Уже в 1918-1921 гг. более 40 жителей Шенкурского уезда были расстреляны по приговору губернской коллегии ВЧК.
Немало участников восстания поплатились за свое преступление в 20-е и даже в 30-е годы. В 1920-1921 гг. по приговору губернской коллегии ВЧК были расстреляны братья М. и П. Ракитины, Г. Бубновский, Я. Проурзин, С. Воробьев, М. Малахов. В "списке антисоветских элементов", состоявших на учете в Шенкурском районе на 25 февраля 1937 года, значилось 34 человека. Почти половину из них начальник районного отделения НКВД некто Вадовец считал участниками Шенкурского восстания. Среди них жители Верхоледского сельсовета С.Л. Макаров, С.И. Патокин, Д.А. Макаров, Д.С. Семушин, Г.К. Макаров и другие. Все они уже отбывали сроки заключения в лагерях от 2 до 8 лет. Тем не менее начальник райотдела НКВД информировал областное управление о том, что "по большинству из перечисленных в списке лиц... достаточно данных для привлечения их к судебной ответственности". Он просил руководство областного управления сообщить о "порядке изъятия этого элемента", т.е. направлять ли "на рассмотрение тройки или арестовывать их в общем порядке".
В ходе следствия показания против привлеченных по делу о восстании давали бывшие работники исполкома Шенкурского совета. Вот образец такого показания, собственноручно составленного членом губкома партии большевиков и губисполкома, секретарем губревкома Р.А. Пластининой на А.В. Малахова. "Малахов, - написала Пластинина, - двоюродный брат двух явных контрреволюционеров, кооператоров Малаховых, скрывшихся в Англию. Сам сын кулака. Активный участник белогвардейского восстания в Шенкурске. Когда меня увозили казнить (имеется в виду отправка Пластининой из Шенкурска в качестве заложницы - Е.О.), - он заткнул мне рот бумагой и бросил в повозку, сверху положив мешок на меня, а сам сел. ..Жестокий, отвратительный тип..."
Бездоказательными были обвинения Пластининой в адрес Г. Бубновского, Я. Проурзина. Ничего, кроме определений "ярый враг советской власти", "ярый правый эсер" и "ярый контрреволюционер", не содержалось в этих свидетельствах. Но и их было достаточно для вынесения смертных приговоров.
Нелишне отметить, что в руководящем ядре восставших видную роль играли бывшие выпускники Архангельской учительской семинарии. Среди лиц, уже упоминавшихся мной выше, это учебное заведение окончили М.Н. Ракитин, Г.М. Бубновский, Я.П. Проурзин и Т.П. Синицын.
Полная реабилитация М. Ракитина, его ближайших соратников - участников шенкурской драмы 1918 года - произошла лишь в начале 90-х годов , т.е. спустя более чем 70 лет после восстания. Свидетелями этого покаяния государства перед своими заблудшими сынами не довелось быть даже абсолютному большинству детей шенкурских солдат, поставленных в роковое для России время перед жестоким выбором.
И, наконец, в-шестых, не менее трагично сложилась судьба многих участников этих событий, действовавших по другую сторону баррикады. В 30-е годы жертвами политических репрессий оказались И. и В. Боговые, Н. Пластинин, А. и С. Поповы и ряд других, менее известных в уезде и губернии первых советских активистов.
Даже на примере сравнительно небольшой территории - Шенкурского уезда - можно проследить, как властно действовал железный закон любой революции: она безжалостно пожирала своих детей, не считаясь с их возрастом и заслугами перед ней.
Овсянкин Е.И.
Огненная Межа
Мученический венец псаломщика Тимофея Родимова
Жителей дер. Пайтовская Судромской волости Вельского уезда Вологодской губернии 26 сентября 1918 года взбудоражило чрезвычайное известие. В Важскую запань, которая расположена на берегу реки Ваги в пяти верстах от деревни, прибило утопленника. Такие случаи бывали и раньше, но этот...
Иван Попов, работавший в тот день в запани, рассказывал деревенским:
- Часа в три по полудни вижу: плывет около берега утопший, по одежде мужчина, вытащил его на берег. У того за спиной связаны руки веревкой, на шее удавка, петля из веревки толщиной с указательный палец, на теле - крестик, иконка Христа. Не утопленник, это - казненный.
Завершился Успенский пост 1893 года. Уходил праздник Успения Пресвятой Богородицы. Завтрашний день ожидался столь же светлым и величальным. Он посвящался Иисусу Христу, нерукотворному образу Спасителя.
В этот праздничный день у молодого священника Богоявленской церкви Ширшинского прихода Архангельского уезда и губернии Иоанна Даниловича Родимова родился первенец, которого нарекли Тимофеем. В тот же день, 16 августа младенец был крещен. Его крестным отцом был диакон Заостровского прихода Никандр Михайлович Томихин, а крестной матерью - Глафира Михайловна Родимова, жена старшего брата Николая, служившего священником в Шенкурском женском монастыре.
