Творение, эволюция, первородный грех. Реферативно.
http://shumilov.livejournal.com/123547.html
Концепцию, изложенную Вадимом, а до него богословами Александрийской школы, критиковал в "Размышлениях о первородном грехе" Пьер Тейяр де Шарден. В Интернете я этой работы не нашёл, поэтому привожу почти полностью.
Постановка проблемы
Не впадая в преувеличение, можно сказать, что первородный грех в принятой в наши дни формулировке есть одна из главных трудностей, на которые в настоящее время наталкивается христианская мысль в процессе своего развития и углубления. Смущающая и шокирующая колеблющихся людей доброй воли и в то же время являющаяся прибежищем для ограниченных умов, история падения препятствует на наших глазах столь необходимому установлению христианского, в полной мере гуманного и гуманизирующего, мировоззрения. Почти всегда, когда мне случалось публично защищать права и превосходство христианского оптимизма, самые благожелательные слушатели спрашивали меня простодушно или же с тревогой: "А первородный грех? Куда вы его денете?"
Положение, очевидно, неблагополучное и даже досадное, ведь чтобы полностью изменить его, достаточно было бы исправить в наших обычных представлениях о падении простую ошибку перспективы, которую можно обрисовать следующим образом: в своей так называемой традиционной форме первородный грех обычно предстает как "серийное" событие, образующее цепь (с прошлым и будущим) внутри истории. Но разве не следовало бы в силу веских физических и богословских причин трактовать его как реальность внеисторического порядка, воздействующую (как цвет или размер) на всю совокупность наших опытных представлений о мире?
На этих страницах я хотел бы показать, что это именно так и что после внесения поправок вся дисгармония между первородным грехом и современной мыслью исчезает настолько, что учение, которое сейчас так трудно обосновать, неожиданно оказывается способным окрылить нас.
Первородный грех.
Общее условие истории
По единодушному мнению богословов (как я полагаю), реактивом (необходимым и достаточным), указывающим на присутствие первородного греха в мире, является смерть ( 1). Вот почему незадачливые авторы теории регрессивной эволюции пытаются поместить падение до всяких известных ископаемых, т. е. в докембрийский период. Но для того, чтобы добраться если не до самой смерти в прямом смысле, то хотя бы до ее корней, разве не следовало бы пойти еще дальше назад (т. е. до самого первоисточника сущего)?
Поразмыслим немного. Почему умирают живые существа, если только не в силу "распадаемости", присущей всякой корпускулярной структуре? В самом общем и коренном значении слова смерть (т. е. распад) начинает обнаруживать себя практически уже в атоме. Входя в саму физико-химическую природу материи, она всего лишь выявляет на свой манер структуральную атомистичность Вселенной. Поэтому невозможно выйти из "смертного состояния" (и тем самым из сферы действия первородного греха), не выходя из самого мира. Первородный грех, узнаваемый и прослеживаемый в природе по своему следствию - смерти, нельзя отнести к определенному месту и времени. Он поражает и заражает (как я уже говорил) всю совокупность времени и пространства. Если в мире есть первородный грех, то он может быть в нем только повсюду и всегда, от самых первых форм до самых отдаленных туманностей. Вот что говорит нам наука. И это же, по весьма обнадеживающему совпадению, утверждают самые ортодоксальные положения христианства, если мы доведем их до конца.
Можно без преувеличения сказать, что важнейшая цель и критерий христианской ортодоксии сводится только к одному - чтобы Христос продолжал соответствовать масштабам Творения и оставался во главе его. Каким бы необъятным ни оказался мир, фигура воскресшего Христа должна покрывать его. Таков, начиная с апостолов Иоанна и Павла, главный принцип богословия ( 2).
Но достаточно ли обращают внимание на непосредственное следствие этого основного положения, когда речь идет о природе "первого Адама"? Главная сфера действия Христа, "по определению", это сфера Искупления. Никто не ставит это под сомнение. А что произошло бы (с христологической точки зрения), если бы при наших современных представлениях об историческом космогенезе первородный грех сохранил бы свои прежние масштабы, т. е. оставался бы событием, происшедшим в конце Третичной эры в одном из уголков Земли? Очевидно, что непосредственно, органически, формально власть Христа не выходила бы за пределы крохотного клочка Вселенной вокруг нас. Конечно, можно было бы терминологически, юридически объявить Христа (в силу Его Божественности) властелином других космических областей. Но в полном и физическом смысле, который имеет в виду апостол Павел, Он перестал бы быть Тем, "in quo omnia constant". Отсюда следует, что исходя из этого нового положения мы вынуждены (на этот раз не в силу открывшейся всеобщности Христова влияния) размышлять о феномене падения для того, чтобы понять, как можно постичь и представить себе его уже в виде не конкретного явления, но общего условия, воздействующего на всю историю целиком.
Заметим, что эта попытка тем более законна, что она как раз исходит из третьего направления (не научного и не богословского, а вытекающего из Святого Писания) человеческой мысли. Переосмысления учения о первородном грехе требует от нас и экзегеза, последние достижения которой говорят о том, что в первых главах книги Бытия следует искать лишь учение о природе человека, а не "начальные сведения" о его истории.
Дорога свободна. Вперед!
Первый способ представить себе первородный грех внеисторическим.
Греховное происхождение множественности
(рис. 1)
При попытке представить себе первородный грех всекосмического характера мысль сначала идет по направлению, по которому уже давно пыталась идти Александрийская школа ( 3) и которое приводит к следующим представлениям о падении и его следствиях:
а) Сотворение (мгновенное) совершенного человека (человечества) (первого Адама), которое абсолютно бесполезно - мы увидим далее почему - пытаться описать или вычислить. Райская фаза.
b) Неповиновение в какой-то форме.
с) Падение во множественность (т. е. порождение множественности). Докосмическая фаза инволюции.
d) Искупительное восхождение путем последовательного преобразования во второго Адама, воссоединения с ним. Космическая и историческая фаза эволюции.
В этой схеме оказываются соблюденными общие условия, предъявляемые, как мы видели, к решению проблемы падения и природой мира, и христологией: заключенные в конус космического "восхождения" (а следовательно, неспособные увидеть наш нисходящий путь), мы видим Вселенную лишь в форме эволюции, начинающейся с множественности, - без места для рая и его обитателей и со смертью, присутствующей всегда и везде; и в этой системе действие Христа поистине соразмерно всему миру.
Космогенез "александрийского" типа
Б - Бог; А, - первый Адам, докосмичсский, созданный мгновенным и совершенным действием; М - множественность (порожденная падением, т. е. вторичная и греховная); А2 - второй Адам (Христос); И_- конус инволюции во множественность; ЭВ - конус эволюции и Искупления, образующий космос нашего опыта.
Следовательно, такое решение вполне приемлемо. Однако по многим причинам оно не совсем удовлетворяет.
a) Прежде всего, вся внекосмическая часть драмы"кажется немотивированной и фантастической". Мы во власти чистого воображения.
b) Затем, что еще важнее, мгновенное сотворение первого Адама мне представляется по характеру своему делом непостижимым, если только речь идет не о слове, которым прикрывается отсутствие всякой попытки объяснения.
c) Наконец, если исходить из единственного и совершенного существа, подвергнутого испытанию один единственный раз, то вероятность падения оказывается столь малой, что поистине в этом деле Создатель представляется неудачником.
