Вера, религия и наши представления о рациональности. Ч.2.
Начало, Ч.1
Теперь затяните потуже фиксаторные ремни, дорогие друзья, будет фокус.
Душа, если мы рассматриваем её в отрыве от человека (что само по себе неправильно даже с точки зрения её первоначальной анимистической трактовки, обозначающей свойство именно одушевлённого объекта) действительно есть понятие иррациональное, не поддающееся корректной оценке в соответствии с известными законами материального мира.
Но само использование инструмента-души, если рассмотреть его через призму осуществляемой человеком экспансии в мире интеллектуально-духовном, делает её инструментом крайне рациональным, выполняющим для человека функции, аналогичные любому иному созданному нами инструменту в мире иатериальном. Мы в определённый момент создали для себя некий опытный абстрактный прототип, обкатали его и сделали одной из отправных точек для сбора и обработки информации о мире наших абстракций.
Аналогичным образом мы поступили, например, создав в материальном мире первый топор. Он был тупой и неаккуратный, но позволял выполнять простые задачи, которые, в свою очередь, позволили нашему биологическому виду эффективнее выживать, получать новый опыт и знания и совершенствовать уже имеющийся инструмент.
В случае души оценить подобный рационализм возможно лишь по прошествии долгого времени, когда мы уже точно знаем, что с помощью первоначального инструмента-души в мире наших абстракций была выстроена целая иерархия знаний (к примеру, медицинских), понятий и образов, которые мы впоследствии успешно проецировали и на реальный мир тоже. Поскольку, с точки зрения предлагаемой концепции, по-настоящему оценить объект, явление или понятие мы можем, исключительно познав его функциональную сущность, именно рациональная, прикладная функциональность такого инструмента как «душа», наиболее чётко определившаяся с течением времени, позволяет нам говорить о душе, как о явлении рациональном, чьё использование вполне можно обосновать логически. Именно использование, именно прикладную значимость, а не её самостоятельное определение на википедии или размытые формулировки вроде «я чувствую, что душа должна быть, и что она - прекрасна».
Фиксаторные ремни ещё туже, пожалуйста.
Вера - если мы отделим её от человека - сама по себе, в вакууме, будет также выглядеть весьма иррационально.
Но если мы поместим её обратно в человека, она сразу же начнёт выполнять в нём важную функцию догматизации знаний об окружающей действительности, что позволит отдельному современнику сохранять скворечник в работоспособном состоянии длительное время, не перегружая его необходимостью ежесекундного обновления актуальных знаний о той среде, в которой он пребывает.
Скажите, пожалуйста, дорогие друзья, можем ли мы считать, что использование любого инструмента, позволяющего нам максимально долго оставаться в доброй памяти и способности к здравому суждению, является, в общем-то, действием весьма рациональным?
Вполне.
И именно использование такого инструмента как вера в принципе позволяет нам сохранять для себя возможность оценивать окружающую действительность максимально рационально и не теряться в ней, подвергая её ежесекундному сомнению.
Поэтому, с точки зрения функциональности, мы либо говорим, что саму способность к рациональному познанию окружающей действительности нам обеспечивает абсолютно иррациональный инструмент, что звучит довольно противоречиво и неконкретно.
Либо мы в принципе не рассматриваем в дальнейшем человеческую веру через призму рационализма-иррационализма, потому что этот инструмент нельзя полностью очистить от человеческой индивидуальности и, таким образом, невозможно разобрать как самостоятельный объект изучения, обладающий некими универсальными характеристиками, не привязанными к психике конкретного человека. Его невозможно отделить ни от человеческого когнитивного аппарата, ни от его воображения, ни от такой его эмоции как надежда, поэтому однозначно определить рационализм-иррационализм веры тоже невозможно.
Либо мы расширяем понятия рационального до (я очень плохо придумываю новые термины, простите) условного «ультрарационального», подразумевающего, что некоторую часть собственного инструментария мы в настоящий момент просто не способны полностью к
орректно разложить через призму логики и приписываем ей иррационализм, хотя, с точки зрения собственного генезиса, выполняемой функции и по способу применения он уже сейчас вполне себе рационален. Момент - мы рассматриваем именно веру как инструмент нашего биологического вида, мы не даём оценку действиям людей, которые они объясняют верой, но при этом сами или недополучили хотя бы начальное школьное образование, или имеют психические патологии, или накачались наркотой.
