Суд над Бхагавад-гитой: финал
Представитель уполномоченного по правам человека не успел попасть на процесс. Интрига возникла с появлением новой представительницы Минюста. Бывший представитель во всем поддерживал помощницу прокурора, но с прошлого заседания куда-то пропал. Новая участница заняла позицию твердого нейтралитета, на все вопросы отвечая: «На усмотрение суда». Судя по всему, ее появление было для помощницы прокурора неожиданностью, как, по всей видимости, и новая позиция Минюста.
В начале заседания помощница прокурора ходатайствовала об изменении формулировки в прокурорском заявлении: признать экстремистским материалом не вообще книгу «Бхагавад-гита как она есть», а только ее третье издание. Это изменение полностью обесценивало юридическую значимость заявления прокуратуры. Ведь достаточно будет переиздать книгу, написав на ней: «4-е издание», и решение суда перестанет к ней не относиться. По сути, прокуратура предложила компромисс, но судья отвергла это ходатайство.
Далее процесс развивался стремительно. Судья всего одним вопросом выбила почву из-под ног представителя прокуратуры. После ознакомления с кемеровской экспертизой А.В. Горбатова, М.А. Осадчего и С.А. Дранишникова помощница прокурора подробно разъяснила, почему книга попадает под определение экстремизма в соответствии с законом «О противодействии экстремистской деятельности». Поскольку в законе приводятся достаточно широкие формулировки, то подвести под них можно все что угодно, чем прокуратура и воспользовалась.
Неожиданно для всех судья обратила внимание на факт, который никто не замечал, хотя он и лежит на поверхности. Заявление прокуратуры требует признать БГ «экстремистским материалом». Как выяснилось, термин «экстремистские материалы» трактуется значительно уже, чем термин «экстремизм». Имеются в виду либо материалы, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности, либо оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности. Наличие экстремизма - это одно, а призывы к экстремистской деятельности и оправдание таковой - совсем другое, и только это последнее является предметом рассмотрения в данном судебном процессе, согласно заявлению прокуратуры.
Помощница прокурора на какое-то время смутилась, попытавшись сказать что-то вроде, «на усмотрение суда», но затем все же заявила, что вменяет в вину книге и призывы к экстремистской деятельности, и оправдание ее. Нечего и говорить, что в материалах дела не было ни намека на подобное обвинение, даже в тенденциозной кемеровской экспертизе.
Судья отвергала все ходатайства, затягивающие процесс, зато ходатайства о приобщении к материалам дела со стороны защиты удовлетворила в полном объеме. В частности, она приобщила рецензию на кемеровскую экспертизу зав. каф. теории и истории языка ТГПУ (г. Томск) Орловой О.В., полностью опровергающую ее лингвистическую часть, но отказалась опросить саму явившуюся в суд Орлову.
Восприняв этот отказ как неудачу, сторона защиты ходатайствовала о вызове в суд кемеровских экспертов и о назначении новой экспертизы. Доводов привели очень много. Наиболее важные из них: 1) противоречие между выводами религиоведа, не усматривающего в книге ничего, связанного с экстремизмом, и позицией лингвиста с психологом, усматривающих унижение и оскорбление неопределенной группы лиц по признаку отношения к религии или ценностям вероучения; 2) путаница в методах исследования; 3) текстологическое совпадение лингвистической и психологической частей экспертизы, несмотря на то, что они, якобы, готовились независимо друг от друга; 4) многие вопросы, поставленные перед экспертами, остались без ответа; 5) некоторые ответы лингвиста и психолога давались на вопросы, которые перед ними не ставились, причем эти ответы были сформулированы именно так, чтобы как-нибудь состыковать их с определениями из закона о противодействии экстремистской деятельности. И т.д.
В подтверждение несостоятельности кемеровской экспертизы сторона защиты приложила заключение АНО «Лингвистический экспертно-консультационный центр» (г. Барнаул), рецензию д. филолог. н. Д.О. Добровольского (Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, г. Москва), рецензию д. филос. н. А.Е. Наговицына (Московский Государственный Университет Дизайна и Технологии, г. Москва), рецензию д. психол. н. В.Ф. Спиридонова (Российский государственный гуманитарный университет, г. Москва). Судья все эти материалы к делу приобщила, однако ходатайства о вызове экспертов и о новой экспертизе отклонила и быстро перешла к прениям.
На прениях сторона защиты опровергла все критические доводы кемеровской экспертизы. Представительница Минюста сохранила нейтралитет, а помощница прокурора зачитала свои доводы по заранее заготовленному конспекту, никак не связав их с новой постановкой вопроса со стороны судьи. Последний гвоздь вбил представитель защиты Александр Шахов, заявивший, что суд не должен оценивать доводы представителя прокуратуры, так как они относятся не к рассматриваемой в суде книге «Бхагавад-гита как она есть», а к некоему неизвестному изданию, именуемому помощницей прокурора «БАХАВАТ-гита как она есть». Сторона прокуратуры никак не отреагировала на это заявление.