Вот почему меня всегда привлекал своим изяществом, разумностью и последовательностью второй, менее классический способ решения проблемы, который мне остается изложить, как более достойный и мира и Бога.
Второй способ размышления.
Развивающееся творение и статистическое происхождение зла
(рис. 2)
В вышеизложенном "александрийском" объяснении множественность, из которой исходит эволюция, является одновременно вторичной и греховной с самого своего зарождения, ибо выражает (излюбленная идея манихейства и индуистской метафизики) сломанное и раздробленной единство.
Космогенез "современного" типа
Б - Бог; А2 - Христос (второй Адам); М - множественность (изначальная, не греховная, могущая быть сотворенной, но не непременно) небытия, функционально равнозначная "первому Адаму", источнику статистического зла; Ч - уровень возникновения человеческой свободы (и греха); Ж - уровень возникновения жизни и страдания; ЭВ - эволюционный конус (Творения, Воплощения, Искупления).
Исходя из гораздо более современных и совершенно противоположных взглядов, примем следующую отправную точку, так как множественность (т. е. небытие, если рассматривать ее в чистом виде) является единственной рациональной формой творящего небытия, то акт творения можно понять лишь как постепенный процесс налаживания и объединения ( 4). В силу этой предпосылки историю мира (в том числе и любого мыслимого мира) можно символически изобразить посредством схемы (рис. 2), в которой первая половина совпадает со схемой, изображенной на рис. 1, с той лишь разницей, что лежащая в основе множественность представляет собой не осколки раздробленного бытия, но исходную форму, присущую разделенному бытию.
Но это еще не все. Размышляя о структуре и свойствах этого космического конуса, можно сразу заметить, что если в данном случае изначальная множественность не имеет в себе ничего непосредственно греховного, то поскольку ее постепенное объединение влечет за собой множество нащупываний и проб в безмерности пространства и времени, она не может не пропитаться (с того момента, как она перестала быть "небытием") скорбями и ошибками. Действительно, поскольку речь идет об обширной организующейся системе, статистически абсолютно "неизбежно", что 1) по пути возникают местные беспорядки ("necessariura est ut adveniant scandala" и 2) что эти элементарные беспорядки порождают от одной ступени к другой (вследствие органической взаимосвязи космической материи) коллективные неупорядоченные состояния. За пределами жизни это влечет за собой страдание, которое, начиная с человека, становится грехом ( 5).
И если понять и принять эту точку зрения, не становится ли ясным (если я не ошибаюсь), что Вселенная, обозначенная на рис. 2, удовлетворяет с точки зрения падения всем самым современным требованиям космологии и богословия, так же (и даже еще лучше), как и мир на рис. 1?
Действительно, в этой Вселенной:
1) учитываются и всегда будут учитываться данные науки, ибо опытные границы Учения совпадают с опытными границами эволюции.
2) Проблема (интеллектуальная) зла исчезает, поскольку с этой точки зрения физические страдания и нравственные заблуждения неизбежно включаются вмир в силу не какой-то недостаточности акта творения, но самой структуры разделенного бытия (т. е. как статистически неизбежный побочный продукт объединения множественности); и они не противоречат ни благости Бога, ни всемогуществу Его. Стоит ли игра свеч? Все зависит от конечной ценности и блаженства Вселенной - а в этом следует целиком положиться на мудрость Божию ( 6).
3) Наконец, что особенно важно, по-видимому, полностью сохраняется и обосновывается учение о Спасении. При таком объяснении первородный грех перестает быть изолированным актом и становится состоянием (затрагивающим всех людей посредством бесчисленных ошибок, рассеянных в ходе времени в человечестве). Но это способствует усилению (а отнюдь не ослаблению) догматических черт падения. С одной стороны, Искупление действительно является всеобщим, поскольку, будучи связанным с глубочайшим структурным устройством Вселенной, оно исправляет положение вещей (повсеместное присутствие Божие) в процессе творения. С другой стороны, личное крещение сохраняет и даже усиливает доводы в его пользу. В самом деле, с этой точки зрения каждая новая душа, пробуждающаяся к жизни, оказывается зараженной совокупным воздействием всех прошлых, настоящих и будущих ошибок, неизбежно распространяемых в силу статистической необходимости на все человечество в ходе его освящения ( 7). Следовательно, что-то в ней нуждается в очищении.
На первый взгляд, как я уже говорил, можно было бы опасаться, как бы предпочитаемое мною представление о первоначальном падении не оказалось способом на словах уважать стесняющую догму и в то же время лишить ее традиционного содержания. Но чем больше об этом думаешь, тем больше замечаешь, что это перемещение, полностью примиряя понятие о первородном грехе с современным взглядом на Вселенную ( 8), целиком соответствует христианскому мышлению и обычаям. Ведь единственная поправка состоит в замене чрева нашей общей матери Евы коллективной "матрицей" и наследственностью; а это попутно приводит нас к освобождению от обязанности, с каждым днем все более обременительной, производить весь род человеческий от одной пары ( 9).
N.В. В то время как во Вселенной "александрийского" типа (рис. 1) Творение и Искупление соответствуют двум независимым и отдельным моментам времени, замечательно, что в мире второго рода (рис. 2) Творение, Воплощение и Искупление предстают как три стороны одного и того же процесса: Творение, влекущее за собой (поскольку оно является объединяющим) погружение Творца в Свое творение и в то же время (поскольку оно необходимо порождает зло в результате вторичного статистического действия) некую искупительную компенсацию. На это мне возражали, что тогда все становится слишком простым и ясным для того, чтобы объяснение было хорошим. На что я отвечал, что в предлагаемом объяснении тайна ни в коей мере не устраняется, но просто ставится на надлежащее место (т. е. наверху и в Едином), которое не есть, собственно, ни Творение, ни Воплощение, ни Искупление в их действии, а "Плеромизация"; я имею ввиду таинственную "пополняющую" (если не довершающую) связь, соединяющую первое Бытие с разделенным бытием.
1) В первую очередь, конечно, смерть человека; но, следовательно, и всякая смерть, поскольку в силу неизбежной физической однородности человек не может избежать органического распада в системе смертных животных.
2) Сам апостол Павел в Послании к Римлянам (5, 14) указывает, что Адам существенным образом связан с Христом. Эта точка зрения должна доминировать во всяком богословском исследовании природы первородного греха (Прим. изд.).
3) Если эта работа не была бы уже проделана, было бы небезынтересно проследить за этим направлением у греческих Отцов, как, например, в том поучении, в котором св. Григорий Назианзин (или Нисский?) объясняет изгнание из рая как падение в более "плотную" форму жизни. Мне известно, что эти взгляды повторялись в Лувене, и им обучали несколько лет назад.
4) Другими словами, творить - значит объединять. Тем, кто возражает, что объединение предполагает наличие уже существующих элементов, я напомню, что физика экспериментально доказала (в случае с массой), что (как бы ни протестовал здравый смысл) движущееся тело существует, только будучи порождено своим движением.
