Родной донос
Мы ехали по заснеженному Архангельску уже 20 минут. Попутчик был старше меня на 30 лет. Знакомы мы с ним были уже 10. Когда я еще не родился, он уже служил в КГБ. Последние годы в отставке так и застыл советским полковником со всеми консервативными минусами и надежными плюсами.
Обычно разговорчивый лишь под рюмку, он вдруг перегнулся, толкнул меня в плечо и показал вправо: "Видишь дом? Я там жил". Я вежливо кивнул в ответ. Он откинулся назад и произнес: "А еще там был расстрелян мой дед".
Я очнулся и догнал взглядом невзрачный пятиэтажный дом.
И я услышал историю.
Их было два брата. Один работал портным в НКВД, шил форму для комсостава, второй служащий советской торговли.
Где портной, там и халтура. Где халтура, там и компания. Он был душевный, краснофлотцы у него часто останавливались. Ну и красноармейцы. В 37-ом портного арестовывают и дают 20 лет лагерей за участие в контрреволюционном мятеже в Холмогорах. Это откуда Ломоносов шел. Еще через четыре года бабке сообщили, что дед умер в лагере от крупозного воспаления легких. Когда его первый сын - дядя моего полковника пришел на призывной пункт и сказал, что отец враг народа, так сразу попал в штрафбат. Второму сыну - отцу моего попутчика , толковый капитан посоветовал написать, что, мол, безотцовщина, и в 45-м он дошел до Берлина.
Потом 53-ий, Жуков, арестовавший Берию, оттепель по Эренбургу, Гагарин. Империя набирала мощь и второй, оставшийся в живых брат арестованного портного, сделал крепкую советскую карьеру. Потом умер. Похоронили и за могилой всегда ухаживали.
- Я после института пошел в КГБ, сначала опером, потом дальше. В 91-м начали массово пересматривать архивные дела политических и реабилитировать народ. Занимались этим мы. Каждому давали пачку личных дел и мы в ночи сидели, читали, разбирались, а вскоре реабилитировать стали списками. Ни одного врага народа я не усмотрел. Одно дело помню: в деревенской глуши пацан на снегу выссал имя Сталин. Его отцу дали 10 лет.
И тут я увидел в папке своего деда. Точнее его фото. Прямо перед самым расстрелом. Дед мой, молодой, но уже старый, а за ним стенка в щербинах от пуль. Признание его, что он шпион английский. И донос его двоюродного брата. Ну, того, за чьей могилой мы ухаживали. Он, конечно, не сам пришел и донес, его вызвали, расспрашивать начали. Потом: хлоп - подписывай. А у него семья, дети свои. Короче, есть что терять. Людоеды. Самые настоящие.
Я взял личное дело из папки выдрал, документы все забрал, книжку красноармейскую, фотографии. Все, в общем. Оставил только постановление о возбуждении дела и приговор. И написал справку: «Дело своего незаконно репрессированного деда изъял полковник ФСБ Елфимов». Печать поставил и подпись, - он хлопнул рукой.
- Викторович, а за могилой не перестали ухаживать? - спросил я.
- Нет, - сказал он, помолчав немного: - Родственник же…
В окне темнел и проносился снежный Архангельск, а мы ехали из холодного прошлого в будущее и смотрели в окно, я думал о том что даже в десятилетии вурдалаков было свое средневековье. И еще. Я был рад, что ни разу за 35 лет мне не захотелось написать донос.
