервые я посчитал себя достойным вступления в партию.
Сергей Федоренко и Валик Довгань в совхозе «Садовый»
Не сказать, что мы с Серёгой держались накоротке, но он и двоюродный брат Валик Довгань - мои земляки. А вдали от родного Казахстана это дорогого стоило. Братья разнились характерами, - Сергей был образцом правильности, а Валик во всём шёл от противного - но у меня с обоими сложились ровные товарищеские отношения, и осталась добрая память.
С вопросом о КПСС я подошёл перед самым собранием, и Серёга обещал поговорить позже. Впрочем, в партию я так и не вступил.
На собрании обсуждали школьную жизнь, планы и обязательства на будущее. Меня выбрали в «комсомольский прожектор» школы.
Потом с Костей ходили на почту за переводом, а вернувшись к обеду, переоделись в форму. Пешохин хвастался штанами за 170 рублей. Но, на мой взгляд, ничего особенного, кроме дичайшей дороговизны, в этих модных портках не было. И я молчаливо недоумевал, как можно бросаться такими деньгами.
Группу отправили на овощную базу. Но, недобро поминая прошлый «калым», мы ехали туда с крайней неохотой. Хотя потом получили по семь рублей на брата, то есть вполне достойно.
Воскресенье девятнадцатого в основном прошло серо и бесцельно. Мне всегда было обидно за такие дни, за упущённое время.
После ужина смотрели в ленкомнате фильм «Преступление» о крупных государственных кражах, махинациях директора одной из фабрик и полном крушении этого человека.
А потом кутили в двести тринадцатом кубрике, всемером приговорив банку грибов и полторы банки варенья.
Вернулся Серёга Афанасьев - он с утра ездил в Одессу. Был в историко-археологическом музее и посетил египетский зал. Пока он рассказывал, я извёлся белой завистью, и твёрдо решил съездить с ним в Одессу на следующей неделе.
Сергей Афанасьев у учебного парусного судна «Товарищ» в Херсоне
Вообще, у нас с Серёгой была немного странная дружба. Сколько бы мы с ним ни ездили, куда ни ходили, всегда каждый платил за себя, даже по мелочам. Сергей от природы наделён неким потолком, планкой, выше которой не прыгнешь. То, что я схватывал налету, он добивал упорным трудом. Но целеустремлённость и стойкое желание сделать себя лучше приносили плоды. Мне было интересно беседовать с ним, ходить и ездить в самые неожиданные места. Причём, практически всегда инициатором таких поездок был Сергей. А поскольку группы жили на одном этаже, то виделись и общались мы с ним часто.
Глеб Быстров и Максим Новиков
Потом заходил Максим Новиков. Это первый москвич в моей жизни без малейшего намёка на высокомерие. Умница и прекрасный человек. Разговорились с ним о литературе, школе, университете и о планах на будущее. Макс обещался при случае привезти из дома учебник английского. Забегая вперёд, он выполнит обещание. И учебник Бонка мне ещё хорошо послужит.
Глеб Быстров, Сергей Федоренко и Александр Пощикайло в актовом зале НМШ
После полуночи долго разговаривали с Саней Пощикайло. Тогда-то я и узнал, что он служил в Ленинске на Байконуре. Саня рассказывал о гибели Гагарина, до последнего пытавшегося спасти экспериментальный самолёт, о грандиозности космических ракет и их старта. О космическом челноке «Буран», который каждую ночь гоняли от ангара к старту и обратно, и о том, что после пуска ракеты на старте выгорало и оплавлялось всё железо, а к следующему старту оборудование полностью меняли.
В понедельник вместо эстетики первой парой было ПТМ (подъёмно-транспортные машины). На втором уроке меня угораздило свалиться с сиденья, неожиданно задвинувшегося под верстак. Я и сам посмеялся над своей неуклюжестью, но тут Михаил Иванович Яровенко так зло пошутил, что мне стоило больших усилий не вспылить и не нагрубить.
На морпрактике проходили рангоут и такелаж. Много незнакомых слов и названий, хотя изучили мы в тот день лишь сигнальную и грузовую мачты.
После уроков было отчётно-выборное собрание ДСО «Водник» - сплошной формализм. А затем самоподготовка, ужин. Кружка английского не было по причине отсутствия свободной аудитории, и следующее занятие наметили на среду. Так закончился двадцатый день октября, и была исписана первая тетрадь моих дневников.
А на следующий день у нас был английский. Я попал в подгруппу Валентины Николаевны Лосевой - молодой, симпатичной особы, которую я видел во время первого занятия кружка. Мне импонировало стать её учеником, но время показало, что не стоило вестись на внешнюю красоту - преподавателем Валентина Николаевна оказалась явно слабым.
Первой подгруппе, в которую попал Максим, повезло гораздо больше. Их вела довольно пожилая дама, Аврора Абрамовна Семёнова, рецензировавшая учебник английского для мореходных школ.
В среду двадцать второго октября был опрос на морпрактике. Я рвался отвечать, чтобы исправить «четвёрку», но хитрец Вась-Вась знал, когда меня спросить, чтобы не ставить «пять».
На ДВС проходили виды судового топлива и дизельные масла. А на первым уроке ОПР (организация погрузочных работ) начали изучать специальность докера-механизатора IV класса. Преподаватель кроме всего прочего рассказал, что одна из групп ушла на плавпрактику в рейс «Измаил-Будапешт-Китай-Япония-Измаил». Везучие люди! Мне же пока не ведомо, увижу ли я заграницу, хотя остаётся надежда получить допуск II категории - каботажное плавание с заходом в соцстраны.
Вечером ходил на кружок английского. Учили формы глаголов. После занятия Анатолий Иванович рассказывал много забавного.
Оказывается у Шекспира оспаривали его произведения, ввиду отсутствия прижизненных портретов и скучных будней литературного классика. А лицо стало известно только по посмертной маске поэта.
Байрон был популярен у молодых. Юноши из высшего света копировали походку «великого хромого». Но затем он подвергся гонениям за прогрессивные взгляды. А пятнадцатилетняя дочь зачитывалась стихами отца, не догадываясь, кто их автор.
Какая-то особо доверительная атмосфера царила на том, как оказалось, прощальном, занятии кружка. Анатолий Иванович получит долгожданную визу. Уйдёт в загранплавание. И больше я его никогда не увижу...
продолжение следует...