5) Столь отчетливая формулировка позволяет устранить двусмысленность некоторых выражений, из-за которых может показаться, что зло в человеке есть чисто статистическое следствие процесса эволюции (Прим. изд.).
6) В общем смысле это означает, что проблема зла, неразрешимая для статической Вселенной (т. е. космоса) не возникает,когда речь идет о развивающейся (множественной) Вселенной,т. е. космогенезе. Странно, что столь простая истина еще так малозамечается и провозглашается!..
7) Самыми вредными из этих ошибок следует считать: a) первые ошибки, совершенные на Земле (совершенные с минимальной сознательностью, но с максимальным воздействием на зарождающуюся психику); b) быть может (если существует вследствие существования свободы воздействие будущего на прошлое), некоторые последние мятежи человечества, достигшего зрелости (при максимальной сознательности и ответственности) и, наконец, с) ошибки, совершенные каждым индивидуумом в его социальной группе и в собственном поколении.
8) Поскольку первородный грех становится результатом совместного действия атомистичности (статистического беспорядка) и организованности (общей зараженности) людской массы.
9) В его богословской части предлагаемое здесь объяснение защищал в Лионе о. Ронде.
С точки зрения православной трактовки подобия Божия в человеке как заданности, а не изначально сотворённой данности, тейяровская модель достаточно привлекательна. Привлекательна и отсутствием в ней манихейского привкуса. Однако понимание греха как изначально обусловленной статистической неизбежности и грехопадения как состояния-не-акта, очевидно, не выдерживают испытания на ортодоксальность. Об этом пишет о.А.Мень:
В тейяровской концепции сразу бросаются в глаза некоторые исходные посылки, вызывающие недоумение. Из чего видно, что мир мог возникнуть только в виде раздробленности и множества? Не стираются ли в его теории границы человеческого и природного? Не выводится ли несовершенство человека и несовершенство природы из одной причины? В чем причина неизбежности зла: только ли в "безграничности мира", методе "проб и ошибок"? Тейяр указывает на связь между Падением человека и несовершенством мира, но говорит о ней в высшей степени смутно. (...) Прежде всего для него зло - естественный продукт "игры больших чисел". Это зло беспорядка и неудач, издержки, сопровождающие развитие жизни. Одним словом, оно оказывается чем-то естественным и неизбежным. С этим трудно согласиться, и поэтому Тейяр все же допускает "особый эффект какой-то катастрофы или первичного извращения". Таким образом, хотя зло и оказалось в "приложении", но оно нашло место в системе, формально не противоречащей христианскому его пониманию.
Более того, вопреки тейяровской интерпретации творения как объединения, весь Шестоднев (который по сути не столько "рассказ о происхождении мира", сколько демифологизация - за тысячелетия до Бультмана! - языческих тео/космогоний) построен на ключевом слове "и отделил". А в псалмах, в книге Иова, у пророков мы то и дело встречаем рецидивы мифопоэтических представлений о творении как войне Бога с силами хаоса. Которые изображаются слишком субъектно, чтобы считаться просто аллегорической персонификацией энтропии, тейяровской "изначальной негреховной множественности". Впрочем, по мнению многих библеистов, этот субъектный антагонизм четко зафиксирован в первых словах Шестоднева, которые правильнее переводить как "В начале сотворения Богом неба и земли земля стала [не по Его воле] пуста и пустынна".
Обычно библейское миротворение, - пишет Мень, - воспринимали как мирную картину созидания, без малейших намеков на борьбу и противодействие. Это происходило потому, что учение Библии о творении выводили исключительно из первых двух глав Бытия (Священнический автор и Ягвист). Однако впоследствии было замечено, что эти два текста почти не имеют параллелей в остальных частях Ветхого Завета. Это дало основание даже считать, что они стоят в некой изоляции среди всей Библии (см.: G. v. Rad. Old Testament Theology, I, p. 150). Изучение древних религиозных текстов, открытых за последние сто лет, привело к неопровержимому выводу, что Ветхому Завету известно было и иное представление о миротворении, отличное от того, которое мы находим в Книге Бытия. Это "другое воззрение, - говорит Дж. Маккензи, - никогда формально не выраженное, но обнаруживаемое во многих намеках... не избегает изображать Божественное творчество как завоевание. Поэтому можно говорить о космическом порядке как о чем-то достигаемом и как о победе Господа над силами хаоса" (J. McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 105).
В Гексамероне это сопротивление Хаоса лишь смутно ощущается. Но в других текстах мы видим уже образ Мировой Бездны как явно богопротивной силы.
Поэтому отец Александр считает общим изъяном "александрийской" и "тейяровской" модели "смешение проблемы зла в человеке и несовершенства в природе".
http://www.alexandrmen.ru/books/tom2/2_pril08.html
Писание далеко от обольщений ложного оптимизма. В нем обнажается суровая чистота правды; оно смотрит в лицо бурям, бушующим в творении, и в то же время усматривает в этих кипящих волнах осуществление высокого призвания мира и человека.
Логос и Хаос, Добро и Грех, Христос и Антихрист... Но не кажется ли для религиозного сознания эта борьба тьмы против Творца немыслимой? Нет ли в признании Борьбы ограничения абсолютности Бога?
Отвечает на этот вопрос сама Библия. Она нигде не дает повода усомниться во всемогуществе Создателя: все ветхозаветные теофании свидетельствуют о Его всемогуществе, ибо Он - Ягве, Сущий от века. Но при этом через оба Завета проходит возвещение о Боге, умалившем Себя, как бы ограничившем Свою абсолютность ради тварных существ (ср.: Исх 33,18 и Флп 2,6-7). Уничижение Творца приводит нас к тайне Божественной Любви.
"Бог есть Любовь" - свидетельствует апостол Иоанн. Одно из самых могущественных чувств, в котором человек открывает свое единосущие с другими "я", является символом для выражения предвечной мистерии Триединого. Мы знаем об этой тайне, ибо "Он дал нам от Духа Своего". Самим своим бытием мы обнаруживаем действие творческой Любви. Но истинная любовь чужда насилию и принуждению, она говорит тихо, она ведет и прислушивается, она ждет и страждет. И Божественное уничижение, рожденное жертвенной Любовью, не знает границ, восходя на Голгофу.
Это немыслимое таинство - Бог, умаленный и страждущий, - смутно предощущалось в древних религиях. С силой, приводящей в трепет, оно открылось в Ветхом Завете. Господь скорбит над неверным Израилем: "Узами человеческими влек Я их, узами любви" (Осия 11,4). Посланник Неба, "Отрок Ягве" предстает у пророка как жертва, принимающая на себя страдание мира (Ис 52-53). И в полноте своей является Любовь на кресте. "Так возлюбил Бог мир..."
Это уничижение Божие обнаруживает себя и в глубинной тайне сотворенных существ - тайне свободы. Тщетно стали бы мы искать словесных формул для того, чтобы выразить ее суть; она всегда будет ускользать от слов, от испытующего рассудка. Остается лишь свидетельство внутренней достоверности о том, что Любовь Божия неотделима от свободы. В ней творение осуществляет себя и в ней же обретает возможность богопротивления.
