Очередная детективно-литературная история связана с книгой из коллекции омского краеведа Владимира Ивановича Селюка. Погружаясь в историю, неожиданно узнаешь, что к ней имеют отношение такие знаковые лица Серебряного века, как О.Мандельштам и М.Кузьмин (а вокруг - еще целый круг имен того времени), и даже детская писательница Софья Прокофьева.
Свентицкий, А. Книга сказаний о короле Артуре и о рыцарях Круглого стола / иллюстрации Л.Е.Фейнберга. - М.: т-во "Мир", 1923. - 124 с.
Твердый матерчатый переплет.
Тираж - 2 000 экземпляров.
На 3-й странице - посвящение: "Ниночке посвящаю эту книгу".
Экземпляр из коллекции В.И.Селюка особенно ценен, потому что получен им из рук вдовы Андрея Свентицкого. Владимир Иванович помнит с той давней встречи, что автор книги был репрессирован.Но, к сожалению, не знает других биографических подробностей.
У книги есть еще одна особенность: в конце ее вклеено несколько страниц из журнала "Аргус" за 1916 год с легендой А.Свентицкого "Сон Артура". Вклейке предшествует надпись от руки: "Заключение к циклу романов о "Круглом столе".
Начав поиск материалов об Андрее Свентицком в Интернете, я обнаружила крайнюю их скудость. Но внимание сразу привлек такой маленький факт: в примечаниях к сборнику стихотворений М.Кузьмина "Параболы" (1922 г.) утверждается, что источником вдохновения и сведений о Мерлине для стихотворения "Лесенка" послужила публикация А.С. Свентицкого (подчеркиваю: А.С.!) "Мерлин и Вивиана" в журнале "Аргус" за 1917 год.
Сам собой напрашивается вывод: "Книге сказаний..." А.Свентицкого предшествовало несколько публикаций автора в дореволюционных журналах (возможно, были и другие, кроме упомянутых двух?! ).
Еще любопытный факт: выходу книги в 1923 году сопутствовал небольшой литературный скандал - Осип Мандельштам отозвался на нее разгромной рецензией. Приведу ее полностью.
РЕЦЕНЗИЯ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА:
"Ан. Свентицкий использовал в своей книжке часть большого кельтского цикла о короле Артуре. Этот цикл весьма разветвлен и, самое главное, в подлиннике утрачен, не существует. Основным фондом, откуда европейская поэзия черпает артуровский сюжет, являются знаменитые стихотворные романы-повести Crestien de Troyes, занимательная литература, авантюрный роман.
Crestien de Troyes - француз XIII века. Отличный авантюрный рассказчик, мастер стихотворного повествования.
Но ни Тристана с Изольдой, ни Мерлиновской ветви, обработанной Свентицким, от Кретьена не дошло. Первоисточником мерлиновского сюжета считается латинская Historia regum Britanniae монаха Gaufrei de Monmouth. Трудно сказать, с какой позднейшей французской или итальянской переделки снимал свою мерку Свентицкий. Рыцарский роман русской ярмарки и лубка неизмеримо выше. Это же стихи Щепкиной-Куперник, переложенные прозой: «яркий шлем», «чары», «блестящие доспехи», где фраза закруглена как в канцелярском протоколе. Где у Свентицкого меткость и разнообразие эпитетов Кретьена, где ручеек свежей авантюрной повести?
Книга - полное недоразумение. На первый взгляд сделана под «романтическое средневековье». Без указания источников. Без примечаний. Без указания, перевод ли это, переделка или стилизация. Голый прозаический текст. Имя Свентицкого - и больше ничего.
Подлинным средневековьем, филологическим духом здесь и не пахнет. Это изделие во вкусе машинных французских ковров с «рыцарями», «колдунами» и «турнирами». Однако у книги все-таки есть источники, своя генеалогия. Поэтизированье и переливанье из пустого в порожнее сюжетов артуровского цикла, приспособление их к самому банальному современному пониманию, вся эта никчемная «работа», одинаково ненужная и филологу и читателю, - еще один поклеп на средневековье с его здоровым и утонченным художественным организмом, изумительно гибким каноном форм. Поразительно, как обесценивается, обесцвечивается до неузнаваемости, перелицовывается чудесная ткань средневековой фабулы в руках «поэтичного» любителя. Всему виной любовь к поэтичному, к «французскому коврику» и недостаток филологического образования.
Очевидно, Свентицкий соблазнился лаврами главаря теперешней романтики Бедье. Бедье воссоздал по Кретьену и другим источникам утраченную фабулу Tristan et Izeut. «Тристан и Изольда» Бедье - настоящее чудо реконструкции, почти подлинник - и безусловно заслуживает перевода на русский язык".
В примечаниях П.Нерлера к этой рецензии содержатся краткие сведения о Свентицком: "Свентицкий (Мечиславцев) А. Э. - автор сборников стихов «За Родину и право» (1914), «Герои и жертвы Великой войны» (1917) и рецензий в периодике (см. в т.ч. о стихах Мандельштама в статье «Стихомания наших дней» (Об альманахе «Дракон»)» - «Вестник литературы», 1921, № 6 - 7, с. 78)". В именном указателе к собранию сочинений Мандельштама расшифровываются инициалы Свентицкого - Андрей Эдуардович. (Обращаю внимание - не А.С.!)