Тут жаль, конечно, что я не учёный и не клинический психотерапевт, но сейчас уже какая разница - добровольно подставлюсь под критику и дам собственную интерпретацию веры, не основанную ни на чём, кроме смыслового делирия в родном скворечнике, дорогие друзья.
Когда мы говорим о способности человека верить в различные объекты, явления или понятия, мы, с наибольшей вероятностью, говорим о встроенном механизме нашей психики, которая таким образом защищает себя и весь организм в целом от информационных перегрузок, используя веру в качестве инструмента. Это использование, по своей сути, «ультрарационально», потому что является необходимым действием, к которому мы пришли в ходе длительного и очень напряжённого эволюционного забега. Этот процесс выстоял в схватке с естественным отбором, который иррациональное поведение живых организмов очень редко прощает. Эта ультрарациональность человеческой веры обоснована не логичискими конструкциями, а тем эмпирическим опытом миллиардов наших предшественников, который закрепил в нас способность к вере как один из механизмов, по умолчанию необходимых для освоения окружающей среды и успешной экспансии в её рамках.
Кидайте помидоры и тухлые яйца, дорогие друзья (но лучше банки с фруктовым желе), но это прочтение, по крайней мере, на настоящий момент, мне кажется более точным, чем каноничное определение на википедии или попытки просто отмахнуться от веры как от явления иррационального и не поддающегося нормальному объяснению. Оно хотя бы частично описывает функциональную значимость веры для нашего биологического вида (в части защиты от информационных перегрузок), а не рассматривает её просто как некую способность признавать что попало истинным без опоры на фактологию и логическое обоснование.
Теперь далее - рационализм религии.
Зайдём, как обычно, издалека, и сперва небольшая оговорка.
Религиозная вера, как мы уже знаем, является одним из аспектов человеческой веры. И даже ещё более точно: когда мы говорим о религиозной вере, мы говорим в первую очередь об отдельной категории веры человека в сверхъестественное или в возможность сверхъестественного.
Это никоим образом не принижает значимость религиозной веры, я бы даже сказал, что, наоборот, религиозная вера на сегодняшний день является пиком человеческой экспансии на одном, невероятно значимом направлении нашего интеллектуально-духовного мира. И заменить её нам попросту нечем.
Теперь вглядимся.
Наш мир не начался со становления мировых религий - с этим согласны даже религиозные картины мира, согласно которым, человечество уже существовало некоторое время до того, как пришло к неким унифицированным сводам правил, представленным в мировых религиях.
Догматическая религиозная вера в трансцендентную сущность стала надстройкой над более ранней мифологической картиной мира наших предков, для которых вера в сверхъестественное в первую очередь служила инструментом актуального интерпретирования природных явлений (но не только их, разумеется). Если помните, в мифах божества часто руководят различными метеоусловиями, кто-то - громом и молниями, кто-то - ветром, кто-то - дождём, кто-то - океанами и морями. Короче, природные явления систематизировались предкам по схожим характеристикам и приписывались воле конкретного антропоморфного божества, которому, в зависимости от локации проживания, они поклонялись с особым рвением, пытаясь выстроить с ним прочные, долгосрочные и доверительные отношения. Сегодня нам это может казаться невероятно милым и наивным, но давайте будем помнить: тысячелетия назад это был в своём роде вполне рациональный подход, если мы говорим о необходимости и вынужденности заполнения человеческой картины мира и построения социальной иерархии в условиях ограниченности знаний об окружающей среде. Нет, о ту пору никто не мог разложить молнию как атмосферный электрический искровой разряд, но объяснить себе эту потенциальную угрозу, тем не менее, люди были обязаны. Потому что для последующего изучения любого объекта, явления или понятия нашему биологическому виду нужна хотя бы какая-то более или менее понятная отправная точка, вокруг которой иерархичным образом будут надстраиваться дальнейшие знания и полученный опыт.