Кто решится сказать, что свобода есть что-то малое и частное в мироздании? Какие основания отрицать, что она заложена как принцип в самый корень тварного бытия? Только признав это наличие свободы в целокупной иерархии мира, мы сможем понять сущность библейского учения о вселенской Борьбе.
"Невооруженный глаз" научного познания может лишь констатировать внешний феномен вариантности и противоборства в природе, но он не в силах видеть дальше. Где сокрыто начало этих вариантов и путей? Где та развилка, та точка, с которой начинается дорога во тьму и создается царство вражды и противоречий? Это переносит нас если не к добытийному, то к довременному плану, что было верно угадано в учении "александрийцев". Но там "изнемогает" сила разума и воображения, там остается умолкнуть всем звукам, ибо это рубеж бытия и небытия...
Единственное, что с уверенностью говорят нам вера и Откровение, это то, что Бог не мог непосредственно сотворить борьбу и тленность, которые окрашивают всю историю Вселенной. Поэтому мир противодействий и распада нужно рассматривать как рожденный в лоне тварной свободы.
Апокалиптики Ветхого Завета усмотрели начало Падения в высших сферах духовных существ. И пусть они пользовались для воплощения своего опыта красками древних мифов, это не может ослабить силы их мистического прозрения. Ведь не в безликой стихии, а в духовных иерархиях должны крыться истоки злоупотребления свободой, дикие порывы самости, порождающие тлетворную "автономию" и искажение путей Эволюции. Эта духовная катастрофа издавна ощущалась в религиозном сознании человечества. Она совершилась в глубинах духовных измерений, но в силу вселенской взаимосвязи должна была отозваться на всем космическом порядке, вызывая в нем возмущения, волны, вибрации, порождая антагонизм сил и распад. Это мог быть момент "великого взрыва", когда развернулись пространство и время с их законами, действующими поныне. Так появилась хаотическая струя в мироздании; Природа, по слову апостола, "покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее"...
Становление твари, или Мировая Эволюция, пошла по кривой линии, неуклонно сбегающей вниз, в пустоту. И первый день творения мог бы стать его последним днем, если бы "над поверхностью бездны" не парил животворящий Дух Божий.
Творческие силы Логоса, вступая в действие, преодолевают Тьму, хотя и не полностью; выпрямление линии происходит постепенно. Порядок и структурность материи - первые признаки отступления Хаоса. Но все же распад и энтропийность остаются наиболее вероятными состояниями. Кривая выпрямлена лишь на некоторое число градусов.
Но вот приходит новый творческий импульс: "Да произведет вода душу живую!" Появляется жизнь, биосфера. Она противится смерти, создавая сложные системы, передающие из поколения в поколение свой структурный шифр. Тем не менее из рода в род живые существа несут дань Молоху смерти. Более того, для поддержания своего существования они ведут постоянную борьбу, пожирая друг друга.
Этим, казалось, обращались в прах все усилия Эволюции. Жизнь была, говорит Бергсон, "как бы огромной волной, которая распространяется от одного центра и которая на всей окружности останавливается и превращается в колебание на месте; в одной только точке препятствие было побеждено, толчок прошел свободно. Этой свободой отмечена человеческая форма". Ее возникновение - не просто "счастливая случайность", а новый творческий акт, продолжающий выпрямление траектории Развития. Человек - это посланник Логоса в мире, одаренный самосознанием, личностью, "образ и подобие Божие". В Адаме, или ноосфере, уже не просто информация передается в наследственном коде, но образуется царство творческого духа, не распадающегося, не подверженного энтропии, бессмертного по своей природе. Дух, воплощенный в психофизическом существе, обладал в случае своего полного самораскрытия способностью окончательно подчинить себе тленный мир и вывести кривую Эволюции к зениту.
И все же фаза ноосферы не ознаменовала окончательной победы. Ей воспрепятствовало Грехопадение. Ложное направление, принятое Адамом, как свободным духом, привело к отравлению ноосферы и ее частичной парализации. Падший человек, отторгнутый от Бога, стал открытым для воздействия демонических сил, он превратился в болезненное, извращенное, дисгармоничное существо. Со дна мирового потока протянулись щупальца смерти и охватили Адама...
Поэтому История, как и Эволюция, продолжает оставаться ареной жестокой борьбы. В природе происходит война хаоса и порядка, в человеке же сталкиваются добро и зло.
И вновь Божественный Логос продолжает свое творческое дело. Его воздействие обнаруживается повсюду, где человек устремлен к Высшему. Через всю религиозную историю мира проходит диалог Бога и человека. Но голос Незримого звучит как "шепот тихого ветра", звучит ненавязчиво, негромко, так, чтобы Его слышали лишь те, кто "имеет уши".
В недрах Истории человечество как бы творится заново, созидается ядро грядущего мира - Populus Dei, Народ Божий. Начало его - призыв Сущего и свободный ответ человека. На призыв откликается "отец верующих" пастух Авраам, покинувший родину и положивший в новой вере начало роду избранников. Голос Сущего прозвучал с Синая при заключении Завета с Израилем. А обетование Дня Господня предвосхитило венец его странствия и завершение Божественного замысла о мире.
Этот диалог Бога и человека достигает в истории своей высшей точки, когда совершается ипостасное, личностное вхождение Логоса в ноосферу:
И СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ
И ОБИТАЛО С НАМИ,
ПОЛНОЕ БЛАГОДАТИ И ИСТИНЫ.
Иоанн 1,14
Воплотившееся Слово совершает то, что не в состоянии был совершить падший Адам, и во Христе начинается новый эсхатологический этап мирового Становления.
"Новый Адам" входит в историю таким же "неприметным образом", как вошел "первый Адам" в природный мир. Но "Он грядет как побеждающий, чтобы победить". Не напрасно трепещут демоны, когда проходит Он по дорогам Галилеи. "Я видел, - говорит Иисус ученикам, - сатану, спадшего с неба как молнию; се даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью" (Лк 10,18). А при вступлении нового члена в Церковь Христову звучат следующие знаменательные слова:
"Вся тварь воспевает Тя явльшегося: ТЫ бо Бог наш на земли явился еси, и с человеки пожил еси. Ты Иорданские струи освятил еси, с небесе ниспослав Святаго Твоего Духа и ГЛАВЫ ТАМО ГНЕЗДЯЩИХСЯ СОКРУШИЛ ЕСИ ЗМИЕВ". Это есть исповедание космического смысла Боговоплощения.
Первенец из мертвых, Христос остановил в одной точке мир, летящий во мглу небытия, и тем самым потряс весь внутренний строй мироздания. Его земной подвиг продолжается в истории Церкви, в Его незримом присутствии среди верных.
В подражение Тейяру "меневский" эволюционный конус можно изобразить следующим образом:
Б - Бог, Г-0 - Субъектное грехопадение в духовном ("небесном") мире, Т/Х - творение и недетерминированное становление множественности (и времени?) с преодолеваемой конусом Э1 греховностью, Ч - возникновение человеческой свободы и недетрминированное грехопадение, реально разрушившее конус Э1 и сделавшее обожение мира недостижимым, И - воплощение и искупление, Э2 - Церковь как восстановление эволюции.
