Прелесть "веры угольщика"...
...(ну, то бишь "я верю во всё, во что верует Церковь, хотя не знаю, во что она верит") в том, что сама Церковь - объект веры. Для того, чтобы "верить Церкви" следует как минимум иметь представление о мистике Тела Христова и умозрительно абстрагировать её от институциональной оболочки. Без чего имеем обычные "упование на сынов человеческих", то бишь идолопоклонство как оно есть. "Что ты называешь Меня благим? - окорачивает Господь богатого юношу. - Никто не благ, как только один Бог". Эпитет, надлежащий Ему по праву, Спаситель отклоняет, потому что в устах не исповедующего Его Богом он оказывается обожествлением человека (шибко озабоченным в последнее время тем, чтобы Писание толковалось "не иначе, чем изъяснили Отцы", на всякий случай напоминаю, что именно так толкуют эти слова и свт. Иоанн Златоуст, и блаж. Иероним, и вообще это общее место).
Именно культивированием "веры угольщика" в людях, интеллектуально вполне способных к "разумному (λογικη) служению" (Рим.12:1) и опасна неумеренная защита вещей, которые сами по себе вполне нейтральны, а в иных обстоятельствах даже полезны - церковнославянского (церковнокитайского и пр.) языка, "тихого" чтения священнических молитв, закрытых Царских врат, высоких иконостасов и т.п. Я считаю её совершеннно недопустимой и исходящей от лукавого, если она преследует именно такую интенцию - "затемнить ясное", искусственно поднять планку понимания, заменив его псевдоблагоговением перед мнимой сакральностью (сейчас даже не говорю "дистанцироать народ от служения" - это уже следующий уровень). Но и благие намерения оцениваются по результатам. Второе южнославянское влияние в церковных текстах и никоновская книжная справа были направлены как раз на то, чтобы "прояснить тёмное", приблизить "простецов" к пониманию старательно калькируемго греческого оригинала в противовес упрощающим прежним переводам (тогда же, кстати, окончательно приживается калька "православие" взамен смыслового перевода "правая вера"). Итог, однако, оказался едва ли не прямо противоположным: новые тексты в целом непонятней и хуже воспринимаются на слух, нежели дониконовские, дальше отстоят от живого языка, как XVII века, так и нынешнего. В результате мысль скользит по поверхности выспренных слов, сплетение которых, чуждое русскому / украинскому синтаксису, не даёт проникнуть в смысл.
Проблема, однако не в этом, а в том, что критическая масса людей реагирует на такое положение вещей словами Стаса Давыдова с соответственной дурацкой интонацией: "И это horror show хорошо!" Сформированный тип псевдоблагочестия в сознании многих отождествляется с православием, и бороться надлежит именно с этим отождествлением, а не с теми литургическими и паралитургическими фуфыськами, в которых оно находит себе опору и сакрализующему сохранению которых способствует. Они сами отомрут или сохранятся ровно в той мере (может статься, в гораздо большей, чем мне кажется), в которой нужно, когда в мозгах прояснится - а вот директивная их ломка "сверху" сама по себе ничего не прояснит (вспомним скепсис прот. А.Шмемана по отношению к "литургическим реформам" как таковым, без предварительного осмысления существующей практики, в результате котрого она органически будет корректироваться соответственно "закону веры", а не меняться по предписанию).
И уж полным неадекватом является отождествление такого сна разума и сакрализации статус кво с "преданием". Вообще забавно (эвфемизм для "трагично"), что слова "традиция" и "консерватизм" воспринимаются в одном семантическом поле, хотя означают если не противоположные вещи, то по крайней мере, разнонаправленные: сохранение и передача, по большому счёту, исключают друг друга. В лучшем случае первое может служить условием для второго, и то до определённого предела. О пределе - см. (молитвенно, а не "скользя по словам") притчу о талантах / минах, принцип "сберёгший душу потеряет её", "если пшеничное зерно не умрёт, то останется одно" и т.д...
Именно культивированием "веры угольщика" в людях, интеллектуально вполне способных к "разумному (λογικη) служению" (Рим.12:1) и опасна неумеренная защита вещей, которые сами по себе вполне нейтральны, а в иных обстоятельствах даже полезны - церковнославянского (церковнокитайского и пр.) языка, "тихого" чтения священнических молитв, закрытых Царских врат, высоких иконостасов и т.п. Я считаю её совершеннно недопустимой и исходящей от лукавого, если она преследует именно такую интенцию - "затемнить ясное", искусственно поднять планку понимания, заменив его псевдоблагоговением перед мнимой сакральностью (сейчас даже не говорю "дистанцироать народ от служения" - это уже следующий уровень). Но и благие намерения оцениваются по результатам. Второе южнославянское влияние в церковных текстах и никоновская книжная справа были направлены как раз на то, чтобы "прояснить тёмное", приблизить "простецов" к пониманию старательно калькируемго греческого оригинала в противовес упрощающим прежним переводам (тогда же, кстати, окончательно приживается калька "православие" взамен смыслового перевода "правая вера"). Итог, однако, оказался едва ли не прямо противоположным: новые тексты в целом непонятней и хуже воспринимаются на слух, нежели дониконовские, дальше отстоят от живого языка, как XVII века, так и нынешнего. В результате мысль скользит по поверхности выспренных слов, сплетение которых, чуждое русскому / украинскому синтаксису, не даёт проникнуть в смысл.
Проблема, однако не в этом, а в том, что критическая масса людей реагирует на такое положение вещей словами Стаса Давыдова с соответственной дурацкой интонацией: "И это horror show хорошо!" Сформированный тип псевдоблагочестия в сознании многих отождествляется с православием, и бороться надлежит именно с этим отождествлением, а не с теми литургическими и паралитургическими фуфыськами, в которых оно находит себе опору и сакрализующему сохранению которых способствует. Они сами отомрут или сохранятся ровно в той мере (может статься, в гораздо большей, чем мне кажется), в которой нужно, когда в мозгах прояснится - а вот директивная их ломка "сверху" сама по себе ничего не прояснит (вспомним скепсис прот. А.Шмемана по отношению к "литургическим реформам" как таковым, без предварительного осмысления существующей практики, в результате котрого она органически будет корректироваться соответственно "закону веры", а не меняться по предписанию).
И уж полным неадекватом является отождествление такого сна разума и сакрализации статус кво с "преданием". Вообще забавно (эвфемизм для "трагично"), что слова "традиция" и "консерватизм" воспринимаются в одном семантическом поле, хотя означают если не противоположные вещи, то по крайней мере, разнонаправленные: сохранение и передача, по большому счёту, исключают друг друга. В лучшем случае первое может служить условием для второго, и то до определённого предела. О пределе - см. (молитвенно, а не "скользя по словам") притчу о талантах / минах, принцип "сберёгший душу потеряет её", "если пшеничное зерно не умрёт, то останется одно" и т.д...