Судья удалилась на совещание, но совсем не надолго. Не прошло и тридцати минут, как мы узнали решение - заявление прокуратуры оставить без удовлетворения.
В начале заседания помощница прокурора ходатайствовала об изменении формулировки в прокурорском заявлении: признать экстремистским материалом не вообще книгу «Бхагавад-гита как она есть», а только ее третье издание. Это изменение полностью обесценивало юридическую значимость заявления прокуратуры. Ведь достаточно будет переиздать книгу, написав на ней: «4-е издание», и решение суда перестанет к ней не относиться. По сути, прокуратура предложила компромисс, но судья отвергла это ходатайство.
Далее процесс развивался стремительно. Судья всего одним вопросом выбила почву из-под ног представителя прокуратуры. После ознакомления с кемеровской экспертизой А.В. Горбатова, М.А. Осадчего и С.А. Дранишникова помощница прокурора подробно разъяснила, почему книга попадает под определение экстремизма в соответствии с законом «О противодействии экстремистской деятельности». Поскольку в законе приводятся достаточно широкие формулировки, то подвести под них можно все что угодно, чем прокуратура и воспользовалась.
Неожиданно для всех судья обратила внимание на факт, который никто не замечал, хотя он и лежит на поверхности. Заявление прокуратуры требует признать БГ «экстремистским материалом». Как выяснилось, термин «экстремистские материалы» трактуется значительно уже, чем термин «экстремизм». Имеются в виду либо материалы, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности, либо оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности. Наличие экстремизма - это одно, а призывы к экстремистской деятельности и оправдание таковой - совсем другое, и только это последнее является предметом рассмотрения в данном судебном процессе, согласно заявлению прокуратуры.
Помощница прокурора на какое-то время смутилась, попытавшись сказать что-то вроде, «на усмотрение суда», но затем все же заявила, что вменяет в вину книге и призывы к экстремистской деятельности, и оправдание ее. Нечего и говорить, что в материалах дела не было ни намека на подобное обвинение, даже в тенденциозной кемеровской экспертизе.
Судья отвергала все ходатайства, затягивающие процесс, зато ходатайства о приобщении к материалам дела со стороны защиты удовлетворила в полном объеме. В частности, она приобщила рецензию на кемеровскую экспертизу зав. каф. теории и истории языка ТГПУ (г. Томск) Орловой О.В., полностью опровергающую ее лингвистическую часть, но отказалась опросить саму явившуюся в суд Орлову.
Восприняв этот отказ как неудачу, сторона защиты ходатайствовала о вызове в суд кемеровских экспертов и о назначении новой экспертизы. Доводов привели очень много. Наиболее важные из них: 1) противоречие между выводами религиоведа, не усматривающего в книге ничего, связанного с экстремизмом, и позицией лингвиста с психологом, усматривающих унижение и оскорбление неопределенной группы лиц по признаку отношения к религии или ценностям вероучения; 2) путаница в методах исследования; 3) текстологическое совпадение лингвистической и психологической частей экспертизы, несмотря на то, что они, якобы, готовились независимо друг от друга; 4) многие вопросы, поставленные перед экспертами, остались без ответа; 5) некоторые ответы лингвиста и психолога давались на вопросы, которые перед ними не ставились, причем эти ответы были сформулированы именно так, чтобы как-нибудь состыковать их с определениями из закона о противодействии экстремистской деятельности. И т.д.
В подтверждение несостоятельности кемеровской экспертизы сторона защиты приложила заключение АНО «Лингвистический экспертно-консультационный центр» (г. Барнаул), рецензию д. филолог. н. Д.О. Добровольского (Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН, г. Москва), рецензию д. филос. н. А.Е. Наговицына (Московский Государственный Университет Дизайна и Технологии, г. Москва), рецензию д. психол. н. В.Ф. Спиридонова (Российский государственный гуманитарный университет, г. Москва). Судья все эти материалы к делу приобщила, однако ходатайства о вызове экспертов и о новой экспертизе отклонила и быстро перешла к прениям.
На прениях сторона защиты опровергла все критические доводы кемеровской экспертизы. Представительница Минюста сохранила нейтралитет, а помощница прокурора зачитала свои доводы по заранее заготовленному конспекту, никак не связав их с новой постановкой вопроса со стороны судьи. Последний гвоздь вбил представитель защиты Александр Шахов, заявивший, что суд не должен оценивать доводы представителя прокуратуры, так как они относятся не к рассматриваемой в суде книге «Бхагавад-гита как она есть», а к некоему неизвестному изданию, именуемому помощницей прокурора «БАХАВАТ-гита как она есть». Сторона прокуратуры никак не отреагировала на это заявление.
Судья удалилась на совещание, но совсем не надолго. Не прошло и тридцати минут, как мы узнали решение - заявление прокуратуры оставить без удовлетворения.