Концепцию, изложенную Вадимом, а до него богословами Александрийской школы, критиковал в "Размышлениях о первородном грехе" Пьер Тейяр де Шарден. В Интернете я этой работы не нашёл, поэтому привожу почти полностью.
Постановка проблемы
Не впадая в преувеличение, можно сказать, что первородный грех в принятой в наши дни формулировке есть одна из главных трудностей, на которые в настоящее время наталкивается христианская мысль в процессе своего развития и углубления. Смущающая и шокирующая колеблющихся людей доброй воли и в то же время являющаяся прибежищем для ограниченных умов, история падения препятствует на наших глазах столь необходимому установлению христианского, в полной мере гуманного и гуманизирующего, мировоззрения. Почти всегда, когда мне случалось публично защищать права и превосходство христианского оптимизма, самые благожелательные слушатели спрашивали меня простодушно или же с тревогой: "А первородный грех? Куда вы его денете?"
Положение, очевидно, неблагополучное и даже досадное, ведь чтобы полностью изменить его, достаточно было бы исправить в наших обычных представлениях о падении простую ошибку перспективы, которую можно обрисовать следующим образом: в своей так называемой традиционной форме первородный грех обычно предстает как "серийное" событие, образующее цепь (с прошлым и будущим) внутри истории. Но разве не следовало бы в силу веских физических и богословских причин трактовать его как реальность внеисторического порядка, воздействующую (как цвет или размер) на всю совокупность наших опытных представлений о мире?
На этих страницах я хотел бы показать, что это именно так и что после внесения поправок вся дисгармония между первородным грехом и современной мыслью исчезает настолько, что учение, которое сейчас так трудно обосновать, неожиданно оказывается способным окрылить нас.
Первородный грех.
Общее условие истории
По единодушному мнению богословов (как я полагаю), реактивом (необходимым и достаточным), указывающим на присутствие первородного греха в мире, является смерть ( 1). Вот почему незадачливые авторы теории регрессивной эволюции пытаются поместить падение до всяких известных ископаемых, т. е. в докембрийский период. Но для того, чтобы добраться если не до самой смерти в прямом смысле, то хотя бы до ее корней, разве не следовало бы пойти еще дальше назад (т. е. до самого первоисточника сущего)?
Поразмыслим немного. Почему умирают живые существа, если только не в силу "распадаемости", присущей всякой корпускулярной структуре? В самом общем и коренном значении слова смерть (т. е. распад) начинает обнаруживать себя практически уже в атоме. Входя в саму физико-химическую природу материи, она всего лишь выявляет на свой манер структуральную атомистичность Вселенной. Поэтому невозможно выйти из "смертного состояния" (и тем самым из сферы действия первородного греха), не выходя из самого мира. Первородный грех, узнаваемый и прослеживаемый в природе по своему следствию - смерти, нельзя отнести к определенному месту и времени. Он поражает и заражает (как я уже говорил) всю совокупность времени и пространства. Если в мире есть первородный грех, то он может быть в нем только повсюду и всегда, от самых первых форм до самых отдаленных туманностей. Вот что говорит нам наука. И это же, по весьма обнадеживающему совпадению, утверждают самые ортодоксальные положения христианства, если мы доведем их до конца.
Можно без преувеличения сказать, что важнейшая цель и критерий христианской ортодоксии сводится только к одному - чтобы Христос продолжал соответствовать масштабам Творения и оставался во главе его. Каким бы необъятным ни оказался мир, фигура воскресшего Христа должна покрывать его. Таков, начиная с апостолов Иоанна и Павла, главный принцип богословия ( 2).
Но достаточно ли обращают внимание на непосредственное следствие этого основного положения, когда речь идет о природе "первого Адама"? Главная сфера действия Христа, "по определению", это сфера Искупления. Никто не ставит это под сомнение. А что произошло бы (с христологической точки зрения), если бы при наших современных представлениях об историческом космогенезе первородный грех сохранил бы свои прежние масштабы, т. е. оставался бы событием, происшедшим в конце Третичной эры в одном из уголков Земли? Очевидно, что непосредственно, органически, формально власть Христа не выходила бы за пределы крохотного клочка Вселенной вокруг нас. Конечно, можно было бы терминологически, юридически объявить Христа (в силу Его Божественности) властелином других космических областей. Но в полном и физическом смысле, который имеет в виду апостол Павел, Он перестал бы быть Тем, "in quo omnia constant". Отсюда следует, что исходя из этого нового положения мы вынуждены (на этот раз не в силу открывшейся всеобщности Христова влияния) размышлять о феномене падения для того, чтобы понять, как можно постичь и представить себе его уже в виде не конкретного явления, но общего условия, воздействующего на всю историю целиком.
Заметим, что эта попытка тем более законна, что она как раз исходит из третьего направления (не научного и не богословского, а вытекающего из Святого Писания) человеческой мысли. Переосмысления учения о первородном грехе требует от нас и экзегеза, последние достижения которой говорят о том, что в первых главах книги Бытия следует искать лишь учение о природе человека, а не "начальные сведения" о его истории.
Дорога свободна. Вперед!
Первый способ представить себе первородный грех внеисторическим.
Греховное происхождение множественности
(рис. 1)
При попытке представить себе первородный грех всекосмического характера мысль сначала идет по направлению, по которому уже давно пыталась идти Александрийская школа ( 3) и которое приводит к следующим представлениям о падении и его следствиях:
а) Сотворение (мгновенное) совершенного человека (человечества) (первого Адама), которое абсолютно бесполезно - мы увидим далее почему - пытаться описать или вычислить. Райская фаза.
b) Неповиновение в какой-то форме.
с) Падение во множественность (т. е. порождение множественности). Докосмическая фаза инволюции.
d) Искупительное восхождение путем последовательного преобразования во второго Адама, воссоединения с ним. Космическая и историческая фаза эволюции.
В этой схеме оказываются соблюденными общие условия, предъявляемые, как мы видели, к решению проблемы падения и природой мира, и христологией: заключенные в конус космического "восхождения" (а следовательно, неспособные увидеть наш нисходящий путь), мы видим Вселенную лишь в форме эволюции, начинающейся с множественности, - без места для рая и его обитателей и со смертью, присутствующей всегда и везде; и в этой системе действие Христа поистине соразмерно всему миру.
Космогенез "александрийского" типа
Б - Бог; А, - первый Адам, докосмичсский, созданный мгновенным и совершенным действием; М - множественность (порожденная падением, т. е. вторичная и греховная); А2 - второй Адам (Христос); И_- конус инволюции во множественность; ЭВ - конус эволюции и Искупления, образующий космос нашего опыта.
Следовательно, такое решение вполне приемлемо. Однако по многим причинам оно не совсем удовлетворяет.
a) Прежде всего, вся внекосмическая часть драмы"кажется немотивированной и фантастической". Мы во власти чистого воображения.
b) Затем, что еще важнее, мгновенное сотворение первого Адама мне представляется по характеру своему делом непостижимым, если только речь идет не о слове, которым прикрывается отсутствие всякой попытки объяснения.
c) Наконец, если исходить из единственного и совершенного существа, подвергнутого испытанию один единственный раз, то вероятность падения оказывается столь малой, что поистине в этом деле Создатель представляется неудачником.