В сентябре 1896 года отец Иоанн переехал с семьей в Шенкурск, в один из крупнейших городов Архангельской губернии. В доме на Монастырской улице недалеко от Свято-Троицкого женского монастыря, духовником которого стал глава семейства, прошло детство и отрочество Тимофея, его братьев Николая и Льва, сестер Калерии и Валентины. Тимофей, хоть по старшинству и опекал своих младших, но свободное время проводил с отцом в монастыре, постигая азы духовной жизни.
Со временем Тимофей стал учиться в Архангельской духовной семинарии, куда поступил для продолжения духовного образования. Замелькали годы учебы. У о. Иоанна надежда сменилась уверенностью, что старший сын продолжит семейную традицию и священническую династию Родимовых.
1914 год принес первую мировую войну. Патриотические волны всколыхнули Россию. Добровольцы шли в армию, чтобы отстоять честь Отечества.
Идти добровольцем на фронт решил и Тимофей, воспитанник Архангельской духовной семинарии. Отец, узнав о намерении сына, встревожился, но удерживать не стал, благословил его на благое дело. И засиял на груди у Тимофея рядом с нательным крестом образок Христа - знак родительского благословения.
В начале октября 1914 года Тимофей был зачислен в 28-й запасной пехотный батальон, через месяц командирован в Чугуевское военное училище "для прохождения курса", куда был зачислен юнкером рядового звания. В то время для добровольцев был организован четырехмесячный курс обучения военному делу. После его окончания был отправлен в распоряжение штаба Казанского военного округа.
Военную службу Тимофей начал 7 мая 1915 года в 142-м запасном пехотном батальоне. Через месяц был отправлен в 33-ю маршевую роту, а 10 июня зачислен в 217-й Ковровский пехотный полк 4-й армии и направлен на фронт. Воевал Тимофей недолго, чуть больше двух месяцев. 19 августа был тяжело ранен в бою с германцами у деревни Григоровичи.
Выхаживали его в Серафимовском Петроградском лазарете Красного Креста. Велика была сила родительского благословения. Тимофей выжил. Вскоре возведен в чин прапорщика и временно переведен из действующей армии в 11-й запасной пехотный полк, но последствия ранения давали о себе знать.
15 января 1918 года гарнизонной медицинской комиссией он был признан негодным к военной службе "вовек" и исключен из списка запасного полка.
Решение комиссии для 24-летнего Тимофея было тяжелейшим ударом. Он возвратился в Шенкурск. Дома радость - слава Богу, вернулся с войны живым.
Для Церкви наступали тяжелые времена. После декрета "Об отделении государства от церкви", изданного в январе 1918 года, в России началось разорение церквей и монастырей. Зимой 1918 года большевики вторглись в Шенкурский женский монастырь. Отец Иоанн благословил своего старшего сына встать на защиту Веры и Церкви. Тимофей организовал из горожан Шенкурска "Общество ревнителей и защитников Веры православной", позднее возглавил его, став председателем. Это Тимофей и его "ревнители" взяли под охрану монахинь и ценности Шенкурского монастыря, сумели отстоять их. Спасли в тот год монастырь от раззора, а монахинь от изгнания.
Весной 1918 года Тимофей подает прошение епископу Пинежскому Павлу (Павловскому), возглавлявшему тогда Архангельскую епархию, о зачислении его на должность псаломщика. Просьба его была услышана, 21 мая 1918 года он был определен псаломщиком в Шеговарский приход Шенкурского уезда.
К исполнению обязанностей псаломщика Тимофей приступить не успел.
Жизнь уготовила для него новое испытание. В июле 1918 года в Шенкурском уезде вспыхнуло крестьянское восстание. Тимофей с благословения о. Иоанна был среди восставших, среди тех, кто пытался восстановить разрушенные устои государства Российского, был не сторонним наблюдателем, а активным его участником. Восставшими и белой гвардией советская власть в уезде была свергнута.
После свержения советской власти в городе Шенкурске Тимофей стал первым его комендантом. На этой должности пробыл он три дня. Затем занимался охраной арестованных красноармейцев и членов исполкома, чтобы над арестованными расправы не учинили. Один из участников тех событий рассказывал: кто-то из арестантов был болен, и тому посоветовали обратиться к старшему по охране Тимофею Родимову с просьбой об освобождении в связи с болезнью. Тимофей выступил ходатаем перед руководителями восстания об освобождении болящего из тюрьмы, и тот был освобожден.
Восставшие продержались в уезде чуть больше недели. 1 августа 1918 года в Шенкурск вступил отряд красноармейцев. Восстание в уезде было подавлено. Для установления виновников восстания советской властью была создана следственная комиссия. Начались аресты.