Подобное изучение и подобная интерпретация - пускай и на самом примитивном уровне - погодных явлений также помогала становлению более прочных социальных иерархий внутри популяции, что, в свою очередь, помогало принимать скоординированные решения и направлять творческий потенциал коллектива в конкретные русла. А этот подход всегда продуктивней, чем если бы каждый просто занимался своими делами по личному усмотрению.
Так вот.
Мировые религии стали эволюционной надстройкой над мифологической картиной мира наших предков.
Несмотря на то, что не всегда эта надстройка возводилась в произвольной локации добровольно и бескровно, в целом она очень органично использовала такой привычный людям инструмент как вера и в заметной части учитывала позитивный опыт мифологической картины мира для собственного становления. К примеру, культ почитания предков совершенно точно появился до становления мировых религий и был органично ими в себя включён.
Ни одна мировая религия, когда собирала под своё начало верующих, не предлагала им с ходу отказаться от памяти о своих предшественниках-родственниках - это был бы очень плохой маркетинговый ход. Он в принципе противоречил бы основам развития нашего биологического вида, потому что, отрицая предшественников, отрицал бы саму систему накопления и систематизации опыта и знаний, которые были получены нашей популяцией во времени.
Самая невероятная, в хорошем смысле, идея, которую подарили человеку именно мировые религии - это идея о возможности преодоления смерти. Это довольно сильное отличие от предыдущей, мифологической картины мира, в которой, напомним, даже боги были смертны. Зевс, например, убил Кроноса, а Йормунганд - Тора. Но в мировых религиях для нас с вами появились единые трансцендентные сущности, над которыми смерть не властна в принципе.
Религиозная вера во многом сместила человеческий фокус со страха самой смерти на значимость непосредственной подготовки к моменту смерти (то есть на жизнь и её правильное ведение), который, с точки зрения религиозной веры, сам по себе не является для человеческой жизни определяющим. Причём, религиозная вера сделала это в довольно эффективной форме, в относительно сжатые сроки и для значительной части нашей популяции - совершить нечто подобное, используя исключительно рациональные инструменты, вряд ли было или когда-нибудь будет возможно.
Для этого потребовалось бы каждый раз с нуля каждому новоприбывшему в наш мир раскладывать, почему в долгосрочной перспективе преступление против ближнего может иметь дурные последствия для злоумышленника. Плюс, объяснять, что да, от человеческого закона при грамотном планировании правонарушения, ещё и можно увернуться, как в «Одиннадцати друзьях Оушена», и даже разбогатеть и заиметь определённый почёт. Но правонарушения совершать всё равно не стоит, потому что шанс положительного исхода для среднестатистической особи не перевешивает потенциальные риски, которые она на себя берёт, если вознамерится…
Короче, попробуйте объяснить малолетнему ребёнку, почему плохо - это плохо, а хорошо - это хорошо, не используя догмат.
Религия действует проще и на мелочи не разменивается. Религия сразу объясняет, что если за неправедное деяние ты будешь пойман при жизни - тебя накажут при жизни. Но даже если ты не будешь при жизни пойман, то после смерти тебя ждёт такое приключение, что лучше бы ты, дружок, при жизни попался и покаялся, пока не поздно.
Там, где рационализм будет долго и нудно объяснять человеку соотношение рисков, религия и вера просто объяснят ему сущность безграничного страха и бесконечной боли, примерить на себя которые в обмен на мелкую кражу, например, далеко не каждый решится. И этот подход отлично сработал и для многих работает и по сей день.
Рационализм же в принципе за рамки человеческой жизни выйти не способен, дорогие друзья, его инструментарий ограничен объектами и явлениями материального мира, а все те рассуждения, которые он может более или менее строить об абстрактных материях, возможны исключительно благодаря работе такого человеческого инструмента как вера. При этом, даже для философов-рационалистов такие понятия как Бог и бессмертие души, которые для нашего биологического вида разблокировала вера, тоже сумели стать объектами изучения, они также вызывали в философах-рационалистах объективный интерес. Например, Иммануил Кант именно эти понятия считал стимулами к действию для чистого разума, требующими от человека прихода к пределу чувственного (с помощью органов чувств) понимания окружающей действительности.