Вот почему меня всегда привлекал своим изяществом, разумностью и последовательностью второй, менее классический способ решения проблемы, который мне остается изложить, как более достойный и мира и Бога.
Второй способ размышления.
Развивающееся творение и статистическое происхождение зла
(рис. 2)
В вышеизложенном "александрийском" объяснении множественность, из которой исходит эволюция, является одновременно вторичной и греховной с самого своего зарождения, ибо выражает (излюбленная идея манихейства и индуистской метафизики) сломанное и раздробленной единство.
Космогенез "современного" типа
Б - Бог; А2 - Христос (второй Адам); М - множественность (изначальная, не греховная, могущая быть сотворенной, но не непременно) небытия, функционально равнозначная "первому Адаму", источнику статистического зла; Ч - уровень возникновения человеческой свободы (и греха); Ж - уровень возникновения жизни и страдания; ЭВ - эволюционный конус (Творения, Воплощения, Искупления).
Исходя из гораздо более современных и совершенно противоположных взглядов, примем следующую отправную точку, так как множественность (т. е. небытие, если рассматривать ее в чистом виде) является единственной рациональной формой творящего небытия, то акт творения можно понять лишь как постепенный процесс налаживания и объединения ( 4). В силу этой предпосылки историю мира (в том числе и любого мыслимого мира) можно символически изобразить посредством схемы (рис. 2), в которой первая половина совпадает со схемой, изображенной на рис. 1, с той лишь разницей, что лежащая в основе множественность представляет собой не осколки раздробленного бытия, но исходную форму, присущую разделенному бытию.
Но это еще не все. Размышляя о структуре и свойствах этого космического конуса, можно сразу заметить, что если в данном случае изначальная множественность не имеет в себе ничего непосредственно греховного, то поскольку ее постепенное объединение влечет за собой множество нащупываний и проб в безмерности пространства и времени, она не может не пропитаться (с того момента, как она перестала быть "небытием") скорбями и ошибками. Действительно, поскольку речь идет об обширной организующейся системе, статистически абсолютно "неизбежно", что 1) по пути возникают местные беспорядки ("necessariura est ut adveniant scandala" и 2) что эти элементарные беспорядки порождают от одной ступени к другой (вследствие органической взаимосвязи космической материи) коллективные неупорядоченные состояния. За пределами жизни это влечет за собой страдание, которое, начиная с человека, становится грехом ( 5).
И если понять и принять эту точку зрения, не становится ли ясным (если я не ошибаюсь), что Вселенная, обозначенная на рис. 2, удовлетворяет с точки зрения падения всем самым современным требованиям космологии и богословия, так же (и даже еще лучше), как и мир на рис. 1?
Действительно, в этой Вселенной:
1) учитываются и всегда будут учитываться данные науки, ибо опытные границы Учения совпадают с опытными границами эволюции.
2) Проблема (интеллектуальная) зла исчезает, поскольку с этой точки зрения физические страдания и нравственные заблуждения неизбежно включаются вмир в силу не какой-то недостаточности акта творения, но самой структуры разделенного бытия (т. е. как статистически неизбежный побочный продукт объединения множественности); и они не противоречат ни благости Бога, ни всемогуществу Его. Стоит ли игра свеч? Все зависит от конечной ценности и блаженства Вселенной - а в этом следует целиком положиться на мудрость Божию ( 6).
3) Наконец, что особенно важно, по-видимому, полностью сохраняется и обосновывается учение о Спасении. При таком объяснении первородный грех перестает быть изолированным актом и становится состоянием (затрагивающим всех людей посредством бесчисленных ошибок, рассеянных в ходе времени в человечестве). Но это способствует усилению (а отнюдь не ослаблению) догматических черт падения. С одной стороны, Искупление действительно является всеобщим, поскольку, будучи связанным с глубочайшим структурным устройством Вселенной, оно исправляет положение вещей (повсеместное присутствие Божие) в процессе творения. С другой стороны, личное крещение сохраняет и даже усиливает доводы в его пользу. В самом деле, с этой точки зрения каждая новая душа, пробуждающаяся к жизни, оказывается зараженной совокупным воздействием всех прошлых, настоящих и будущих ошибок, неизбежно распространяемых в силу статистической необходимости на все человечество в ходе его освящения ( 7). Следовательно, что-то в ней нуждается в очищении.
На первый взгляд, как я уже говорил, можно было бы опасаться, как бы предпочитаемое мною представление о первоначальном падении не оказалось способом на словах уважать стесняющую догму и в то же время лишить ее традиционного содержания. Но чем больше об этом думаешь, тем больше замечаешь, что это перемещение, полностью примиряя понятие о первородном грехе с современным взглядом на Вселенную ( 8), целиком соответствует христианскому мышлению и обычаям. Ведь единственная поправка состоит в замене чрева нашей общей матери Евы коллективной "матрицей" и наследственностью; а это попутно приводит нас к освобождению от обязанности, с каждым днем все более обременительной, производить весь род человеческий от одной пары ( 9).
N.В. В то время как во Вселенной "александрийского" типа (рис. 1) Творение и Искупление соответствуют двум независимым и отдельным моментам времени, замечательно, что в мире второго рода (рис. 2) Творение, Воплощение и Искупление предстают как три стороны одного и того же процесса: Творение, влекущее за собой (поскольку оно является объединяющим) погружение Творца в Свое творение и в то же время (поскольку оно необходимо порождает зло в результате вторичного статистического действия) некую искупительную компенсацию. На это мне возражали, что тогда все становится слишком простым и ясным для того, чтобы объяснение было хорошим. На что я отвечал, что в предлагаемом объяснении тайна ни в коей мере не устраняется, но просто ставится на надлежащее место (т. е. наверху и в Едином), которое не есть, собственно, ни Творение, ни Воплощение, ни Искупление в их действии, а "Плеромизация"; я имею ввиду таинственную "пополняющую" (если не довершающую) связь, соединяющую первое Бытие с разделенным бытием.
1) В первую очередь, конечно, смерть человека; но, следовательно, и всякая смерть, поскольку в силу неизбежной физической однородности человек не может избежать органического распада в системе смертных животных.
2) Сам апостол Павел в Послании к Римлянам (5, 14) указывает, что Адам существенным образом связан с Христом. Эта точка зрения должна доминировать во всяком богословском исследовании природы первородного греха (Прим. изд.).
3) Если эта работа не была бы уже проделана, было бы небезынтересно проследить за этим направлением у греческих Отцов, как, например, в том поучении, в котором св. Григорий Назианзин (или Нисский?) объясняет изгнание из рая как падение в более "плотную" форму жизни. Мне известно, что эти взгляды повторялись в Лувене, и им обучали несколько лет назад.
4) Другими словами, творить - значит объединять. Тем, кто возражает, что объединение предполагает наличие уже существующих элементов, я напомню, что физика экспериментально доказала (в случае с массой), что (как бы ни протестовал здравый смысл) движущееся тело существует, только будучи порождено своим движением.