Существует мнение, что резкость рецензии О.Мандельштама вызвана реакцией на высказанное ранее мнение Свентицкого о его стихах. Я нашла отрывок из рецензии Свентицкого. Рецензент в самом деле прибегнул к совершенно неожиданному приему.
ИЗ РЕЦЕНЗИИ А.СВЕНТИЦКОГО:
„Есть в сборнике и стихи Мандельштама, написавшего столько прекрасных вещей. «Дракону» поэт дал не лучшие свои вещи. Напечатанное им поражает “механичностью”, несвязанностью отдельных строк и слов в единое целое. Поясню примером, чтобы не быть голословным.
Вот куплет из «Tristiae»:
„Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных,
Жуют волы, и длится ожиданье,
Последний час вигилий городских,
Я чту обряд той петушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Глядели вдаль заплаканные очи
И женский плач мешался с пеньем муз“.
Переверните куплет с конца к началу, - будет ли существенная разница?
„Глядели вдаль заплаканные очи,
И женский плач мешался с пеньем муз,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Я чтил обряд той петушиной ночи.
Последний час вигилий городских,
Жуют волы, и длится ожиданье,
В простоволосых жалобах ночных
Я изучил науку расставанья“.
Для меня несомненно, что подобная “механичность” творчества - большой минус.
Вы скажете что при “перевертываньи” теряется смысл? Нет его столько же, сколько и в подлиннике“.
Использование в критической заметке приема перевертыша, своеобразного палиндрома оказалось чрезвычайно хлестким, можно сказать, убийственным, и ответный критицизм Мандельштама по отношению к книге Свентицкого вполне понятен.
Но на этом литературный детектив не заканчивается.
Вы обратили внимание, что автор публикаций о Мерлине в журнале "Аргус" - А.С. Свентицкий, а автор книги и рецензии на стихи Мандельштама (по мнению комментаторов собрания сочинений) - А.Э.Свентицкий?
И это еще не все таинственные моменты, связанные с именем Свентицкого.
Литературовед Г.А. Левинтон упоминает, что по сообщению Р.Д. Тименчика автором рецензии на стихи Мандельштама является, "скорее всего, Александр Вячеславович Светницкий (ему, судя по отчеству, должен, вероятно, принадлежать и псевдоним “Мечиславцев”), тогда как автором книги о короле Артуре был Андрей Эдуардович Светницкий (как указано и в Собр. соч. Мандельштама)". (Обратите внимание, что фамилия написана в каком-то совершенно ином варианте, и это вызывает еще большую путаницу!) Но если довериться этим сведениям, то становится понятно: автор книги об Артуре Андрей Свентицкий не является автором рецензии на стихи Мандельштама.
С другой стороны, какой Свентицкий в таком случае написал многочисленные рецензии на произведения М.Цветаевой, Г.Иванова, М.Зенкевича, А.Грина, М.Зощенко, опубликованные в начале 20-х годов? Причем все рецензии весьма критичны и написаны с просоветских позиций.
В примечаниях к рецензиям на произведения М.Цветаевой упоминается о том, что это все же "Свентицкий Андрей Эдуардович - критик, публицист. Являлся сотрудником «Журнала журналов» (1916), «Красной газеты» (1920-е)".
И еще 2 небольших факта в детективную историю вокруг имени Свентицкого:
а) в 20-е годы в Петрограде жил театральный консультант - писатель А.В. Свентицкий;
б) в те де годы в петроградскую литературную группу "Содружество" входил некий А.Свентицкий (вместе с Б.Лавреневым, А.Чапыгиным, Вс. Рождественским).
Если об авторе "Книги сказаний о короле Артуре и о рыцарях Круглого стола" не нашлось достоверных сведений (кроме информации о том, что легенды о Мерлине он публиковал еще до революции), то фигура художника-иллюстратора Леонида Евгеньевича Фейнберга (1896-1980) совершенно прозрачна.
В те годы Леонид Евгеньевич, в будущем - известный иллюстратор, был еще очень молод:
Но уже хранил в душе воспоминания о трех чудесных годах, когда проводил лето рядом с Максимилианом Волошиным, в Коктебеле.
Леониду Фейнбергу только предстояло стать отцом детской писательницы Софьи Прокофьевой и создать множество новых иллюстраций, большей частью к эпическим произведениям разных народов.
А теперь настало время познакомиться с самой книгой.
Думаю, надо дать любителям артуровского цикла возможность самим составить мнение, насколько прав О.Мандельштам в своей разгромной рецензии. Поэтому привожу целиком текст первой главы. А также иллюстрации Л.Фейнберга и вклейку текста из журнала "Аргус".
Хочется представить еще несколько иллюстрации Леонида Фейнберга 1950-1970-х годов, чтобы продемонстрировать эволюцию его стиля.
Иллюстрации к книге Ш.Петефи "Витязь Янош" (1950 г.):
Иллюстрации к сборнику восточных поэм "Золотая цепь" (1970 г.):