Властью были арестованы свыше 300 шенкурян, принимавших участие в восстании. 20 августа 1918 года арестовали и Тимофея. Он значился одним из руководителей белогвардейского мятежа, не только как офицер, служивший в царской армии, но и как сын священника. Его в числе других мятежников заключили в Шенкурскую тюрьму.
В тот же день Тимофея допросил член следственной комиссии при чрезвычайном комиссаре Шенкурского уезда. На допросе он рассказал все без утайки, какие занимал должности после свержения советской власти в городе Шенкурске, что делал. Не скрывал, что был в общении с руководством восстания, в том числе с Максимом Ракитиным. Говоря о минувших событиях, он понимал всю меру ответственности, которая ложилась на его плечи с каждым сказанным словом.
Обвинили Тимофея в контрреволюционной деятельности, припомнили ему и оказание сопротивления советской власти, когда он вместе с жителями города защищал обитель и монахинь Шенкурского монастыря от погрома.
После допроса его отправили в город Вельск, где находился штаб командующего Вельско-Шенкурским районом Северо-Восточного участка Беломорского фронта. В ожидании решения чрезвычайной комиссии Тимофей содержался в одиночной камере Вельской тюрьмы. Под тюрьму оборудовали только что закрытую церковь. Ее стены, пропитанные молитвой и ладаном, еще источали спокойствие и тихую радость. Тимофей воспринимал свое заточение как благодать Божью. Есть время для осмысления происходящего.
Однажды его вывели из камеры за кипятком на кухню. Там находилась арестантка этой же тюрьмы Евгения Карпова, узник успел сказать ей, что ему придется распроститься с белым светом. Она заметила на груди его нательный крест и образок Спасителя. Указав на образок, Тимофей прошептал :
- Это родительское благословение, куда оно меня приведет...
Потом, когда будет устанавливаться личность утопленника, она расскажет на допросе члену Вельской следственной комиссии Вологодского окружного суда об этой встрече. Опознает крестик и образок с ликом Христа, которые были у Тимофея. Опишет его внешность, во что он был одет. Она была единственным свидетелем, кто видел его в Вельской тюрьме незадолго до казни.
Но это будет потом.
24 августа 1918 года, на пятый день после ареста, чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией при штабе командующего Беломорского фронта признала Родимова Тимофея виновным в подготовке и активом участии в белогвардейском восстании в гор. Шенкурске и приговорила к смертной казни через расстрел.
Вечером того же дня в камеру к Тимофею пришли председатель ЧК и два конвоира. Сказав, что его поведут на допрос, накрепко связали за спиной веревкой руки и вывели из камеры. И началось шествие на смерть. Уже пройдены коридоры тюрьмы, тюремный двор. У ворот тюрьмы Тимофей спросил у одного из конвоиров:
- Вы меня расстреливать ведете?
Тот ответил:
- Вы нас расстреливаете, а мы вас не расстреливаем.
И действительно, вопреки постановлению чрезвычайной комиссии, Тимофея Родимова не расстреляли. На берегу реки Ваги те, кто его конвоировал, сделали из веревки петлю и, надев ее на шею арестованному, задушили его. Затем тело вместе с петлей на шее бросили в реку.
Когда обнаружилось тело убиенного Тимофея, казнители заявили, что в точности выполнили постановление чрезвычайной комиссии, виновного расстреляли. Ими, как они утверждали, было произведено четыре выстрела в грудь. Но лживость этих слов была очевидна. На теле убиенного пулевых ранений не было, что и засвидетельствовал при осмотре утопленника врач-эксперт.
Следственная комиссия, проводившая проверку данного факта, признала, что "конвоирами при исполнении приговора над политическим преступником была превышена данная им власть" и дело в отношении этих граждан направила в Вельскую чрезвычайную уездную комиссию.
Вельская чрезвычайная уездная комиссия, рассмотрев это дело, была "удивлена филантропическим отношением к нашим кровным врагам". Комиссия "нисколько не находит преступностью, если бы и был задавлен один из наших тиранов". Поэтому постановила: "дело прекратить".
Тело убиенного Тимофея Родимова, брошенного в реку тайком, не съедено рыбами, не поглощено морскою пучиною, а явлено людям, чтобы они узнали о его действительной мученической кончине. Явлено людям накануне Воздвижения Креста Господня, 26 сентября 1918 года, как свидетельство того, что он, раб Божий Тимофей, не сошел со своего крестного пути, ниспосланного ему Богом.
Принял мученический венец Тимофей Родимов в 25 лет.
Арх. П-6771 УФСБ по Архангельской обл. Ф.-29, оп.-29, дело 294, л.200 Архоблархива.
Светлана Суворова.
"ДЕЛО МАКСИМА РАКИТИНА" Список людей, репрессированных в разные годы ЧК и НКВД за участие в Шенкурском восстании