5) Столь отчетливая формулировка позволяет устранить двусмысленность некоторых выражений, из-за которых может показаться, что зло в человеке есть чисто статистическое следствие процесса эволюции (Прим. изд.).
6) В общем смысле это означает, что проблема зла, неразрешимая для статической Вселенной (т. е. космоса) не возникает,когда речь идет о развивающейся (множественной) Вселенной,т. е. космогенезе. Странно, что столь простая истина еще так малозамечается и провозглашается!..
7) Самыми вредными из этих ошибок следует считать: a) первые ошибки, совершенные на Земле (совершенные с минимальной сознательностью, но с максимальным воздействием на зарождающуюся психику); b) быть может (если существует вследствие существования свободы воздействие будущего на прошлое), некоторые последние мятежи человечества, достигшего зрелости (при максимальной сознательности и ответственности) и, наконец, с) ошибки, совершенные каждым индивидуумом в его социальной группе и в собственном поколении.
8) Поскольку первородный грех становится результатом совместного действия атомистичности (статистического беспорядка) и организованности (общей зараженности) людской массы.
9) В его богословской части предлагаемое здесь объяснение защищал в Лионе о. Ронде.
С точки зрения православной трактовки подобия Божия в человеке как заданности, а не изначально сотворённой данности, тейяровская модель достаточно привлекательна. Привлекательна и отсутствием в ней манихейского привкуса. Однако понимание греха как изначально обусловленной статистической неизбежности и грехопадения как состояния-не-акта, очевидно, не выдерживают испытания на ортодоксальность. Об этом пишет о.А.Мень:
В тейяровской концепции сразу бросаются в глаза некоторые исходные посылки, вызывающие недоумение. Из чего видно, что мир мог возникнуть только в виде раздробленности и множества? Не стираются ли в его теории границы человеческого и природного? Не выводится ли несовершенство человека и несовершенство природы из одной причины? В чем причина неизбежности зла: только ли в "безграничности мира", методе "проб и ошибок"? Тейяр указывает на связь между Падением человека и несовершенством мира, но говорит о ней в высшей степени смутно. (...) Прежде всего для него зло - естественный продукт "игры больших чисел". Это зло беспорядка и неудач, издержки, сопровождающие развитие жизни. Одним словом, оно оказывается чем-то естественным и неизбежным. С этим трудно согласиться, и поэтому Тейяр все же допускает "особый эффект какой-то катастрофы или первичного извращения". Таким образом, хотя зло и оказалось в "приложении", но оно нашло место в системе, формально не противоречащей христианскому его пониманию.
Более того, вопреки тейяровской интерпретации творения как объединения, весь Шестоднев (который по сути не столько "рассказ о происхождении мира", сколько демифологизация - за тысячелетия до Бультмана! - языческих тео/космогоний) построен на ключевом слове "и отделил". А в псалмах, в книге Иова, у пророков мы то и дело встречаем рецидивы мифопоэтических представлений о творении как войне Бога с силами хаоса. Которые изображаются слишком субъектно, чтобы считаться просто аллегорической персонификацией энтропии, тейяровской "изначальной негреховной множественности". Впрочем, по мнению многих библеистов, этот субъектный антагонизм четко зафиксирован в первых словах Шестоднева, которые правильнее переводить как "В начале сотворения Богом неба и земли земля стала [не по Его воле] пуста и пустынна".
Обычно библейское миротворение, - пишет Мень, - воспринимали как мирную картину созидания, без малейших намеков на борьбу и противодействие. Это происходило потому, что учение Библии о творении выводили исключительно из первых двух глав Бытия (Священнический автор и Ягвист). Однако впоследствии было замечено, что эти два текста почти не имеют параллелей в остальных частях Ветхого Завета. Это дало основание даже считать, что они стоят в некой изоляции среди всей Библии (см.: G. v. Rad. Old Testament Theology, I, p. 150). Изучение древних религиозных текстов, открытых за последние сто лет, привело к неопровержимому выводу, что Ветхому Завету известно было и иное представление о миротворении, отличное от того, которое мы находим в Книге Бытия. Это "другое воззрение, - говорит Дж. Маккензи, - никогда формально не выраженное, но обнаруживаемое во многих намеках... не избегает изображать Божественное творчество как завоевание. Поэтому можно говорить о космическом порядке как о чем-то достигаемом и как о победе Господа над силами хаоса" (J. McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 105).
В Гексамероне это сопротивление Хаоса лишь смутно ощущается. Но в других текстах мы видим уже образ Мировой Бездны как явно богопротивной силы.
Поэтому отец Александр считает общим изъяном "александрийской" и "тейяровской" модели "смешение проблемы зла в человеке и несовершенства в природе".
http://www.alexandrmen.ru/books/tom2/2_pril08.html
Писание далеко от обольщений ложного оптимизма. В нем обнажается суровая чистота правды; оно смотрит в лицо бурям, бушующим в творении, и в то же время усматривает в этих кипящих волнах осуществление высокого призвания мира и человека.
Логос и Хаос, Добро и Грех, Христос и Антихрист... Но не кажется ли для религиозного сознания эта борьба тьмы против Творца немыслимой? Нет ли в признании Борьбы ограничения абсолютности Бога?
Отвечает на этот вопрос сама Библия. Она нигде не дает повода усомниться во всемогуществе Создателя: все ветхозаветные теофании свидетельствуют о Его всемогуществе, ибо Он - Ягве, Сущий от века. Но при этом через оба Завета проходит возвещение о Боге, умалившем Себя, как бы ограничившем Свою абсолютность ради тварных существ (ср.: Исх 33,18 и Флп 2,6-7). Уничижение Творца приводит нас к тайне Божественной Любви.
"Бог есть Любовь" - свидетельствует апостол Иоанн. Одно из самых могущественных чувств, в котором человек открывает свое единосущие с другими "я", является символом для выражения предвечной мистерии Триединого. Мы знаем об этой тайне, ибо "Он дал нам от Духа Своего". Самим своим бытием мы обнаруживаем действие творческой Любви. Но истинная любовь чужда насилию и принуждению, она говорит тихо, она ведет и прислушивается, она ждет и страждет. И Божественное уничижение, рожденное жертвенной Любовью, не знает границ, восходя на Голгофу.
Это немыслимое таинство - Бог, умаленный и страждущий, - смутно предощущалось в древних религиях. С силой, приводящей в трепет, оно открылось в Ветхом Завете. Господь скорбит над неверным Израилем: "Узами человеческими влек Я их, узами любви" (Осия 11,4). Посланник Неба, "Отрок Ягве" предстает у пророка как жертва, принимающая на себя страдание мира (Ис 52-53). И в полноте своей является Любовь на кресте. "Так возлюбил Бог мир..."
Это уничижение Божие обнаруживает себя и в глубинной тайне сотворенных существ - тайне свободы. Тщетно стали бы мы искать словесных формул для того, чтобы выразить ее суть; она всегда будет ускользать от слов, от испытующего рассудка. Остается лишь свидетельство внутренней достоверности о том, что Любовь Божия неотделима от свободы. В ней творение осуществляет себя и в ней же обретает возможность богопротивления.