Другими словами, интерес к абстрактным сущностям, которые мы воспринимаем на веру, потому что логически выверенного рационального объяснения им дать не можем, в человеке сохранился бы даже в том случае, если бы мы отняли у него религию. Потому что интерес к абстрактным и сверхъестественным сущностям у нашего биологического вида появился ещё до их становления, религии в этом плане просто помогли этот интерес систематизировать и упорядочить.
Эту систематизацию и упорядочение люди, кстати, провели образом, аналогичным тому, который использовали при исследовании материального мира - найдя отправную точку и совершив комплексную экспансию в мире интеллектуально-духовном, в котором, напомним, любое условное знание может быть зафиксировано исключительно на уровне догмата, измерить который инструментами реального мира в принципе невозможно.
Как мы не можем, например, измерить такие величины как мораль, нравственность, свобода, воля или одиночество. Но эти величины, тем не менее, в нашей жизни присутствуют.
Нам сейчас, вероятно, сложно будет назвать религию наукой, но по своей сути, по своей структуре и функциональной значимости, этот инструмент является именно наукой о нашем интеллектуально-духовном мире.
Это ровно такой же комплексный и развивающийся механизм, позволяющий нам систематизировать знания о мире наших с вами абстрактных понятий и представлений, проецируемый и в реальном мире тоже. Современные воинствующие атеисты любят попрекать религии догматизмом, но религиозный догматизм точно так же динамичен, как и научные знания в материальном мире.
Он тоже подвержен переосмыслению и развитию (не всегда удачному, разумеется), которые также обусловлены влиянием на религию со стороны материального мира. Так, к примеру, был переосмыслен Ветхий Завет, ему на смену для части верующих пришёл Новый Завет. Разница в трактовках также разделила на различные течения Ислам. Иудаизм по той же причине разделился на консервативный и реконструктивистский, а Буддизм - на такие течения как хинаяна, махаяна и ваджраяна. Все эти ответвления стали возможны потому, что на определённом этапе определённые догматы были интерпретированы людьми по-новому.
Сегодняшнее католическое христианство, например, это совсем не католическое христианство времён Инквизиции.
С этой точки зрения, любая мировая религия самим принципом своего формирования и развития очень похожа на науку, в этой части она не менее рациональна: создаёт или использует понятные отправные точки, вокруг которых затем надстраивает комплексную иерархию знаний, регламентирующую интеллектуально-духовную жизнь человека и позволяющую ему выстраивать отношения с современниками.
Кстати, ещё одна ценность мировых религий для нас заключается в том, что именно они во многом позволили синхронизировать представления об иерархиях нашего материального и интеллектуально-духовного мира.
В одном из предыдущих отрывков мы уже указывали, что «Один Бог, один государь» ещё как было связано с процессом построения социальной иерархии, к которому наш биологический вид очень склонен. Это тоже достаточно любопытный момент, потому что, судя по всему, для нормальной работы скворечника нам необходимо, чтобы реальный мир и мир наших абстракций были в своей основе максимально друг на друга похожи. В те времена, когда приоритетом нашей экспансии была борьба с силами матушки-природы, мы использовали мифологическую картину мира для более понятного описания наших взаимоотношений с окружающей средой. Позднее, когда на первое место вышла необходимость более тесной координации популяции в рамках внутривидового противостояния, мы начали активнее использовать религиозную картину мира, унифицируя различные представления об интеллектуально-духовной и социальной иерархии, чтобы аккумулировать человеческий ресурс вокруг более крупных центров принятия решений. Ещё позднее, когда фокус сместился уже на отдельного человека и его место в мире, на первый план стали выходить философская и эстетическая картины мира.
Вот эта синхронизация иерархий материального и интеллектуально-духовного мира, вообще-то, большое дело, дорогие друзья. Она устраняет возможный диссонанс между планами колонизации космоса и представлениях о мире как о плоском блине, лежащем на трёх слонах, которые стоят на летающем розовом банане с ножом и пропеллером.
Продолжение следует