Кто решится сказать, что свобода есть что-то малое и частное в мироздании? Какие основания отрицать, что она заложена как принцип в самый корень тварного бытия? Только признав это наличие свободы в целокупной иерархии мира, мы сможем понять сущность библейского учения о вселенской Борьбе.
"Невооруженный глаз" научного познания может лишь констатировать внешний феномен вариантности и противоборства в природе, но он не в силах видеть дальше. Где сокрыто начало этих вариантов и путей? Где та развилка, та точка, с которой начинается дорога во тьму и создается царство вражды и противоречий? Это переносит нас если не к добытийному, то к довременному плану, что было верно угадано в учении "александрийцев". Но там "изнемогает" сила разума и воображения, там остается умолкнуть всем звукам, ибо это рубеж бытия и небытия...
Единственное, что с уверенностью говорят нам вера и Откровение, это то, что Бог не мог непосредственно сотворить борьбу и тленность, которые окрашивают всю историю Вселенной. Поэтому мир противодействий и распада нужно рассматривать как рожденный в лоне тварной свободы.
Апокалиптики Ветхого Завета усмотрели начало Падения в высших сферах духовных существ. И пусть они пользовались для воплощения своего опыта красками древних мифов, это не может ослабить силы их мистического прозрения. Ведь не в безликой стихии, а в духовных иерархиях должны крыться истоки злоупотребления свободой, дикие порывы самости, порождающие тлетворную "автономию" и искажение путей Эволюции. Эта духовная катастрофа издавна ощущалась в религиозном сознании человечества. Она совершилась в глубинах духовных измерений, но в силу вселенской взаимосвязи должна была отозваться на всем космическом порядке, вызывая в нем возмущения, волны, вибрации, порождая антагонизм сил и распад. Это мог быть момент "великого взрыва", когда развернулись пространство и время с их законами, действующими поныне. Так появилась хаотическая струя в мироздании; Природа, по слову апостола, "покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее"...
Становление твари, или Мировая Эволюция, пошла по кривой линии, неуклонно сбегающей вниз, в пустоту. И первый день творения мог бы стать его последним днем, если бы "над поверхностью бездны" не парил животворящий Дух Божий.
Творческие силы Логоса, вступая в действие, преодолевают Тьму, хотя и не полностью; выпрямление линии происходит постепенно. Порядок и структурность материи - первые признаки отступления Хаоса. Но все же распад и энтропийность остаются наиболее вероятными состояниями. Кривая выпрямлена лишь на некоторое число градусов.
Но вот приходит новый творческий импульс: "Да произведет вода душу живую!" Появляется жизнь, биосфера. Она противится смерти, создавая сложные системы, передающие из поколения в поколение свой структурный шифр. Тем не менее из рода в род живые существа несут дань Молоху смерти. Более того, для поддержания своего существования они ведут постоянную борьбу, пожирая друг друга.
Этим, казалось, обращались в прах все усилия Эволюции. Жизнь была, говорит Бергсон, "как бы огромной волной, которая распространяется от одного центра и которая на всей окружности останавливается и превращается в колебание на месте; в одной только точке препятствие было побеждено, толчок прошел свободно. Этой свободой отмечена человеческая форма". Ее возникновение - не просто "счастливая случайность", а новый творческий акт, продолжающий выпрямление траектории Развития. Человек - это посланник Логоса в мире, одаренный самосознанием, личностью, "образ и подобие Божие". В Адаме, или ноосфере, уже не просто информация передается в наследственном коде, но образуется царство творческого духа, не распадающегося, не подверженного энтропии, бессмертного по своей природе. Дух, воплощенный в психофизическом существе, обладал в случае своего полного самораскрытия способностью окончательно подчинить себе тленный мир и вывести кривую Эволюции к зениту.
И все же фаза ноосферы не ознаменовала окончательной победы. Ей воспрепятствовало Грехопадение. Ложное направление, принятое Адамом, как свободным духом, привело к отравлению ноосферы и ее частичной парализации. Падший человек, отторгнутый от Бога, стал открытым для воздействия демонических сил, он превратился в болезненное, извращенное, дисгармоничное существо. Со дна мирового потока протянулись щупальца смерти и охватили Адама...
Поэтому История, как и Эволюция, продолжает оставаться ареной жестокой борьбы. В природе происходит война хаоса и порядка, в человеке же сталкиваются добро и зло.
И вновь Божественный Логос продолжает свое творческое дело. Его воздействие обнаруживается повсюду, где человек устремлен к Высшему. Через всю религиозную историю мира проходит диалог Бога и человека. Но голос Незримого звучит как "шепот тихого ветра", звучит ненавязчиво, негромко, так, чтобы Его слышали лишь те, кто "имеет уши".
В недрах Истории человечество как бы творится заново, созидается ядро грядущего мира - Populus Dei, Народ Божий. Начало его - призыв Сущего и свободный ответ человека. На призыв откликается "отец верующих" пастух Авраам, покинувший родину и положивший в новой вере начало роду избранников. Голос Сущего прозвучал с Синая при заключении Завета с Израилем. А обетование Дня Господня предвосхитило венец его странствия и завершение Божественного замысла о мире.
Этот диалог Бога и человека достигает в истории своей высшей точки, когда совершается ипостасное, личностное вхождение Логоса в ноосферу:
И СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ
И ОБИТАЛО С НАМИ,
ПОЛНОЕ БЛАГОДАТИ И ИСТИНЫ.
Иоанн 1,14
Воплотившееся Слово совершает то, что не в состоянии был совершить падший Адам, и во Христе начинается новый эсхатологический этап мирового Становления.
"Новый Адам" входит в историю таким же "неприметным образом", как вошел "первый Адам" в природный мир. Но "Он грядет как побеждающий, чтобы победить". Не напрасно трепещут демоны, когда проходит Он по дорогам Галилеи. "Я видел, - говорит Иисус ученикам, - сатану, спадшего с неба как молнию; се даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью" (Лк 10,18). А при вступлении нового члена в Церковь Христову звучат следующие знаменательные слова:
"Вся тварь воспевает Тя явльшегося: ТЫ бо Бог наш на земли явился еси, и с человеки пожил еси. Ты Иорданские струи освятил еси, с небесе ниспослав Святаго Твоего Духа и ГЛАВЫ ТАМО ГНЕЗДЯЩИХСЯ СОКРУШИЛ ЕСИ ЗМИЕВ". Это есть исповедание космического смысла Боговоплощения.
Первенец из мертвых, Христос остановил в одной точке мир, летящий во мглу небытия, и тем самым потряс весь внутренний строй мироздания. Его земной подвиг продолжается в истории Церкви, в Его незримом присутствии среди верных.
В подражение Тейяру "меневский" эволюционный конус можно изобразить следующим образом:
Б - Бог, Г-0 - Субъектное грехопадение в духовном ("небесном") мире, Т/Х - творение и недетерминированное становление множественности (и времени?) с преодолеваемой конусом Э1 греховностью, Ч - возникновение человеческой свободы и недетрминированное грехопадение, реально разрушившее конус Э1 и сделавшее обожение мира недостижимым, И - воплощение и искупление, Э2 - Церковь как восстановление эволюции.